Повелители утренней звезды - Гамильтон Эдмонд Мур

— Но надо же предупредить… о варконидах. Разве мы не должны..? — изумленно пробормотал Хью.

— Сейчас предупреждать некого, — прервал его Фаон. — Ты не понимаешь. Сейчас время Скитаний, и мы шестеро — единственные души в Котмаре.

Они пошли по ярким тротуарам вдоль стен разноцветных домов. Нигде по-прежнему ничто не двигалось, но несколько раз Брайант увидел сквозь открытые жалюзи мужчин, женщин и даже детей, лежащих на мягких диванах. Они выглядели не как спящие, а как мертвые, и у каждого на голове был хрустальный обруч, сияющий жутким светом.

В центре города, достигая почти самой высокой части покрывающего его купола, возвышалась узкая башня, непохожая ни на одно сооружение в Аннамаре. На ее вершине находилось устройство в форме огромного кольца, видимо, сделанное из хрусталя, которое тоже светилось бледным свечением.

— Это центральный пульт управления, — опережая вопросы, рассказал Фаон. — Импульс преобразователя передается с него, — он указал на кольцо, — во все части города, где он улавливается и усиливается отдельными приемниками. — Он дотронулся до маленького коммуникатора, висевшего у него на шее. — Вот эти устройства были началом всего. Когда наши ученые решили проблемы ментальной проекции, это, в принципе, был всего лишь маленький шаг вперед по сравнению со Скитаниями. Сначала мы научились передавать всего лишь простые мысли — а теперь преобразователь может спроецировать весь разум, сознание целиком, куда бы мы ни пожелали.

Фаон свернул в сторону входной двери одного из домов, окрашенного в аквамариновый цвет.

— Прошу, входите, — сказал он, открыв эту дверь.

Зайдя внутрь и опять никого не увидев, Брайант не смог скрыть удивления.

— Вас никто не ждет? — спросил он, осматриваясь. — Я имею в виду полицию или как у вас это называется? На тот случай, если вы вернетесь. — Он посмотрел на Киру. — Я подумал…

— Не надо, — резко сказал Фаон. — Мы уже здесь, и скоро это станет известно. А пока спешить некуда. В Котмаре ничего не делается на скорую руку.

Он указал землянам на диваны в главной комнате-гостиной. Брайант и Фелтри, объяснили стоящему между ними Грейсу Чаю, что происходит, и предложили ему тоже присесть, но он проявил неслабый живой интерес к Скитаниям.

— Вы имеете в виду, что я или, скорее, мыслящая часть меня, может покинуть тело и отправиться туда, куда захочет? — спросил он местных жителей через телепатический коммуникатор Хью.

— Да, свободно и со скоростью мысли, — как- то очень буднично ответил Фаон, после чего взял в руки один из лежащих в той же комнате хрустальных обручей. — Этот усилитель улавливает импульс преобразователя и передает его непосредственно в мозг, где матрица мыслящей личности претерпевает вибрационный сдвиг, который полностью освобождает ее от оков плоти до тех пор, пока преобразователь активен.

— Любопытно… Кто знает? Возможно, мы заберем эту технологию, — задумчиво потянул Чай.

— Возможно, это было бы решением всей проблемы варконидов, а заодно и нашей, — мрачно пробормотал Фаон.

Он надел хрустальный обруч на лоб Грейса, усадил его на кушетку и нажал кнопку на устройстве. Обруч тут же засветился. На лице варконида на мгновение появилось выражение ошеломленного удивления, а потом оно стало совершенно пустым, отстраненным и таинственным, как лицо трупа.

— Ты готов? — обратился Фаон к Брайанту, и тот беспокойно взглянул на Фелтри.

— Думаю, мы оба готовы, — ответил он затем.

Хью откинулся на диван, а Кира принесла еще один обруч и надела его ему на голову. Устройство оказалось неприятно холодным.

Девушка улыбнулась, заметив гримасу на его лице, и спокойно сказала:

— Это совершенно безопасно.

С этими словами она нажала на кнопку.

И мгновенно Брайант почувствовал, как его словно бы подхватило и отбросило куда-то прочь порывом космического ветра. Кира исчезла. Все исчезло. Он сломя голову мчался сквозь тьму и забвение, а потом снова увидел свет и обнаружил, что висит в пустоте, непривычно уравновешенный и невесомый, бестелесный и свободный. Висит над поверхностью какой-то планеты.

Планета казалась старой и словно бы ржавой. На морщинистой красной равнине он увидел космопорт со стоящими там двумя черными крейсерами, а в складке горбатых холмов виднелись обломки маленького корабля. Это была та самая планета, на которой они сейчас находились. Древнее солнце парило в небе, вспоминая дни своей жаркой юности, и нигде не было никаких признаков Аннамара, Котмара или любого другого населенного места. Хью отвернулся от этого мира, и Скитания начались.

Он увидел рассеянные звезды — так ясно, как никогда их не видел. Да, это были те внешние солнца, сияющие на краю Магелланова Облака, мимо которых он уже пролетал, но теперь Брайант почувствовал неведомые ему до этого момента силы, которые заставляли их жить. Он увидел обнаженные первичные частицы материи и мог следить за ними, когда они прорывались сквозь рев и гром солнечной печи, превращались в новые вещества и снова разрывались на части неистовыми всплесками энергии. Это было и немыслимо страшно, и в то же время великолепно. Очарованный, он завис рядом с огромной голубой звездой и стал наблюдать за ней. Как долго это длилось? Этого он не знал. Времени не было. Секунды, столетия…

Затем Брайанту это надоело, и он поплыл дальше.

Край галактики пронесся под ним и исчез. Впереди была безбрежная тьма, но на фоне этой тьмы ярко светилась другая галактика — именно такая, какой Хью видел ее раньше, в каком-то другом полузабытом существовании. Андромеда.

Он захотел попасть туда.

Перед ним снова замелькали солнца, луны и планеты, огромные закольцованные туманности и зловещая чернота пылевых облаков. Он порхал, как мотылек, от звезды к звезде, но вскоре его внимание привлекла одна сине-голубая планета. Брайант устремился к ней и увидел, что почти вся ее площадь покрыта водой с небольшими островками равнинной зеленой суши. Океаны были очень красивыми, серебристыми и, видимо, теплыми, освещенными и согретыми молочно-белым солнцем. Он низко наклонился к воде, и в ней что-то шевельнулось. Тогда он непонятным образом вошел в это «что-то» и стал с ним единым целым, разделяя каждую мысль и эмоцию этого существа, но не имея возможности влиять на его действия.

Теперь он плавал в теплом море. Его тело было гладким и очень мощным, покрытым плотной светлой шерстью. Он охотился. Но не ради пищи — он не чувствовал голода и охотился на врага. Он поплыл к зеленому архипелагу, то поднимаясь к поверхности воды, то опускаясь на глубину. На поверхности он вдыхал воздух через ноздри, а ныряя вглубь и пробираясь сквозь лес высоких ярких водорослей, использовал жабры. Его быстрое, даже стремительное движение в воде доставляло чувственное удовольствие, это было похоже на полет.

Приплыв к берегу, он, крадучись, стал пробираться сквозь водоросли по мелководью и, в конце концов, увидел, как кто-то зашевелился на опушке росшего прямо за пляжем леса, цвет которого переливался от серебристо-зеленого до серебристо-розового. Он почувствовал странное возбуждение, а его мышцы задрожали от удовольствия. Он совершенно бесшумно приблизился к берегу и… вышел из воды. Кисть его лапы — или руки? — сомкнулась на тяжелом камне.

Сейчас враг был в лесу. Враг оставил морские глубины и построил дом на голой земле. Враг забыл, как пользоваться жабрами, и потому почти никогда не плавал. Хью, слившийся с морским жителем, был зол.

На этот раз враг оказался маленьким. Это был всего лишь детеныш, несущий маленькую корзинку из плетеного тростника. Враг оглянулся и попытался убежать, издавая тонкий визг, но споткнулся и затих. Враг был маленьким, но это был враг, а убить врага было хорошо. Брайант посмотрел на детеныша сверху вниз и бросил камень, а затем огляделся по сторонам и, крадучись, поспешил обратно к морю.

На берег, к кромке воды, с плачем выбежали взрослые враги, родители детеныша, но в воду они заходить не стали. А Хью просто нырнул и поплыл прочь. Он радовался, что убил врага. Было хорошо убить того, кто стал неправильным и противоестественным.