Герберт Уэллс - Машина времени (сборник)
Он снова взял лампу, и мы молча вернулись вместе с ним в курительную комнату. Затем Путешественник во Времени проводил нас в переднюю и помог Издателю надеть пальто. Врач заглянул хозяину в лицо и нерешительно заметил, что у него переутомленный вид. На это Путешественник во Времени громко рассмеялся.
Я помню и теперь, как он стоял в открытых дверях и несколько раз крикнул нам вслед: «Спокойной ночи!» Я поехал на извозчике вместе с Издателем. Он считал рассказ Путешественника во Времени «эффектным вымыслом». Но я не мог составить себе никакого определенного мнения на этот счет. История была в высшей степени фантастична и невероятна, но рассказана она была очень правдиво и искренно. Я не спал всю ночь, думая об этом.
На следующий день я решил зайти проведать Путешественника во Времени. Мне сказали, что он в лаборатории. Я хорошо знал расположение комнат в его доме, поскольку часто бывал у него в гостях, и потому отправился прямо в лабораторию.
Но там никого не было. Несколько минут я смотрел на Машину времени, потом чуть-чуть дотронулся до ее рычага. В тот же момент ее плотная масса, казавшаяся такой прочной, заколыхалась, как ветка от порыва ветра. Ее неустойчивость очень изумила меня, и почему-то в голове промелькнуло смешное воспоминание о том, как мне запрещали в детстве трогать разные вещи.
Я вернулся назад через коридор. Путешественник во Времени встретил меня в курительной комнате. Он выходил из дому. В одной руке у него была фотографическая камера, а в другой – дорожная сумка.
Увидев меня, он засмеялся и, так как обе руки у него были заняты, протянул мне локоть.
– Я страшно занят, – сказал он, – все та же самая штука…
– Это не какая-нибудь мистификация? – спросил я. – Вы и в самом деле путешествуете во времени?
– Разумеется, – ответил он.
Он открыто посмотрел мне в глаза и остановился в нерешительности. Потом обвел взглядом комнату и произнес:
– Мне нужно всего полчаса времени. Я знаю, зачем вы пришли, и это очень мило с вашей стороны. Вон там лежат журналы. Если вы останетесь завтракать у меня, я докажу вам с полной очевидностью возможность путешествия во времени. Я привезу вам образцы и все прочее… Вы извините меня, если я вас оставлю?
Я согласился, едва ли в полной мере понимая значение его слов. Он кивнул мне и прошел в коридор.
Я слышал, как хлопнула дверь его лаборатории, и, усевшись в кресло, принялся читать газету.
«Что ж он собирается делать до завтрака?» – подумал я.
Потом вдруг я обратил внимание на одно газетное объявление и вспомнил, что у меня в два часа назначено свидание с издателем Ричардсоном. Посмотрев на часы, я увидел, что времени остается очень мало, и еще раз пошел по коридору в лабораторию: предупредить Путешественника во Времени, что мне надо уйти.
Когда я взялся за ручку двери, то услышал восклицание, как-то странно оборвавшееся, а вслед за ним какой-то треск и удар. Я открыл дверь. В лицо мне ударил ветер, и я услышал звон разбитого стекла.
Путешественника во Времени в лаборатории не было. На мгновение передо мной промелькнуло неясное видение, какая-то фигура в вихре из черного дерева и бронзы. Эта фигура была так прозрачна, что сквозь нее была отчетливо видна стоявшая позади скамья, на которой были разложены чертежи. Не успел я хорошенько протереть глаза, как видение исчезло.
Машина времени тоже исчезла. В дальнем углу лаборатории ничего не было: лишь медленно оседало облако пыли. Одно стекло под потолком, судя по всему, было только что разбито.
Я оказался в тупике. Я чувствовал: произошло что-то странное, но никак не мог понять, что именно.
Пока я стоял и в недоумении смотрел по сторонам, дверь в сад открылась и на пороге появился слуга.
Мы взглянули друг на друга.
– Что, мистер… вышел отсюда? – сбросив оцепенение, спросил я слугу.
– Нет, сэр. Никто не выходил. Я как раз думал, что найду его в лаборатории.
Тут я все понял. Рискуя огорчить Ричардсона, я остался ждать Путешественника во Времени и его второго, возможно, еще более странного рассказа, а также обещанных им образцов и фотографий.
Но я начинаю опасаться теперь, что мне придется ждать его всю жизнь. Путешественник во Времени исчез три года тому назад, и всем известно, что он до сих пор не вернулся!
Эпилог
Нам не остается ничего другого, как только удивляться и строить догадки. Вернется ли он когда-нибудь?
Может, он унесся в прошлое и оказался среди кровожадных волосатых дикарей раннего периода каменного века, когда люди еще не умели обтачивать оружие из камня. А может, он попал в бездны мелового моря или к чудовищным ящерам и огромным земноводным юрского периода…
Может быть, он и теперь – если, конечно, в данном случае можно применить слово «теперь», – бродит по кишащему плезиозаврами оолитовому рифу или разгуливает по пустынным берегам соленых морей триасового периода…
А может, он опять отправился в будущее, но не столь отдаленное, как в первый раз, и в этом будущем люди еще остаются людьми, хотя уже разрешены все трудные задачи нашего времени и все запутанные проблемы. Словом, он попал в период расцвета человеческой расы…
Я, по крайней мере, никак не могу допустить, чтобы наш век слабых экспериментальных попыток, отрывочных теорий и взаимных разногласий был кульминационным пунктом развития человечества. Так мне кажется. Но у него был очень пессимистический взгляд на прогресс человечества.
Я это знаю, потому что давно, задолго до всей этой истории с Машиной времени, мы с ним толковали о прогрессе. В развивающейся цивилизации он видел лишь бессмысленно нагромождаемую груду, которая должна была в конце концов рухнуть и задавить тех, кто ее сооружал…
Если все так и будет, нам не остается ничего иного, кроме как жить, делая вид, будто этого не случится. Мне лично будущее представляется темным и неизвестным. Оно полно неведомого, и только воспоминание о рассказах Путешественника во Времени освещает некоторые пункты.
А для своего утешения я храню два странных белых цветка. Засохшие, потемневшие, с хрупкими лепестками, они свидетельствуют о том, что даже после бесследного исчезновения человека с его силой и умом благодарность и взаимная привязанность продолжают жить.
Рассказы
В бездне
Лейтенант стоял перед стальным шаром и жевал сосновую щепочку.
– Что вы думаете об этом, Стивенс? – спросил он.
– Это, пожалуй, идея, – неуверенно протянул Стивенс.
– По-моему, шар должен расплющиться, – сказал лейтенант.
– Он, кажется, рассчитал все довольно точно, – произнес Стивенс бесстрастно.
– Но подумайте об атмосферном давлении, – продолжал лейтенант. – На поверхности воды оно не слишком велико: четырнадцать футов на квадратный дюйм. На глубине тридцати футов – вдвое больше; на глубине шестидесяти – втрое; на глубине девяноста – вчетверо; на глубине девятисот – в сорок раз; на глубине пяти тысяч трехсот, то есть мили, это будет двести сорок раз по четырнадцать футов. Итак, сейчас подсчитаем, – тридцать английских центнеров, или полторы тонны, Стивенс. Полторы тонны на квадратный дюйм! А глубина океана здесь, где он хочет спускаться, пять миль. Это значит – семь с половиной тонн.
