Джек Лондон - До Адама
Быстроногая и я воспитывали одного ребенка — мальчика, мы смогли сохранить лишь его одного в течение нескольких лет. Но я абсолютно уверен, что в конце концов он не смог бы выжить в том ужасном климате. А потом, однажды, Люди Огня появились снова. Они спустились вниз по реке, не на катамаране, а в грубо выдолбленном из ствола дерева челноке. Их было в нем трое и одним из них был маленький высохший старый охотник. Они высадились на нашем берегу, и он захромал по песку, разглядывая наши пещеры. Они ушли через несколько минут, но Быстроногая была сильно напугана. Мы все были испуганы, но никто не был напуган до такой степени как она. Она вздрагивала и плакала и была неспокойна всю эту ночь. Утром она взяла ребенка на руки и резкими криками и жестами заставила меня начать наш второй поход. Восемь человек (все что осталось от Орды) остались позади в пещерах. У них не было никакой надежды. Несомненно, даже если Люди Огня не вернутся, они должны были скоро погибнуть. Здесь у моря был слишком плохой климат, мы не были приспособлены к жизни на побережье.
Много дней мы шли на юг по краю великого болота, не рискуя заходить в него. Затем мы повернули на запад, пересекли горный хребет и спустились к побережью. Но для нас там не было места. Там не было деревьев, только суровые скалы, гремящий прибой и сильный ветер, который казалось никогда не стихал. Мы повернули обратно, снова перевалили через горы, повернули на юго-восток пока снова не уткнулись в великое болото. Вскоре мы достигли южной оконечности болота и вновь пошли на юго-восток. Это была хорошая земля. В воздухе разливалось тепло, мы снова были в лесу. Потом мы пересекли невысокую гряду холмов и оказались в еще более привлекательной стране лесов. Чем дальше мы уходили от побережья, тем становилось теплее, и мы шли и шли, пока не достигли большой реки, которая кажется была знакома Быстроногой. Должно быть здесь она провела четыре года, исчезнув из нашего леса. Мы пересекли эту реку на бревнах и высадились на крутом берегу.
Здесь мы нашли себе новый дом, в который трудно было забраться и хорошо укрытый от чужих глаз.
Мне осталось рассказать совсем немного. Здесь мы с Быстроногой и обосновались и стали умножать свое семейство. На этом месте мои видения обрываются. Отсюда мы уже не ушли. В моих видениях нет событий, которые бы происходили вне нашей высокой, недоступной пещеры. И здесь, наверняка, был рожден ребенок, унаследовавший мою эволюционную память, впитавший в себя все впечатления моей жизни — вернее жизни Большого Зуба, бывшего моим вторым «я». Его нет, но он столь реален для меня, что иногда я не могу понять в каком времени живу.
Я часто ломаю себе голову над тем, как это произошло. Я, нынешний, бесспорно являюсь человеком и все же я — Большой Зуб, первобытный — не совсем человек. Где-то на лестнице эволюции эти две стороны моей двойственной личности сошлись. Было ли Племя перед его уничтожением в процессе превращения в людей? И прошел ли я через этот процесс? С другой стороны, мог ли какой-то мой потомок уйти к Людям Огня и стать одним из них? Я не знаю. И нет никакой возможности узнать это. В одном лишь я твердо уверен — в том, что Большой Зуб запечатлел в мозгу одного из своих детей все впечатления его жизни и впечатал их так неизгладимо, что все последующие поколения не смогли их стереть.
Есть еще одно, о чем я хочу сказать, прежде чем завершу свой рассказ. Это сон, который я часто вижу и судя по всему это должно было произойти, когда я жил в пещере на высоком обрывистом берегу реки. Я помню, что ушел в лес далеко на восток. Там я наткнулся на племя Древесных Людей. Укрывшись в чаще, я наблюдал за их играми. Они держали комический совет, подпрыгивая и хором издавая нестройные вопли. Вдруг они замолчали и перестали скакать. Съежившись от страха, они с тревогой искали глазами пути к отступлению. Приближался Красноглазый. Они испуганно отшатывались от него. Но он не пытался напасть на них. Он был одним из них. По пятам за ним следовала на волосатых кривых ногах, упираясь в землю суставами пальцев старая женщина Древесных Людей, его последняя жена. Он уселся в центре круга. Я вижу его сейчас, когда пишу эти строки — нахмурившегося, с горящими глазами, оглядывающего сбившихся в круг Древесных Людей. И разглядывая их, он одновременно сгибает одну из своих ножищ и ее скрюченными пальцами скребет себе живот. В этом весь Красноглазый — сущий атавизм.