Роберт Хайнлайн - Луна жестко стелет
Мама неизменно ходила послушать Грегову проповедь, так что и думать не моги в это время взвалить на нее какую-нибудь обузу по дому. А мы, все остальные, бывали там от случая к случаю. Лично я – несколько раз в году, потому что очень любил Грега, который наперед научил меня одному делу, а потом, когда пришлось, помог переключиться на другое и вместо моей руки с радостью отдал бы свою. Но Мама бывала там каждый раз. Это был ритуал, причем не религиозный, поскольку однажды ночью, когда мы шептались в подушку, она призналась, что ни к какой вере с фирменным знаком не принадлежит, только предупредила, чтобы я Грегу об этом не говорил. И я ее о том же попросил относительно себя. Поскольку не знаю, Кто там выдает финты, лишь бы выдавал, и с меня довольно.
Но Грег был для Мамы «младший муж», принятый в семью, когда она сама была совсем молоденькая, первая свадьба после ее собственной. Она питала к нему слабость, которую жутко в упор отрицала бы, обвини ее кто в том, что она предпочитает Грега другим мужьям, но приняла его веру, когда он был посвящен в сан, и вторников никогда не пропускала.
– А может, твой гость тоже захочет сходить в церковь? – спросила она.
Я сказал: «Там видно будет», но так или иначе нам надо было лететь сломя голову. Соответственно, я распростился с ней и замолотил в дверку ванной.
– Ваечка, намазывайся в диком темпе. У нас каждая минута на счету.
– Минутку! – отозвалась она. И не на дамский манер действительно появилась через минутку.
– Ну, и как я выгляжу? – спросила. – Проф, прихватят?
– Вайоминг, дражайшая, я потрясен. Вы были красавицей в прежнем виде, вы красавица и теперь, но узнать вас совершенно невозможно. Вы в полной безопасности, у меня камень с души свалился.
Потом пришлось подождать, пока проф превратится в дряхлого бича. В таком виде он собирался добраться до своего черного хода и лишь потом появиться перед классом в известном всем и каждому облике учителя, чтобы иметь свидетелей на случай, если там его поджидает чмур в желтой робе, чтобы зацапать.
Выдался моментик, и я рассказал Ваечке про Грега. Она спросила:
– Мании, а этот прикид для церкви сойдет? Там яркий свет?
– Не ярче, чем здесь. Работа – высший класс, тебя не засекут. А ты хочешь в церковь? Никто не неволит.
Она призадумалась.
– Вашей мамаше это было бы приятно, я имею в виду твою старшую жену. Разве нет?
– Ваечка, религия – это в элементе твое дело, – без спешки ответил я. – Но лучшего начала для знакомства с семейством Дэвисов, чем поход с Мамой в церковь, не придумаешь. Если ты пойдешь, я с вами.
– Пойду. А я думала, «О'Келли» – это твоя фамилия.
– Точно. «Дэвис» присовокупляется через черточку в официальных случаях. Дэвис – это был первый муж, он уже полвека как помер. Все наши мужики – линия Дэвисов, а жены – «гаспажи Дэвис» через черточку с мужниным именем плюс его личная фамилия. А по-домашнему, единственная гаспажа Дэвис – это Мама, можешь ее так называть, а остальные обычно зовутся по имени и добавляют «Дэвис», только когда на чеках расписываются или что-то в этом роде. Одна Людмила – исключение, она «Дэвис-Дэвис», поскольку может гордиться двойным членством: по рождению и по браку.
– Понятно. Значит, если мужчину зовут «Джон Дэвис», значит, он ваш сын, а если у него еще и другая фамилия, значит, он один из мужей. А женщина в любом случае будет «Дженни Дэвис», не так ли? Как понять, кто жена, а кто дочь? По возрасту? Вряд ли. Тут запутаешься. Сложная штука – клановые браки. И полиандрии тоже. Мой-то случай был попроще. У моих мужей была одна и та же фамилия.
– Без проблем. Если услышишь, как женщина под сорок называет пятнадцатилетнюю «Мама Мила», сразу усечешь, кто жена, а кто дочь. Но такое редко бывает. Взрослых дочерей мы в доме не держим, замуж выдаем. Разве что в гости приедут. А «Нотт» – это фамилия твоих мужей?
– Нет. Они были «Федосеевы»: Чжоу Лин и Чжоу Му. После развода я вернула себе девичью фамилию.
Из ванной выкатился проф, бухтя, как старая развалина, в жутчайшем виде, почище прежнего, и мы двинули через три разные выхода, назначив рандеву в главном коридоре, но не сходясь вплотную. Ваечке нельзя было идти вместе со мной, поскольку меня могли зацапать. С другой стороны, она в Луна-сити не ориентировалась, топография у нас сложная, даже кто здесь родился, запросто путаются, так что я шел впереди, а она так, чтобы не терять меня из виду. А проф следовал сзади на случай, если она всё же не справится.
Договорились, что если меня заметут, Ваечка найдет автомат и звякнет Майку, а потом вернется в гостиницу и дождется профа. Но я-то ни минуты не сомневался, что любого канареечного, который меня вздумает прихватить, хорошо приласкаю рукой номер семь.
Никакого шухера. Поднялся на пятый уровень, прошел весь поселок по пересечке Карвера, поднялся на третий, заскочил на Западный вокзал трубы за чемоданчиком с руками и инструментом, но скафа не взял. Пусть полежит там, пока без надобности. На вокзале болтался один канареечный, но интереса ко мне не проявил. Оттуда – на юг по хорошо освещенным коридорам и вон из города к договорному шлюзу тринадцатый номер в кооперативный туннель до фермы Дэвисов и дюжины других. Думаю, проф там и отвалил, но я не оглядывался.
Потоптался у нашего люка, пока Ваечка не появилась, и вскоре честь по чести доложился:
– Мам, позволь тебе представить. Это Вайма Бет Джонсон.
Мама обняла ее, чмокнула в щечку и сказала:
– Как я рада, что вы к нам заглянули, Вайма, милая! Наш дом – ваш дом.
Теперь понимаете, почему я так люблю нашу старушенцию? Теми же словами она могла бы заморозить Ваечку на месте, но смотрела на вещи просто и Ваечку приняла.
О перемене имени я Ваечку не предупредил, эта мысля пришла мне по дороге. Ведь в доме малышня есть, и пока она дорастет до понимания Вертухаева гадства, ни к чему рисковать насчет детского лепета про «А у нас гостила Вайоминг Нотт», поскольку это имечко значилось в «Особом фонде „Зебра“».
Но Ваечку не предостерег. Салага я был в конспирации.
Однако она врубилась, и хоп-хны.
Грег был уже в своем церковном, до выхода ему оставались минуты. Мама без спешки представила Ваечку линии мужей: Деду, Грегу, Гансу, – потом линии жен: Людмиле, Леноре, Сидре, Анне, – и всё с милой обходительностью. Потом настала очередь детворы.
Я сказал:
– Мам, извини, хочу руку сменить. У нее только бровки на миллиметр подпрыгнули, мол, при детях ни к чему, так что я добавил:
– Да знаю, что времени в обрез, вон Грег на часы зыркает, улавливаю. Но мы с Ваймой тоже в церковь собираемся, так что извини, будь добра.
Она засияла.
– Конечно, дорогой.
Обернулся я мигом. Гляжу, а Мама Ваечку за талию держит. Тут и я засиял.
