Нил Гейман - Интермир
А вот лицо…
Как бы получше описать это незабываемое зрелище? Один взгляд – и ночные кошмары до конца жизни обеспечены.
Представьте себе человека, который начал превращаться в гиену, как оборотень – в волка. Вот только процесс почему-то не завершился: пол-лица – звериная морда, половина бороды – собачья щетина, зубы острые – удобно падаль рвать, красные поросячьи глазки с горизонтальными, как у хорька, зрачками. Нос приплюснутый, а пасть периодически кривится в жутком подобии улыбки.
Чем-то он напоминал Анубиса, египетского бога с шакальей головой, провожавшего души мертвых на суд богов. Подходящее описание, учитывая, что он со мной собирался сделать.
Ужас наводил не столько его вид, сколько осознание того, на что способно существо с таким жутким обличьем. Сразу видно: кошмары для этой чудовищной твари – радость и счастье жизни, танцы на лужайке, как в «Мэри Поппинс».
Лорд Догнайф оскалил в ухмылке острые зубы и произнес липко-шипящим, как болотный газ в медовой глазури, голосом:
– Мы так расстроились, что ты от нас ускользнул месяц назад, Джозеф Харкер. Спасибо, что вернулся. Вы правы, госпожа Индиго, – он повернул к ней свою гиенью голову, – это самый сильный Путник за последнее десятилетие, нюхом чую. Отличное топливо для «Малефика».
От одного взгляда его жутких глаз хотелось кричать.
– Тебе повезло! – продолжил он. – Только на этом корабле мы сможем полностью очистить тебя от всего лишнего: содрать по клочку кожу, мясо, волосы, кости и жир, освежевать и разделать, оставив только самую суть – силу, которая Перемещает тебя между мирами и дает нам возможность бороздить Нигде-и-Никуда. Только на «Малефике»… Уведите его!
Слуги схватили меня и потащили прочь.
Надо мной вспыхнул разноцветный фейерверк. Краем глаза я уловил знакомые радужные переливы, и на сердце стало легче – Тони спешил на выручку, собираясь телепортировать меня отсюда, как в прошлый раз, когда мы с ребятами попали в ловушку.
– А вот и мутныш, милорд! – спокойно и безмятежно произнесла госпожа Индиго.
– Собственной персоной, – с тем же спокойствием пробасил лорд Догнайф. – Я и не сомневался.
На раскрытой ладони монстра засверкала стеклянная пирамидка наподобие призмы. Поставив ее на пол, лорд Догнайф отступил на шаг и вполголоса произнес какое-то слово вроде «тотещеживоглот», хотя вряд ли именно это. Полыхнуло темнотой – не тем неоново-фиолетовым, которым подсвечивают афиши, заставляя их переливаться, а самым настоящим черным светом, обсидиановым, как будто лампочка взорвалась, только в негативе. Мгла накрыла Тони, он побелел и начал съеживаться.
Бедный мутныш закричал бы, если бы мог.
– Нет! – завопил вместо него я, хотя толку от этого не было никакого. В темных лучах пузырик сжался. Темные сполохи пропали, втянувшись в пирамидку, и отпечатались на радужке белой вспышкой. Лорд Догнайф поднял призму. Даже издалека видно было, как возмущенно-красным и взбешенно-алым переливается внутри маленький шарик.
– Мне передали, что этот живчик от тебя ни на шаг, поэтому я нашел место, куда его упрятать. Когда-то мы пользовались этими сосудами, колонизируя дикий хаос между мирами – эти твари все время путались под ногами. Пусть посидит тут десять или двадцать тысяч лет – если и вылезет, то будет уже не наша забота.
Он сунул призму в складки одеяния.
– Я всегда мечтал… – начал лорд.
Трудно вообразить, чего стоило выдерживать его взгляд, когда он обращался прямо к тебе, сверля в упор зрачками. Даже если он говорил с кем-то еще, было несладко, но его глаза видели все плохие поступки в моей жизни, отбрасывая остальное за ненадобностью.
– Я всегда мечтал о том, чтобы когда-нибудь поработить мутнышей и задействовать их энергию так же, как силу Путников. Тогда мы в два счета завоевали бы любой мир, любую Вселенную, подчинили бы все живое на свете. К сожалению, пока это невозможно. Мир, который попытался это совершить, превратился в космическую пыль, от него остались осколки не крупнее бейсбольного мяча. Так что нам приходится довольствоваться жизненной силой детишек вроде тебя. – Лорд Догнайф подмигнул, как будто приглашая посмеяться над похабным анекдотом. От монстра исходил тот самый жуткий трупный смрад, из-за которого было невозможно дышать. Запах пыли не мог перебить гнилой вони.
Никому никогда не удавалось нагнать на меня такого страха. Возможно, тут не обошлось без магии, хотя лорд и без нее отлично справлялся.
– Может быть, тебе легче провести остаток жизни – ближайшие тридцать – сорок минут – сознавая, что твоя суть (или душа – как тебе, мальчик, угодно) и суть остальных юных Путников приведет в движение наш флот, который предоставит мне – нам, моему народу – власть над всем тем, что мы по праву заслуживаем. Ты счастлив, мальчик?
Я промолчал. Лорд обнажил желтые клыки в подобии дружелюбной улыбки.
– У меня к тебе предложение: встань передо мной на колени, поцелуй мои ноги, поклянись служить мне верой и правдой до конца жизни – и я пощажу тебя. Топлива для флотилии у нас достаточно, мы взяли в поход все склянки с душами. Ну что, будешь в ножки кланяться? – Он выпростал из-под одеяния громадную, заросшую черной шерстью ступню с кривыми когтями.
Что ж, пришел мой смертный час. Не буду я перед ним унижаться!
– Ты ведь все равно убьешь, – ответил я, глядя ему в глаза, – только сначала помучаешь.
Лорд расхохотался, наполнив комнату мерзким запахом гнилого мяса, и захлопал по коленке, как будто ничего смешнее в жизни не слыхивал.
– Точно! – выкрикнул он, заходясь от смеха. – Все равно убью! Уф-ф, хорошо-то как! Еще раз спасибо огромное, что заглянул. В разделочную его! – приказал он слугам. – Пора их всех освежевать и вытопить, да смотрите – не жалейте их там.
Он снова подмигнул мне и объяснил доверительно:
– Чем сильнее Путник мучается в процессе разделки, тем сильнее становится его дух, заключенный в бутыль. Есть на чем сосредоточиться, видимо. Что ж, прощай, мальчик!
Лорд громадной лапищей потрепал меня по щеке, как любящий старый дядюшка, ущипнул и стал сжимать все сильнее и сильнее.
Я терпел, стараясь не закричать, но боль стала невыносимой. Я не выдержал и взвизгнул. Лорд еще раз подмигнул – многозначительно, как будто у нас с ним была какая-то общая шутка, неизвестная остальным, – и отпустил мою щеку.
Мне скрутили руки за спиной и вывели из помещения. Избавиться от лорда Догнайфа было таким счастьем, что я не сразу сообразил: меня ведут в разделочную.
В книгах меня всегда удивляло выражение «хуже смерти». Что может быть хуже? «Смерть – это конец, куда еще дальше?» – рассуждал я.
