Макс Фрай - Секреты и сокровища
Мои предприятия
самолёт
В моём самолёте будет три салона для курящих: для тех, кто предпочитает сигареты, для тех, кто предпочитает сигары и для тех, кто предпочитает трубки. Салона для некурящих не будет — не летайте моим самолётом, ревнители здоровья и любители пробежек! В моём самолёте прекрасные стюардессы, строгие тоненькие девочки в афрокосичках, в шелестящих волнительных юбках, босиком, будут разносить ледяную водку и горячие закуски, уютные пледы и книги — пожалуйста, по специальному книжному меню. Сиденья в моём самолёте позволят вытянуть перед собой самые длинные ноги, столики будут застилать льняными салфетками, и столовые приборы будут из серебра. В моём самолёте будут душевые кабины и гардеробная с костюмами напрокат — если вы, например, вылетели на карнавал в спешке и не приобрели костюма. Рейсы моего самолёта будут причудливы и порой необъяснимы, а в билетные книжки будет вложен цветок, лотерейный билет или тонкая шелковая нить.
отель
Чем вы там прилетите, приплывёте, прибудете на пятый путь — вас встретит девушка в пышной юбке, в туфельках с ремешками вокруг лодыжки, на плоском каблучке. Девушка с гладкой причёской, с родинкой на щеке, и её Кадиллак, с откидным верхом, с сидениями красной кожи, с серебряным клаксоном — вас отвезут на мой остров. На остров ходит паром. Пляжи крохотные, белый песок, дом с просторной верандой, для каждого свой, оплетённый виноградом, отгороженный бугенвиллиями и кустами чайных роз. Низкие, мягкие кровати, полог белёного полотна, кресла-качалки, подушки бархатные, ванна на львиных лапах перед обширным окном. На веранде гамаки и шезлонги, стол, укрытый узорчатой, в мелких бледных розах, скатертью, на завтрак омлет с грибами, кофе, чай, молоко в высоком белом кувшине, апельсиновый сок, газета островных новостей — расписание движения парома, сегодняшнее меню, время начала прилива, в бухту заходили дельфины, не перебирайтесь босиком через покрытый водой участок на дороге к гроту — там водятся морские ежи. После захода солнца фейерверк и маскарад в долине, в ближнем баре пианист, в дальнем, побольше и под открытым небом — крутят фильмы. В стеклянных с коваными рамами фонарях — свечи. Фауна острова: бабочки, летучие мыши, гнездовье чаек, черепахи, колибри, кошки и смешные, ласковые носатые местные зверьки. Флора разнообразная.
кофейня
Заходите, заходите! Оставьте за дверью ветер и слякоть, накиньте плащ на медный крюк слева от входа, поставьте сушиться раскрытый зонт. Доброго вечера, рада вас видеть. Присаживайтесь здесь, у стойки, поболтаем. Горячего шоколада, кофе с пряностями? Ручка кофейной мельнички вращается с тихим скрипом. В пузатую тёмную джезву ложкой на длинной, тонкой, витой ручке кладу свежесмолотый кофе и, может быть — мёд, может — корицу, кардамон, или можно слегка присолить. Вам что больше по вкусу? Сегодня здесь малолюдно — вы да те двоё влюблённых в дальнем уголке, в нише, в зелёных бархатных креслах, придвинутых к овальному столику на кованых ножках, с мозаичной столешницей. Наша беседа вполголоса им не помешает. Ставлю на стойку блюдце и чашку — блёклые розы и ленты на кремовом нежном фарфоре. Хотите пирожное? Да-да, разыскивала все эти мелочи по блошиным рынкам, по крохотным неприметным магазинчикам — дагерротипы, исправный граммофон, пластинки к нему. Кресла плетёные, бархатные диванчики, подушки и валики. Посуду — истончившиеся старинные чашки, бокалы дымчатого стекла, серебряные вилки. Розы и свечи привозят каждое утро, а пирожные и круассаны я заказываю в пекарне здесь по соседству, через два дома. Завтракая, можно пролистать газету, никаких плохих новостей, анонсы спектаклей, расписание фильмов и выставок, немного сплетен. По четвергам, вечерами, играет оркестр.
бордель
Улочка тихая, тупичком. На углу старуха держит шляпную лавку, от неё наискось кафе. Днями гарсон в длинном фартуке скучает в дверях, у белой рубахи закатаны рукава. Дальше дом, длинный, поветшавший, вывеска тусклым золотом и вовсе никакого над дверью нет фонаря. В зале диванчики потёртым бархатом обитые, медные гвоздики впились, держат пурпурную ткань. Вечерами оркестрик — аккордеон, виолончель. дДевочки спускаются с этажей, ведут рукой по перилам — классические типажи. «Француженка» хрупкая, трогательная шейка, стрижечка, туфли на ломких золочёных каблучках. «Прекрасная еврейка»: газельи глаза, облако вьющих волос подхвачено лентой, тяжелые груди. «Турчанка» в шальварах. «Знойная негритянка» с дерзким ртом, с золотыми крупными кольцами в ушах, с жемчужиной в пупке. «Испанка» в монистах, с розой, пурпурной розой. Подают шампанское, икру. Зеркала над кроватями, узорчатое бельё, пологи, биде за ширмой, расчетная книжка заложена павлиньим пером. По вторникам закрыто — у девочек прогулка, парк, магазины, кино. А по выходным отпускаю к мессе.
Ольга Морозова
Эшвиш
Эшвиш, как обычно, пришел на работу без пяти девять. О такой работе мечтали многие — сидишь в теплом кабинете, от звонка до звонка, заполняешь карточки, заносишь в компьютер. А вечером домой. Красота. Не то, что за гроши рвать спину тяжелыми мешками или на ледяном ветру покрывать раствором новую кладку. Эшвиш сидел за столом и тупо разглядывал серый заоконный пейзаж — до начала рабочего дня было еще пять минут. Он всегда старался прийти пораньше, потому что за опоздания сурово штрафовали, и даже провели пару показательных увольнений. До сих пор Эшвишу удавалось не опаздывать. Поэтому никто на работе не догадывался, что ранние пробуждения для него являлись самым настоящим ужасом. И подвигом.
До самого рассвета Эшвиш мог делать все, что угодно. Единственное, чего он не мог — спать. К утру он задремывал, успевал увидеть во сне что-то высокое и летящее, но совсем скоро ему приходилось выдирать себя из теплой постели. Жизнь превращалась в ад каждое утро. И так было до самого вечера. Только когда в длинных офисных кабинетах загорались тусклые лампы, Эшвиш начинал себя хоть как-то чувствовать.
Сегодня предстоял день выплаты премий, а Эшвиш едва не опоздал. В прошлом месяце он проспал и пришел на работу в девять ноль пять. Премию ему тогда не дали. Эшвиш задумался о постели и быстро выпрямился. Не хватало еще заснуть…
У него был один секрет. Маленькая подушка, набитая сушеными травами, в нижнем ящике стола, закрытом на ключ. На ее атласной поверхности можно было выспаться буквально за четверть часа. Подушку ему когда-то подарила мама.
Она умерла восемь лет назад. Еще до того, как он стал взрослым и получил хорошую работу. Она не дожила до его совершеннолетия. И некому было рассказать ему в самый торжественный день, кто он такой и как ему следует жить дальше…
