Владимир Васильев - Три шага на Данкартен
Целиком примерить на себя снятую с другого человека мнемоматрицу – дело нескольких часов. Но кое-что можно понять практически сразу.
– Есть, шеф! – бодро отозвался Рома. Кажется, близнецы уже осознали, что, возможно, заварили куда более крутую кашу, чем казалось несколько часов назад.
Рома перебросил аварийный пульт на попечение брата и вернулся в «пыточную». Некоторое время у него ушло на то, чтобы освободить пленника от шлема и еще пару минут на подготовку матрицы к трансляции. Рома даже не стал освобождать себе кресло, просто напялил шлем на голову, навалился локтями на край пульта, насколько позволяли короткие, похожие на гофрированные кишки провода, и врубил трансляцию.
Через шесть с небольшим минут Роман Матвеев, стажер разведывательной миссии в составе группы лейтенанта Юрия Шевелы, содрал с головы мнемошлем, швырнул его на пол (шлем пола не достиг, повис на проводах), поспешно прошел к шлюзу и покинул пределы схрона. Ничего не подозревавшие разведчики-пеломенцы не успели его остановить или задержать.
Роман направился на северо-восток, в сторону Раймы. Если совсем точно – по касательной к северным окраинам.
Солдаты, что околачивались неподалеку от схрона, почти сразу после этого дружно отступили и двинулись следом за Романом.
– Твою мать! – выругался Юрий, совершенно сбитый с толку. – Рома вышел! Что такое? Сёма, в «пыточную», глянь что там?
Стажер уже и сам покинул боевые пульты и кинулся к креслу с пленником. Юрий торопливо перевел наблюдение из ручного режима в автоматический, дал необходимые указания сторожу и поспешил в «пыточную».
Едва Юрий миновал внутренний шлюз, следом ворвался взъерошенный Валентин Беркович. А в следующий момент лейтенант и сержант встретились с недоумевающим взглядом стажера.
– Ше-еф, – сообщил Сёма, растягивая от удивления гласные, – за-апись стерта-а…
Юрий и Валентин переглянулись, в надежде хоть что-нибудь понять.
Тщетно.
– Дьявол! Валик, давай-ка, оживляй языка! Что-то мне подсказывает: он многое может нам рассказать!
Беркович послушно сунулся к креслу, склонился и вдруг медленно выпрямился.
Голос его был глухим и безнадежным:
– Шеф! Язык нам много не расскажет. Вообще ничего не расскажет. Он мертв.
В «пыточной» повисла натянутая, как снасть во время шторма, тишина. Только неусыпный сторож время от времени издавал размеренное «биип-биип!», возвещая о стабильной обстановке вокруг схрона.
Юрию показалось, что сторож издевается.
* * *– Ну, докладывай, – велел шеф и Юрий инстинктивно втянул голову в плечи. Докладывать о невозможном – велика радость!
Канал связи провесили со всеми мыслимыми и немыслимыми осторожностями. Долго слушали эфир и рассылали ложные передачи. Настоящую спрятали в потоке ложных; сколько раз сигнал кодировался и декодировался, пока достигал пеломенского крейсера и бортовой станции дальней связи, Юрий даже не знал.
Сколько не оттягивай неприятный момент, начинать все равно когда-нибудь придется. Словно головой вниз со скалы в океан, Юрий нырнул в скользкое состояние «доклад недовольному начальству».
– Группа высадилась в штатном режиме, без задержек и происшествий. Схрон также развернут без неожиданностей. В первые сутки я дал следующие задания: стажерам – попытаться взять языка, отдал им западный сектор. Сержанта Берковича направил в ближайший перспективный город, в Хаспер. Сам совершил вылазку в северный сектор. Стажеры языка взяли практически сразу, в первый час по выходу из схрона, поэтому их вылазка получилась короче, чем планировали. Мы с сержантом выработали полные оперативные миссии, я даже лишних часа полтора прихватил. Данные, добытые Берковичем, сами по себе интересны, но к случившемуся прямого касательства не имеют, поэтому подробный отчет я отошлю позже.
Теперь о моей вылазке. В двадцати восьми километрах севернее схрона я вышел к дороге, а спустя некоторое время – к придорожному селению. Первым делом проверил, как водится, местную харчевню. Попутное замечание: селение показалось мне слишком малым, чтобы иметь такое внушительное заведение – с комнатами для ночлега и постоялым двором. Настоящая таверна, а не харчевня. Но через селение проходит тракт, ведущий в столицу Данкартена Райму, а значит тут масса путников, многие из которых денежны и знатны. Так что с таверной, видимо, все в порядке. В селении говорят и пишут на всеобщем, местный акцент в речи носит слабовыраженный характер; в надписях (по крайней мере, в тех, что я видел) вообще не заметно отклонений от стандартного всеобщего. Серебряные деньги берут охотно. Я расплатился полукаледоном Новой Зенго. Хозяин таверны Сойон Харпик (таверна, кстати, зовется вполне в средневековом духе – «Белый кентавр») сначала решил, что мне нечем расплатиться, поэтому предложил отработать обед. Я отработал – наколол дров.
– Постой, – прервал шеф. – А причем тут тогда полукаледон, если отработал?
– Халявное пиво показалось мне невкусным, – невозмутимо пояснил Юрий.
– Я предпочел дорогое, но качественное.
– Эстет, тля… – пробормотал шеф.
Юрий оставил последний комментарий без внимания – шеф часто подначивал подчиненных. Причем, следует признать, большею частью за дело.
– В течение десяти, примерно, минут я имел беседу с хозяином и пытался вызвать того на монолог о текущем состоянии дел в Данкартене, но с меня потребовали объяснений кто я и откуда. Решив заодно проверить степень легковерности аборигенов, я сплел байку о землях на востоке и о том, что меня высадили на побережье моряки. По реакции Сойона Харпика можно сделать следующие выводы: мореплавание на Данкартене либо развито слабо, либо вообще не развито; о восточном архипелаге на материке не знают; к байкам местные относятся сдержанно, чтобы не сказать настороженно. Так что легенды себе придется прорабатывать как можно тщательнее.
Шеф фыркнул, вероятно пытаясь намекнуть, что легенды всегда следует прорабатывать тщательно, но девятилетний опыт работы подсказывал Юрию: бывают миры, где совершенно незачем корпеть над правдоподобной историей. Проще наврать с три короба, прямо с ходу – легче поверят. К сожалению, Данкартен – иной случай. Впрочем, недоверие могло оказаться личной чертой Сойона Харпика. Но, опять же, опыт подсказывал Юрию, что хозяин таверны – как правило зеркало аборигенного социума.
– Беседу с Харпиком прервали солдаты, девять рядовых и офицер. Поскольку меня начинало поджимать время, да и не понравились мне, откровенно говоря, эти солдаты, я потихоньку из таверны убрался и тихо-мирно добрался до схрона. Вот тут-то и началось самое интересное.
