Алексей Калугин - Не так страшен черт
Сергей сел верхом на стул, стоявший возле стола, и, основательно водрузив свой квадратный подбородок на сложенные на спинке стула ладони, стал внимательно наблюдать за моими манипуляциями. Я же тем временем провел индикатором над телефонным проводом и обнаружил даже не одного, а целых двух "клопов". Взяв в руку остро заточенный скальпель, я осторожно вскрыл оплетку провода в нужном месте. Вооружившись обычной лупой, я отыскал на проводе крошечную неровность и, подцепив ее лезвием скальпеля, перенес на лист белой бумаги. Увеличение, которое давала лупа, не в пример адскому мини-микроскопу, было слишком слабым, чтобы во всех деталях рассмотреть крошечного робота-шпиона, но тем не менее я не сомневался в том, что это был именно он. Вскрыв шнур в другом месте, я точно таким же образом снял с провода и второго "клопа". Поместив обоих райских шпионов в заранее приготовленный стеклянный пузырек с притертой крышкой, я спрятал его в стол и весело подмигнул Сергею.
- Прежде чем продолжить начатую тему, я должен сделать один короткий звонок, чтобы объяснить своим знакомым, почему они больше не имеют возможности слышать мой голос.
Пододвинув к себе телефон, я набрал код Рая и номер, который оставил мне херувим Исидор.
Трубку на другом конце линии взяли сразу после первого гудка.
- Приемная, - услышал я сладкий ангельский голосок.
- Мне нужно поговорить с херувимом Исидором, - сказал я.
- Секунд очку, - ответил мне голос. - Боюсь, что херувим Исидор сейчас занят, - сказал он через пять секунд. - Что ему передать?
- Передайте, что звонит детектив Каштаков. И я жду его у телефона ровно тридцать секунд.
- Секундочку, - снова повторил милый голосок райской телефонистки.
На сей раз мне пришлось подождать секунд двадцать, прежде чем в трубке раздался знакомый голос херувима Исидора:
- Я слушаю вас, господин Каштаков.
- Вам уже известно, что прослушивание моего офиса прервано? поинтересовался я.
- Что? - растерянно переспросил Исидор.
- Я вытащил "клопов", которых вы снова запустили в мой телефонный шнур.
Херувим предпринял неловкую попытку оправдаться:
- Это какая-то ошибка...
У меня не было ни малейшего желания выслушивать его лживые объяснения.
- Послушайте, уважаемый, - сказал я, перебив херувима на полуслове, - если я обнаружу в своем офисе еще хотя бы одного райского "клопа", то в тот же миг прерываю с вами всякие отношения. Это понятно?
- Да, - сдавленно произнес Исидор.
- Аванс возврату не подлежит, - счел нужным добавить я.
- Конечно, - с готовностью согласился Исидор, после чего сразу же спросил: - У вас уже есть какая-нибудь информация по Соколовскому?
- Кое-что разузнать удалось, - сказал я, не особенно покривив против истины. - Но говорить о конкретных результатах пока еще слишком рано. Я перезвоню вам позднее.
Не дожидаясь, что скажет на это херувим, я повесил трубку.
- Так что ты хотел сказать относительно Симона? - продолжая прерванную тему, спросил я у Сергея.
- Мне кажется, Симонов считает, что отцы "семьи" сильно недооценивают его потенциальные возможности. Он сам считает себя гением в области полулегального криминала, которым главным образом и промышляет "семья". Ради того, чтобы доказать, что он способен на гораздо большее, нежели то, чем ему приходится заниматься, Симонов мог бы пойти на определенный риск.
Об этом же подумал и я, когда речь зашла о том, что могло заставить Симона передать значительную сумму денег человеку, о котором он абсолютно ничего не знал. И если он теперь стремился как можно быстрее и старательнее замести все следы неудавшейся операции, значит, это была не просто афера, благодаря которой Виталик рассчитывал продемонстрировать свой мощный интеллект и незаурядные организаторские способности, а нечто такое, что могло уничтожить его, оказавшись в чужих руках. Не иначе как Симон рассчитывал преподнести отцам "семьи" сюрприз, который должен был пошатнуть все устои сегодняшнего криминального мира, одновременно давая возможность самому Виталику Симонову выдвинуться на ведущую позицию. Но если Симон и воображал себя проходной пешкой, метящей в ферзи, то при этом он отдавал себе отчет и в том, что на пути до восьмой горизонтали его поджидает немало опасностей. Потеряв контакт с Красным Воробьем, который, судя по всему, должен был расчистить ему дорогу к славе, Симон запаниковал. Он убрал своего консультанта по связям с общественностью - единственного человека, которому было известно, что предложил Виталику Красный Воробей и что он хотел или даже, может быть, уже получил от Симона взамен, - и теперь собирался использовать меня в качестве теста на беременность. Сейчас ему нужен был вовсе не Красный Воробей - Симон хотел выяснить, существует ли какая-либо реальная возможность докопаться до истинных целей его контактов с Красным Воробьем.
Конечно, все это были лишь мои домыслы. Единственное, о чем можно было говорить с уверенностью, так это о том, что в любом случае, удастся мне выполнить задание или нет, Симон не намеревался оставлять меня живым. Насколько я знал Виталика Симонова - а знал я его неплохо, - для того, чтобы приговорить человека к смерти, ему не требовалось более веских оснований, чем собственные подозрения. А уж на мой счет подозрений у него будет более чем достаточно. Хватит уже и того, что мне был известен сам факт существования некоего человека, называющего себя Красным Воробьем. Кроме того, имелась у меня одна особенность - я никогда ничего не оставляю без внимания. И если в каком-нибудь другом деле, лет эдак через десять, случайно всплывет имя Красного Воробья, я непременно вспомню о том, где и когда слышал его прежде. Симон же не любил людей с долгой памятью.
- Если бы дело касалось просто денег, то Симон обратился бы за помощью не ко мне, а в НКГБ, - заметил я, посмотрев на своего собеседника.
- А поскольку вся информация, проходящая через НКГБ, непременно просматривается экспертами "семьи", - тут же продолжил мою мысль Сергей, - мы можем сделать вывод: Симонов не хотел, чтобы о его контактах с Красным Воробьем стало известно отцам.
- Почему? - спросил я.
Сергей задумался. При этом губы его сложились бантиком, словно у младенца, который просит соску.
- Должно быть, Симонов боится, что ему придется за это отвечать. А это значит, что он замышлял что-то, чего отцы "семьи" не одобрили бы ни при каких обстоятельствах.
Формулировки, используемые молодым филологом, были слишком мягкими, в особенности если принять в расчет то, что речь, вполне возможно, могла идти о переделе власти в "семье", неизменной атрибутикой которого являются кровавые разборки, заказные убийства и стрельба на улицах. Но в целом парень мыслил верно.
