Лайт Дейтон - Огонь
Между тем, кто-то грубый подхватил его жесткими когтистыми лапами и понес. Тут и пронзила все его тело нестерпимая боль.
* * *Их взяли в плен жутким способом. Муравьи привыкли обездвиживать добычу, обкусывая ей лапы, – чтобы не убежала. Так они поступали и с врагами. Без одной-двух ног противник становится неповоротливым, и над ним легче одержать победу.
Только шестиногие не знали, что человек, лишившийся вдруг ног, может умереть от болевого шока. Из дюжины захваченных в плен людей дорогу до Главного Жилища перенесли лишь пятеро. Среди них был и Красет.
Пришел в себя он только внутри какой-то маленькой пещерки. Душный и влажный воздух обволакивал со всех сторон, над головой нависал ноздреватый камень, вроде песчаника. Света почти не было, слабо мерцали зеленоватые пятна плесени на стенах. Пахло чем-то резким, невдалеке раздавалось зловещее шуршание.
Красет пошевелился.
– О! Пришел в себя, – вполголоса прошептал кто-то. – Ну-ка…
Над ним склонилось осунувшееся лицо с запекшейся царапиной на щеке. Светлые волосы незнакомца, когда-то, похоже, волнистые и красивые, теперь от крови и грязи свалялись в неопрятные колтуны.
– Ты кто? – еле выдавил из себя Красет.
– Сайл, сборщик орехов из Валега…
Валег был небольшим поселком у самого края долины, примерно в полутора переходах от Левеса. Оттуда часто наведывались гонцы-скороходы с приказами и новостями. Красет даже хорошо знал некоторых.
Сайл меж тем продолжал:
– Мы уж тут пятый день торчим – я, да вон Милвер, тоже земляк мой. А тебя рыжие только вчера притащили. Сам-то откуда?
– Из… Ле… веса… Красе… том зовут… – А-а, рыбак, значит. Не повезло. В самый лов, небось, попался?
Сил, чтобы кивнуть, не было, но Сайл, похоже, не нуждался в ответе.
– Понятненько… А нас с Милвером тоже за работой повязали. Мы впятером вышли орехов набрать, как раз они созревать начали. Только первые две корзины набили…
Сайл говорил много, взахлеб – видно было, что этим он старался скрыть гложущий его изнутри страх. Чего-то он смертельно боялся и гнал эту мысль от себя, плел словесную паутину, говорил, говорил, говорил…
–… как эти твари из кустов на нас и набросились. Мы поначалу и не сообразили, что рыжие-то на нас жвалами щелкают, бегут себе мимо – и ладно. Обычно муравьи на людей не нападают, разве нет? Любого спроси… Вот ежели на тропу их забредешь случайно – тогда да, могут и на жвалы поддеть. Так старики говорят. Мы-то с муравьями раньше и не сталкивались, их в наших краях нет. А вообще, кто их, рыжих, знает – чего им в голову придет? Так что мы поначалу опешили, потом все же дошло: шестиногие-то не шутят. А отбиваться все одно нечем. Оружие с собой не брали, даже самого завалящего копья не было – ножи, чтоб орехи выкапывать, и все. Места вокруг десять раз вдоль и поперек исхоженные, кого там бояться? Да и сам знаешь, во время сбора орехов – не до охоты. Так что ни крикнуть, ни пальцем шевельнуть не успели, жвалами раз-раз! – и готово дело. Ни один не ушел. Такие дела… Взяли пятерых, а сюда только меня с Милвером принесли. Остальные… остальные там остались, в пустыне, не выдержали дороги. Три полных перехода без пищи, воды, жара – страсть! Ты-то как добрался? Тяжко было, небось?
– Не… помню…
Говорить было тяжело. Но требовалось выяснить одну вещь. Красет, с трудом выговаривая слова, переводя дыхание после каждого, спросил:
– Меня… принес… ли… одного…
– Нет. Тебя, да еще двоих. Только один сразу почти умер – кровью истек, бедняга, – а второго наутро рыжие куда-то уволокли. Больше мы его не видели.
– Кто…
– Кто они? Один – из наших, валеговских, лесоруб, Хорвагом звали. Жалко парня! У него дома – жена, парнишек трое, мал мала меньше, а он тут… помер. Вот…! – Сайл ругнулся сквозь зубы.
– А второй даже разговаривать с нами не стал, как узнал, что мы под пауками ходим. Под ноги себе плюнул, пробурчал что-то – про рабов, да про смертоносцев еще нечто нелестное… Как он их приласкал, а, Милвер?
– Раскоряки, – прошептал из темноты совсем молодой голос.
– Угу. Я слышал, у жуков-бомбардиров наших хозяев так кличут. Но парень этот, если по виду судить, явно не оттуда – скорее, из пустынников, охотник. Рожа, живот, ноги – все темное, будто его над огнем коптили. Как раз его-то утром и уволокли, а он – ничего, смелым оказался: правой руки нет, бедро все располосовано, а все одно отбивался. Только где ему с этими рыжими гадами совладать!
Красет кивнул.
Значит, и Геммы, и Леклера больше нет в живых. Как и Келы… Ох, зря ты напрашивалась в этот злосчастный поход за рыбой, бедняжка! Сидела бы дома, была бы сейчас хоть и вдовой, но, по крайней мере, живой вдовой…
– Ты лежи спокойно, не двигайся. У тебя это… – Сайл замялся, – ног нет. Я тряпками кое-как перетянул, чтобы кровь унять, но тебе лучше не шевелиться, а то снова пойдет.
Сайл еще долго что-то говорил, и его голос действовал успокаивающе. Красет забылся беспокойным сном.
Когда он проснулся, то долго, до хрипа звал собратьев по несчастью.
– Сайл! Милвер!
Никто так и не отозвался. Красет понял, что остался один. Болели ноги, обрубки опухли, покраснели, воспаление поползло вверх к бедрам, все тело горело, жар выжимал последние запасы воды. Хотелось пить… Красет начал бредить, ему то и дело казалось, что он видит Леклера и Гемму. Рыбак звал их, пытался ползти и тогда образы погибших друзей таяли, и возникала все та же стена с клочьями слабо святящейся плесени. Иногда его окружали толпы свирепых муравьев, готовых сомкнуть жвалы на его шее. Красету чудилось, что они вот-вот съедят его. Тогда он в изнеможении зажмуривался, думал: будь что будет, только бы поскорее… Но ничего не происходило, никто не набрасывался на него, не рвал на части его тело. Пересилив страх, рыбак открывал глаза – вокруг снова было пусто.
Когда на самом деле жесткие зазубрины жвал цапнули его за бок, Красет даже не очнулся. Он так и не понял, что муравьи куда-то носили его. Реальность и бред слились для него воедино. Он уже почти ничего не ощущал, ни голода, ни жажды, только тупую, ноющую боль.
Ночью он умер. На рассвете пробудившийся рабочий муравей, прочесывая Жилище в поисках накопившегося за ночь мусора, подхватил безжизненное тело и вынес его на солнце – подальше от муравейника.
* * *Допрашивать пленных оказалось не так сложно. Он думал, что двуногие будут сопротивляться его напору, попытаются закрыть свой примитивный разум, запрятать поглубже мысли. Он приготовился ломать волю этих ничтожных существ, но они неожиданно легко открылись ему. Двуногие калеки совершенно не сопротивлялись ментальному вторжению – они были обессилены ранами, долгой дорогой, отсутствием пищи.
