Евгений Лукин - Сокрушитель
«Эмпирически… — с нежностью вспомнил Колян. — То есть на ощупь…» Он поднялся, доковылял до окна и, рискуя утратить равновесие, встал на цыпочки. Обхватив обеими руками прохладный шершавый металл, запрокинул лицо и скосил глаза в черное гулкое жерло.
— Колян… — испуганно прошелестело оттуда. — Слышь, Колян…
— А? — не менее испуганно отозвался Цоколев.
— Рви когти, Колян… Сосчитали тебя, понял?..
Руки сами собой разжались, и Цоколев, рухнув на пятки, едва устоял на ногах. «Сосчитали…» — вновь ужаснувшись, мысленно повторил он и огляделся.
Рвать когти!
Куда?
На улицу, к Нинке…
Стены коридорчика были как намагничены: стоило сделать неверный шаг — и Коляна буквально присасывало к обоям.
— Что? Достукался? — злорадно осведомился из санузла осмелевший в отсутствии хозяйки давешний мужской голос. — Сосчитали голубчика?
Цоколев шарахнулся, отлип от стены и толкнул незапертую дверь. Рискуя жизнью, сверзился с пятиступенчатой лестницы и выпал из подъезда во двор.
Дом был оцеплен бронетехникой. Угрюмые танки и серо-зеленые бородавчатые бронетранспортеры напоминали припавших к земле динозавров. Трудно сказать, из каких глубин генетической памяти всплыл этот образ. Откуда, в самом деле, филологу Цоколеву было знать, как выглядит динозавр в засаде?
Но что самое жуткое — все стволы целились именно в Коляна. Прямой наводкой.
Облился потом, попятился и тут же уразумел, что из-под прицела так не выйдешь. Ринулся вправо. Взвыв, дернулись орудийные башни, скрипнули турели крупнокалиберных пулеметов — и Цоколев снова оказался на мушке.
«Сейчас шарахнут… — безвольно обмякнув, подумал он. — Нина, где ты?..»
Нинки нигде видно не было. Неужели… Колян осмотрелся, страшась углядеть где-нибудь неподалеку свежую воронку, обломки швабры и растерзанное разрывом тело. Но воронок (как, впрочем, и тел) во дворе не наблюдалось.
Подъезд унесло шагов на десять. «Не дойду», — с отчаянием подумал Колян. Однако дошел. Ввалился внутрь и, хватаясь за перекрученное железо перил, полез вверх по пяти бесконечным ступеням.
Сосчитали…
Как нелепо, как страшно!..
Зачем жил? Страдал! Мыслил! Ссуды брал!..
* * *
— Ну ты где ходишь? — сурово осведомилась Нинка, непонятно каким образом снова оказавшаяся в квартире. Швабра стояла прислоненная к стенке. Из форточки угрюмо торчала все та же пушка. Пьяный в дымину Витюлек застенчиво ежился и, обаятельно улыбаясь, разводил руками.
— Т-там… — кривясь от ужаса, выговорил Колян. В позе иероглифа он лепился вдоль косяка.
Нинка насупилась.
— Чего морду скуксил? Давай вон разливай лучше!
У Коляна тряслись губы.
— Сосчитали меня!.. — Голос его сорвался в рыдание.
У Витюлька мистически просияли глаза, и он мигом наполнил стопки.
— Сосчитали! — воскликнул он, выпрямляясь и лихо отставляя локоток. — Это отрадно! Это знакомо до слез! Сосчитали… Но, господа! Мы все сосчитаны уже с момента рождения… Нет! С момента зачатия! Именно тогда начинают поступать на нас из женской консультации первые материалы… О нас помнят! О нас беспокоятся! И какой это ужас, господа, когда по чистой случайности мы остаемся иной раз несосчитанными!.. Юноша идет в армию, а там ему говорят: «Вас нет в списках. Восемнадцать лет назад военком праздновал День Победы и забыл, понимаете, забыл внести…» И я спрашиваю вас: как ему теперь жить дальше, этому юноше? Это трагедия, господа! Если он даже захочет отдать жизнь за Родину, то просто не сможет этого сделать. Разве что в частном порядке…
Колян подобрался к столу, сграбастал стопку и упал на табурет, не сводя с тамады завороженных глаз. Он понимал, что никакого Витюлька нет, что Витюлек — просто-напросто белая горячка, но черт возьми! Как говорит! Век бы слушал…
— Вы скажете: да, но ведь дом окружен бронетехникой! — вскричал Витюлек. Колян вздрогнул и чуть не расплескал водку. — Тем трогательнее, господа, тем трогательнее! В последнее время Родина о нас почти забыла. — На ресницах оратора блеснула слеза. — На нас не стучат, нас никуда не вызывают. Могут, правда, застрелить на выходе из подъезда, но опять-таки — как бы в частном порядке… Господа! — прочувствованно закончил он. — Я предлагаю выпить за то, чтобы мы всегда были друг к другу внимательны.
Цоколев прослезился. У него даже защемило сердце при мысли, что вот выпьет сейчас Витюлек — и снова исчезнет.
Ничуть не бывало. По-прежнему держа локоток на отлете, Витюлек лихо кувыркнул стопку в рот — и ничего не случилось.
«Ах да, — вспомнил Колян. — Это ведь я должен выпить… Не буду!»
Он решительно отставил водку, но тут на него прикрикнула Нинка.
С неохотой и сожалением Цоколев выцедил мерзкий самопал, оставив, однако, левый глаз приоткрытым, чтобы не пропустить момент исчезновения. И опять промахнулся. Гость исчез лишь после того, как выпила сама Нинка. Впрочем, оно и понятно: Витюлек ведь был порождением ее фантазии. Так сказать, мужчиной ее грез…
* * *
А потом и Нинка куда-то пропала. Наверное, вышла. Оставшись вновь наедине с дульным тормозом, Колян затосковал. Ну почему? Почему Витюлек — горячка, а пушка — реальность? Почему не наоборот? С ним так хорошо, а с ней так неуютно! Ну не вписывается она в квартиру, хоть убей…
Колян всхлипнул и, взяв бутылку за горлышко, поглядел на просвет. На донышке еще плескалось.
«Вот так и мы, — подумалось ему. — Живем-живем, а потом смотрим: жизни-то — чуть на донышке…»
Хотел зарыдать, но тут возникла из воздуха ухватистая лапа, изукрашенная синеватыми крестиками, перстнями, датами, именами, и бутылку решительно изъяла. Колян даже рыдать раздумал.
Поднял голову и увидел перед собой двух рослых незнакомцев, один из которых неспешно прятал в карман отмычку, а другой брезгливо рассматривал водочную этикетку. Потом простер руку и, повторяя беспощадный жест Нерона, повернул бутылку горлышком вниз. Водка что-то пролепетала торопливо — и вылилась.
— Ну ты, начитанный! — тихо и задушевно обратился изверг к Николаю. — Минздрав предупреждает: завязывай бухать! Шланги вырву и на кулак намотаю, понял?
— Паяльничком его, паяльничком! — подтявкнул голос из санузла.
Незнакомцы изменились в лице и переглянулись. Владелец отмычки нахмурился, вышел в коридор, скрипнула дверь туалета — и в тот же миг Коляна изумил истошный вопль, впрочем, быстро перешедший в хрип… Слышно было, как убийца открывает кран в ванной и моет руки.
Цоколев сидел окаменев.
— А не вякни он из сортира, — назидательно молвил татуированный, — глядишь — и жив бы остался…
