Джон Робертс - Город негодяев
Глава девятая ХРАМ ДУРГИ
Конан лежал на жестком ложе, заложив руки за голову, и, глядя в потолок, размышлял о пятистах марках. У него не было ни малейшего желания открывать кому бы то ни было, где он спрятал свое золото. Не хотел он обращаться за помощью ни к кому из своих нынешних работодателей. Что до Пириса, то тот был неплатежеспособен. Во всяком случае, заявлял, что является таковым. Ксантус не желал иметь никаких дел с Бомбасом. Что до Касперуса, то тот явно хотел остаться в тени и настаивал на анонимности. Кроме того, если бы Конан обратился к любому из них, то наверняка они потеряли бы веру в него, случись им вытаскивать своего непобедимого киммерийца из тюряги. В конце концов, Конан пришел к выводу, что необходимо найти еще одного работодателя, который согласится вложить пятьсот марок, чтобы заручиться поддержкой великого мастера меча. Бросив взгляд на соседнюю койку, он увидел, что Пирис спит. От маленького человечка расходилось облако аромата лилий. Быкоподобный стражник исчез, его сменил более молодой, явно изнывающий от скуки. Киммериец встал и подошел к зарешеченной двери: - Ш-Ш-Ш! Эй, ты не хочешь зашибить деньгу? Стражник поднял голову от стола, где вырезал модель речной баржи. - Я не выпущу тебя, - обронил он, а затем добавил: - Даже за тысячу марок. - Да нет, я тебя об этом и не прошу. Я просто хочу, чтобы ты передал записку. Ты знаешь, где находится дом Риста Даана? - Кто же его не знает? - сказал стражник. - Когда сменишься, пойди к нему и скажи вот что: "Если хочешь вырвать свою дочь из рук Андоллы, отправляйся в резиденцию городского головы и выкупи Конана из Киммерии". Запомнил? Получишь пять марок. Стражник повторил послание. - Ну а где же мои пять марок? - Я по-твоему похож на человека с деньгами? - нетерпеливо сказал Конан. Тебе заплатит Даан. Час спустя на пост снова заступил лысый тюремщик. Киммериец понимал, что сейчас ни в коем случае нельзя показывать своего нетерпения. Пирис выклянчил у стражника доску для игры, и заключенные убивали время, играя в "Король мертв", причем Пирис постоянно выигрывал. Конан проигрывал уже третью партию, когда появился Юлус, сопровождаемый человеком, одетым в чулки и роскошную тунику, поверх которой был наброшен теплый плащ, опушенный великолепным белым мехом. - Который из вас киммериец? - спросил этот человек. - Вы что, хотите сказать, что не в состоянии отличить меня от дикаря? обидчиво вскинулся Пирис. - Я Конан. - Киммериец встал и подошел к решетке, напустив на себя грозный вид и демонстрируя свои внушительные габариты. Разодетый в плащ человек оглядел его с ног до головы, а затем повернулся к Юлусу: - Я хотел бы поговорить с ним наедине. Юлус кивнул тюремщику, который отпер дверь. Когда Конан уже начал подниматься по лестнице вслед за остальными, Пирис жалобно позвал его: - Конан, вытащи и меня отсюда! Юлус привел их в небольшое помещение, находящееся рядом с главным залом. - Мой господин! - сказал он. - Позволь мне лучше остаться здесь, с тобой! Этот тип - сущий дикарь. За то время, что он провел в городе, он убил уже нескольких человек. - Плевать, - проговорил человек в роскошном плаще. - Город от этого ничуть не утратил своей привлекательности. Оставь нас. - Ну, как хочешь. - Юлус поклонился и вышел, захлопнув за собой дверь. - А теперь давай, киммериец, объясни, что ты хотел сказать своим посланием. Почему ты считаешь, что я соглашусь выложить пятьсот марок ради того, чтобы вытащить тебя отсюда? - Слушай, во сколько тысяч тебе стал на сегодняшний день Андолла? вопросом на вопрос ответил Конан. - Да разве ты не Риста Даан? - Именно Риста Даан. А что тебе известно обо мне? - Мне сказали, что твоя дочь - одна из тех, кто подпал под пагубную власть Андоллы и теперь пребывает в храме Матери Дурги. - А ты-то здесь при чем? - спросил Риста Даан. У него было жесткое худощавое лицо с резкими чертами лица и седые волосы. Если бы не холеные руки, его можно было бы принять за солдата. - Мне приходилось уже прежде заниматься подобной работенкой, - сказал ему Конан. - Мошенники, вроде Андоллы, по всему миру охотятся за неразумными отпрысками богатых родителей. Обычно они держат юнцов, пока не выкачивают из родителей все их деньги, а после выбрасывают их на улицу. - Да знаю я это все, знаю. Так ты говоришь, что можешь отправиться в храм и притащить ее ко мне? Конан покачал головой: - Ты же понимаешь, что ничего путного из этого не выйдет. Она просто удерет и вернется к Андолле. Так всегда бывает. Нет, я хочу предложить кое-что иное. Я могу уничтожить его власть над ней. - Ой ли? Не слишком ли много ты на себя берешь? - Несмотря на иронию, прозвучавшую в голосе Риста Даана, неприязнь его исчезла. - Я бы обстряпал это за несколько дней. Даан наконец принял решение. Он коротко кивнул: - Отлично. Если бы ты заявил, что можешь вернуть ее мне буквально через час, я бы, наверное, посоветовал этому жирному болвану, городскому голове, запихать тебя назад в каменный мешок. Честно тебе скажу: поначалу ты мне не понравился. На выходе Конан получил назад оружие и доспехи. Риста Даан внес за него выкуп, после чего вдвоем они вышли на Площадь. - Подумать только, пять сотен! - бормотал Риста Даан, пока они шли через Площадь к его дому, который стоял прямо напротив дома Ксантуса. - А почему это Бомбас так высоко оценил тебя? Конан пожал плечами: - Этот жирный боров играет сразу в такое количество игр, что, как мне кажется, уже давно запутался в них. Ясно одно: никто в этом городе не попадает за решетку только из-за того, что убил несколько человек. Кроме того, я защищался. Да и не так уж много народу я убил. Мог бы куда больше. Между прочим, ваш городской голова приказал добить тех, кого я только поранил. - Бомбас просто хочет получать долю от всех делишек, какие только затеваются в городе, - сказал Даан. - Впрочем, это не мое дело. Мне плевать, чем ты там еще занимаешься. Пока ты работаешь на меня, я не буду чинить тебе препятствий. Они вошли в обширный внутренний двор, тщательно ухоженный. Несмотря на то что уже был не сезон, здесь все еще цвели розы. Войдя в помещение, Конан подивился роскошной обстановке, драгоценным коврам. Ливреи у слуг были в порядке; судя по их виду, никак не скажешь, чтобы им плохо жилось. - Тебя кормили в темнице? - спросил Даан. - Черствой коркой и глотком воды, - проворчал Конан. - Этот боров наживается даже на содержании заключенных, - проговорил Даан. - Впрочем, я не удивлен. Он хлопнул в ладоши. Появился слуга. - Этот человек отведет тебя в купальню, в которой, по-моему, ты чертовски нуждаешься. Затем, когда ты вернешься, мы пообедаем и поговорим о наших делах. Киммериец последовал за слугой и вскоре уже нежился в громадной ванне горячей мыльной воды, в то время как прислуга натирала ему спину и умащала его кожу. Потом он уселся перед большим зеркалом, пока цирюльник брил его и занимался его густой черной гривой. Конану принесли чистые одежды, в которые он и облачился, заметив, что прореха в кирасе была аккуратно схвачена пятью стежками, а стальной шлем надраен до блеска. Даже если Риста Даан окажется таким же мерзавцем, как и все остальные, то уж в гостеприимстве ему не откажешь. Слуга отвел Конана в столовую, где Риста Даан сидел за столом, буквально ломившимся от яств. По жесту хозяина Конан уселся. Слуга наполнил его кубок и начал накладывать еду на блюдо, стоявшее перед Конаном. В течение некоторого времени хозяин и гость в молчании поглощали пищу. Впрочем, Риста Даан еле притрагивался к трапезе, зато киммериец жадно набрасывался на все. Когда Конан наконец насытился, он откинулся назад. Хозяин протянул ему маленькую плоскую деревянную коробочку. В центре ее находился миниатюрный портрет, сделанный с изумительным тщанием. На портрете была изображена молодая девушка с прямыми светлыми волосами и огромными голубыми глазами. - Это моя дочь, Риетта. Мой единственный ребенок. Я показываю тебе, чтобы ты мог ее узнать, потому что в этом гнусном храме она живет под другим именем. Андолла дает каждому из своих последователей новое имя, когда они присоединяются к нему. Это помогает рвать их связи с семьями. - Кроме тех связей, по которым текут деньги. - Точно. Молодые болваны, находящиеся в его власти, постоянно шлют письма своим семьям, выпрашивая денег. Иногда они даже возвращаются домой, заявляя, что навсегда порвали с Андоллой, а затем обчищают семейные сундуки и уходят обратно в храм. - Как твою дочь угораздило попасть в сети к Андолле? - спросил Конан. Лицо безутешного отца исказилось гримасой боли. - Я торговец пряностями. Большую часть своей жизни я вынужден был провести вне дома - дела. В результате моя дочь находилась полностью на попечении матери. Но моя жена... В общем, у нее что-то случилось с мозгами. Поначалу, когда мы только поженились, это было незаметно, но мало-помалу стало проявляться все более сильно. Проводи я больше вымени дома, я, конечно, давным-давно заметил бы и что-нибудь предпринял. - С минуту, наверное, Риста Даан сидел в молчании. - Ладно, все это в прошлом и я уже ничего здесь не могу изменить. - Он уставился в свой кубок.- Мать Риетты находила наших привычных богов очень скучными. И больше тяготела к чужеземным культам. Свою странную привязанность она передала и дочери. По мере того как шли годы, моя жена все плотнее вбивала себе в голову, что стала жертвой древнего проклятия, тяготеющего над женщинами ее рода. Тогда же она начала устраивать всевозможные ритуалы, чтобы защитить Риетту от этого воображаемого "проклятия". Я узнал обо всем позднее, от слуг, признал он. - Когда я находился дома, жена моя вела себя почти нормально. Со временем, однако, ее недуг стал очевиден даже для меня. Я поместил ее под постоянное наблюдение доверенных лиц. Увы, все было бесполезно. Однажды ночью, когда разразился ужасающий ураган, она выбралась из своей комнаты и забралась на крышу угловой башенки. Оттуда она бросилась вниз, на мостовую. Некоторое время Даан молчал, затем встряхнул головой и продолжил: - Риетта была не только убита горем, но и напугана. Мать то и дело говорила ей о проклятии. И вот теперь это проклятие от матери перешло на нее. К тому времени в нашем старом храме уже обосновался Андолла, переделав его под святилище своей грязной и гнусной вендийской богини. Кто-то из глупых, безмозглых дружков Риетты рассказал ей про Андоллу. Какой, мол, чудесный это человек. С какой легкостью с помощью сверхъестественных сил он может разрешить любую проблему. И вот Риетта пошла посмотреть на Андоллу. Как ты понимаешь, этот шарлатан собирает все городские слухи. Поэтому когда Риетта пришла к нему, мошенник прекрасно знал, какие речи вливать ей в уши. Он сказал, что способен защитить ее от страшного проклятия, но при условии, что она останется в его храме. Она осталась и с тех пор пребывает там. Я пытался было нанять молодчиков, чтобы вырвать ее из рук Андоллы, но этот негодяй платит главарям всех шаек и поэтому находится под их защитой. - Ему и тебя удалось подоить? - грубо спросил Конан. - Прежде чем убежать в храм, Риетта обчистила меня, забрав десять тысяч марок золотом и еще куда больше - драгоценностями. Андолла, должно быть, подучил ее, как сделать слепок с ключа. У Риетты слишком мало сил, чтобы вскрыть мои сундуки, поэтому Андолла наверняка послал кого-то вместе с ней, чтобы помочь. - Ясно, - сказал Конан. - Теперь о его брехне насчет магической силы. За этим действительно что-то стоит или же он шарлатан? - Трудно сказать. Он заявляет, что может убить одним только проклятием. Кое-кто, с кем у него были проблемы, умерли загадочной смертью. Но, как ты понимаешь, это можно было сделать и с помощью яда. С тех пор я крайне осторожен в отношении всего, что я ем и пью. Кроме того, он действует не в одиночку. У него есть подруга по имени Оппия. И эту стерву, на мой взгляд, следует опасаться еще больше. - Да, все чертовски запутано! - проговорил Конан. - Однако думаю, что смогу уладить это дело. - Сколько ты возьмешь за работу? - спросил Риста Даан. - Моя обычная расценка за подобную операцию - тысяча марок, - сказал Конан. - Поскольку ты уже заплатил пятьсот за мое освобождение... - Пятьсот десять, - поправил торговец пряностями. - С учетом того, что я заплатил тюремщику за передачу твоего послания. - Десять! Я же сказал ему - пять! - В этом городе обитают не только крупные мошенники. Встречаются и мелкие. При этом оба рассмеялись. - Как только Риетта окажется у меня, ты получишь причитающиеся тебе деньги. И учти, я пользуюсь некоторым влиянием, не только здесь, но и в столице. Если на тебе висят какие-то обвинения, то знай, что их легко можно будет снять. Ты мне определенно нравишься, киммериец. Я думаю, ты честно отработаешь свои деньги. Киммериец встал: - Ну так я пошел. Обнимешь свою дочь через несколько дней. И не бойся, после этого Андолла не будет тебя больше беспокоить. Площадь уже погружалась в сумеречную темноту, когда киммериец вышел от Риста Даана. Поначалу он думал прямиком направиться в храм, но затем решил вернуться в гостиницу. Надо было посмотреть, в порядке ли Брита. По пути Конан завернул в конюшню и проверил, как содержат его коня. Затем поднялся по наружной лестнице к себе в комнату. Как только он вошел, из смежной комнаты к нему ворвалась Брита: - Конан! Где ты был? - За решеткой. А ты где болталась? Несмотря ни на что, Конан почувствовал облегчение, увидев женщину целой и невредимой. - Спроси лучше, где я НЕ была. Мне кажется, я облазила все здешние гадюшники, разыскивая сестру. Да, ее здесь видели, но информация довольно старая. Вряд ли она может пригодиться. Я уже опасаюсь того, что сестра, может быть, покинула этот город. - Может быть, она вернулась в Тарантию, - предположил Конан. - Тебе тоже лучше вернуться. - Я не сделаю этого, пока не узнаю наверняка, что в Шикасе ее нет. А как ты угодил за решетку? - Я думаю, что в этом городе я - единственный, кто был арестован за драку. Это было вчера утром. А где тебя носило две ночи назад? - Я пришла сюда, как обычно, - сказала она,- и начала было подниматься по лестнице, но тут заметила, что возле наших дверей на балконе отирается какой-то человек. Маленький такой человечек в ОЧЕНЬ странных одеждах. Я испугалась и провела остаток ночи в каретном сарае, внизу. Конан коротко хмыкнул: - Это был всего-навсего... А, неважно. Слушай меня, девочка. Я буду отсутствовать день или два. Если смогу, то свяжусь с тобой. Но дела требуют, чтобы я на некоторое время отлучился. - Ты что, хочешь сказать, что покинешь город? - беспокойно спросила она. - Нет, я буду в Шикасе. Гостиница оплачена. Не делай глупостей. Сейчас уже все и каждый в городе знает, зачем ты сюда приехала. Если твоя сестра до сих пор хочет скрываться от тебя, то ты ее не найдешь. Если она передумала, то пусть она тебя ищет. Постарайся не рисковать по-пустому, потому что в ближайшие дни я не смогу помочь тебе. Ты поняла? Она уставилась в пол и сцепила руки: - Да. Он откинул ее голову назад и поцеловал. - Ну ладно, веди себя тихо, - посоветовал он ей. Она улыбнулась. Он ушел. На душе у него было неспокойно. Портик храма был ярко освещен огнями, горящими в бронзовых чашах. Жгли здесь также и благовония - дым был благоуханным. Изнутри доносились звуки бесконечного монотонного пения. Два здоровенных юнца охраняли вход, скрестив на груди руки. - Я хотел бы поговорить с Андоллой, - сказал Конан, остановившись перед ними. - Наш мастер не разговаривает с кем попало, - важно произнес один из юнцов. - Он святой человек. Почти все время проводит в медитации. - Кроме того, нечистые люди не могут общаться с ним непосредственно, заметил другой. - Я только что из ванной, - сообщил Конан. - Если твой хозяин так недоступен, то, возможно, его супруга поговорит со мной? - СВЯТАЯ МАТЬ ОППИЯ также занята делами духовными, - произнес первый. Тут Конан почувствовал, что исчерпал скудные запасы своего терпения. Он схватился за рукоять меча. - Они отзовутся на крики боли, доносящиеся от ворот? - прорычал он. - Что такое? - Это был женский голос. Оба стража мгновенно повернулись и поклонились, в то время как говорящая появилась из дверей и прошла между ними. Она была невысока ростом и хорошо сложена. У нее были длинные черные волосы и смуглая кожа. Крылья изящного носа были украшены блестящим бриллиантом, а над бровями каким-то образом закреплен гладкий круглый красный камень. Стражи начали монотонно бить в ладоши и петь: - СВЯТАЯ МАТЬ ОППИЯ! СВЯТАЯ МАТЬ ОППИЯ! Она сделала знак рукой, и они замолчали. - Меня зовут Конан из Киммерии. Нам надо кое-что обсудить. - Ума не приложу, что мне с тобой обсуждать. Но не в наших обычаях отворачиваться от тех, кто умоляет о помощи. Пожалуйста, входи. Стражи у входа не производили впечатления гостеприимных хозяев. Тем не менее Конану показалось, что женщине просто не хотелось, чтобы с Площади видели, как она разговаривает с варваром. Внутри храм был освещен свечами и жертвенными огнями, пылавшими перед идолами. Суровый храм Митры, лишенный всяческих украшений, превратился в роскошное святилище в вычурном вендийском стиле. Каждый свободный дюйм поверхности был расписан изображениями вендийских божеств, каждый из которых был занят своим обычным делом. На многих стенах изображены кровавые сцены; иные казались отвратительными и тошнотворными. Смысл многих картин был просто недоступен Конану. Изображений животных было не меньше, чем человеческих фигур. Маленькие мартышки были нарисованы с таким искусством, что, казалось, вот-вот убегут из храма. Храм являл собой обширное помещение, где человек сорок почитателей богини что-то бесконечно пели, похлопывая ладонями по глухо звучащим барабанчикам. Шум, который они производили, был, с точки зрения Конана, дьявольской какофонией. Объектом поклонения служил идол женского божества с чудовищными сиськами. Богиня сидела, скрестив ноги и положив ступни на бедра. У нее на коленях в точно такой же позе застыл мужчина. Глаза его закрыты. Женщина провела Конана по лестнице на галерею, опоясывающую по второму этажу весь храм. Сквозь отверстие в крыше храма были видны луна и звезды. Одежда Оппии состояла из одного-единственного куска небесно-голубого шелка, плотно обернутого вокруг плеч и спускающегося до лодыжек. Ноги ее были босы, а подошвы выкрашены красной краской. Пройдя по галерее, она ввела Конана в небольшую комнату со скудной деловой обстановкой. Большой стол, заваленный пергаментами, и два кресла. Украшений почти не было, хотя в руках у миниатюрных идолов курились дорогие благовония. Женщина села за стол и ледяным голосом обратилась к Конану. - Ты - человек, несущий насилие, воин, - сказала она. - Я слышала о тебе. Мы отрицаем все формы насилия. Зачем ты сюда явился? - Если вы такие праведники, - проговорил Конан, - то наймите какого-нибудь парня, умеющего обращаться с оружием. - У нас есть своя охрана, - заметила она. - Та парочка у входа, что ли? - Конан презрительно фыркнул. - Проку от них никакого, и ты понимаешь это. Подумай, что произойдет, если семьи послушников наймут головорезов, чтобы вернуть домой своих детей. Она слегка откинулась назад, изучая Конана из-под полуопущенных век: - Заблудшие, погрязшие в грехах люди иногда пытаются похитить наших последователей. Однако у нас есть договоренности с теми, кто контролирует людей, несущих в душе насилие. - Тогда вскоре произойдет вот что. Опечаленные родители отправятся за пределы города и там наберут себе сильных бойцов. - Конан заметил, что слова его попали точно в цель. - И разве не может случиться так, что кто-то из ваших последователей начнет колебаться, не вернуться ли ему домой. - Иногда, правда очень редко, злой дух, враг Матери Дурги, заражает одного из аколитов бессмысленным стремлением покинуть нас. Но с терпением и доброжелательностью мы успокаиваем мятущиеся души и побеждаем кощунственные происки врага Матери Дурги. Конан осклабился: - Я мог бы одолеть происки этого - как там его? - вашего врага очень быстро. Поверь, я умею делать подобную работу. Кроме того, хотя я и уверен, что вы всецело заняты лишь духовными делами, вы, должно быть, слышали, что шайки в этом городе все больше и больше ввязываются в междоусобную войну. Так что ваши соглашения с ними уже сейчас гроша ломаного не стоят. Что до меня, то я не связан ни с одной из банд. В первый раз она посмотрела на Конана пристально и совершенно открыто. - Возможно, что мы... То есть что Матерь Дурга и захочет воспользоваться услугами такого человека, как ты. Если ты останешься здесь на некоторое время - кто знает? - может быть, нам удастся направить тебя на путь доброты и света. - Еле заметная улыбка искривила уголки ее рта. - Идем. Я покажу тебе царство Матери Дурги здесь, на благословенном западе. Она поднялась из-за стола и пошла на галерею. Конан последовал за ней. - Здесь мы совершаем дневные богослужения, - сказала она, указывая на храм внизу. - И сколько там их? - спросил Конан. - Я имею в виду верующих, а не богослужения. - Сейчас - больше ста, - сказала она. - Мы предлагаем благодать Матери Дурги всем, но здесь находятся лишь те, чья вера и решимость не вызывает сомнений. "Только те, - подумал Конан, - от кого текут денежки". - Великий душою Андолла, мой супруг, является посредником, через которого к нам нисходит слово Матери Дурги. Она ввела Конана в боковой притвор. Здесь стояло еще одно изваяние богини. Но эта статуя была черной. Обнаженное тело покрыто зловещими кровавыми пятнами. С шеи богини свисало ожерелье из человеческих черепов. В руках она держала меч. Сама богиня при этом плясала на горе внутренностей и отрезанных рук и ног. - А это Матерь Богиня в ее ипостаси Пьющей Кровь и Пожирающей Потроха. Все вендийские боги имеют как созидающие, так и разрушающие ипостаси. Главным образом мы поклоняемся Матери Дурге в ее созидающей, дающей рождение ипостаси. - Оппия холодно улыбнулась, глядя на Конана. - Но мы не должны забывать и о ее темной стороне. - Да, забывать про это, - Конан кивнул на статую, - было бы неосмотрительно. Восточных богов Конан не любил почти так же сильно, как и божеств Стигии. Будучи истинным сыном свободнного, сильного народа, киммериец искренне презирал тупоголовых фанатиков различных бредовых богов - таких, как Матерь Дурга. Как правило, любым экзотическим пантеоном верховодил какой-нибудь кровожадный, злобный монстр. Или же слабосильный, припадочный уродец. - А здесь, - вещала Оппия, когда они вошли в другое помещение, - тех, чья вера пошатнулась, стараются вернуть на истинный путь. На стенах здесь висели кандалы, а в центре помещения находилась X-образная рама, снабженная ручными и ножными кандалами. С одной из перекладин рамы свисала многохвостая плетка, каждый ремень которой был усеян бронзовыми крючьями. - Да, - заметил Конан, - это действительно радикальное средство укреплять пошатнувшуюся веру. - Я уже заметила, что ты из маловеров, - фыркнула женщина. - Впрочем, чего ожидать от варвара. Однако Матерь Дурга никого не отвергает, сколь бы низкорожденным ни был человек. Идем. Она показала Конану сады, мастерские, кухни, прачечные. Рабы в храме отсутствовали. Впрочем, думал Конан, здешние аколиты - самые настоящие невольники. Всю грязную работу делали именно они. Прелесть данной системы заключалась в том, что за рабов не надо платить - люди сами платили за то, чтобы их сделали рабами. Позади самого храма имелось большое здание в четыре этажа с многочисленными комнатами. Оппия показала Конану обширные помещения спальни аколитов. За исключением циновок, сейчас аккуратно свернутых и лежащих у стены, здесь не было вообще ничего. Оппия описала Конану распорядок дня аколитов. Конан узнал, что юные и богатые послушники содержались в условиях куда более строгих, чем солдаты-новобранцы. Богослужения проводились днем и ночью. Аколиты никогда не спали больше двух часов подряд. Если они не молились, значит, работали. На кухне Конан заметил, что жратва состоит главным образом из каши. Поскольку они находились в состоянии вечного голода и изнурения, с их сознанием и волей можно было делать что угодно. В душе Конан кипел от гнева, хотя изо всех сил старался скрывать свои чувства. Обычное рабство по сравнению с этим казалось делом неземной чистоты. Кроме того, Конан был уверен, что самого худшего ему еще не показали. Наконец она привела его в обширное помещение на третьем этаже. - Жить будешь здесь, - сказала она. - Не сомневаюсь, что тебе здесь будет комфортабельнее, чем в тех условиях, в каких ты до этого дня проводил свою жизнь. - Пожалуй, - согласился Конан. - А ты где живешь? Она смерила его ледяным взором: - Зачем тебе это знать? - Времена сейчас неспокойные. Половина аквилонского отребья, по которому виселица плачет, находится сейчас здесь, в Шикасе. А вокруг людей загадочных всегда бродят слухи. Человеку, не знакомому с вашим благочестивым образом жизни, может показаться, что в этом храме хранится гигантское богатство. Если сюда ворвутся грабители и поднимется тревога, я должен знать, куда бежать, чтобы спасти вас. - Да, ты прав, - сказала она. - На этом этаже. Повернешь налево, в зал за этой дверью, затем направо, до конца. Выйдешь к красной двери. За этой дверью наши апартаменты. Без моего приказа или приказа моего мужа в эти помещения никто не ходит. - Я понял, - сказал Конан, в душе решив при первой же возможности обшарить эти комнаты. - Очень хорошо. Теперь остается одно - оплата. - Ну, тут-то вопроса никакого нет, - сказал Конан. - Моя плата - тысяча золотых марок. Половину можешь отдать прямо сейчас. В скором времени ваши дела здесь так или иначе решатся, и тогда заплатите остаток. - Что ты хочешь этим сказать? - спросила она. Конан пожал плечами: - Либо война между бандами закончится и власть в городе перейдет в одни руки, либо же тебе с твоим мужем придется покинуть город. - Покинуть город? - Ее глаза блеснули. - С чего бы это нам покидать город? Конан усмехнулся: - Знаешь, мне почему-то кажется, что Матерь Дурга может позвать вас куда-нибудь в другое место нести ее слово людям. Подозреваю, что подобное происходило уже не раз до того, как вы прибыли в Шикас. Кроме того, думаю, что ваш отъезд будет внезапным и случится глубокой ночью. Только будь уверена: я замечу его и приду за причитающимися мне деньгами. Несколько мгновений она яростно смотрела на него, а затем неожиданно хихикнула. Протянув руку, длинным заостренным ногтем указательного пальца она провела по его подбородку: - Киммериец, я думаю, что мы с тобой найдем общий язык. - Вот именно. Мне кажется, стоит заплатить мне прямо сейчас эти пятьсот марок. - Подожди здесь, - приказала она. И со странным для ее возраста девчоночьим хихиканьем она выбежала из комнаты. Киммериец заметил, что, оказавшись за дверью, женщина повернула налево. Значит, направилась в свои апартаменты... Несколько секунд он ждал, затем высунулся из дверей. Ее нигде не было видно, но за углом он услышал, как в замке поворачивается ключ. Стало быть, она носит ключ при себе. Услышав, что дверь захлопнулась, Конан бесшумно пробежал по залу, свернул направо и обнаружил тяжелую красную дверь, окованную железом. Замок, конечно, внушительных размеров, но опытный взгляд бывшего взломщика моментально распознал всю его нехитрую премудрость. Если потребуется, замок можно открыть и шпилькой. Потолок был низким, освещенным лишь масляными лампами, горящими в нишах. Конан поднял потускневшую бронзовую крышку одной из ламп и увидел, что резервуар до половины полон. Значит, масло заливают один раз в день, утром. В другое время можно не беспокоиться, что встретишь ненароком аколита, подливающего масло в лампы. Конан прислушивался, не раздастся ли звук открываемой сокровищницы, но дверь была слишком толстой, чтобы пропускать такие звуки. Решив, что не стоит задерживаться у двери надолго, Конан вернулся назад. Потом вытащил кинжал и с отсутствующим видом принялся острить лезвие. За этим делом и застала его возвратившаяся Оппия. В руках она держала кожаный мешочек. Однако внимательный взгляд киммерийца отметил, что бабенка ходила не только за деньгами. Кое-что она изменила и в своем одеянии... Теперь платье открывало узкую полоску смуглой плоти от подмышек почти до лодыжек. Оппия протянула киммерийцу мешочек. Сунув кинжал в ножны, Конан взял деньги. Мешочек был из тонкой, на диво добротно выделанной кожи и весьма увесист. Киммериец чувствовал, что женщина прямо-таки трясется от похоти. Да, бабы куда опаснее золота! - Возможно, мне удастся обратить тебя в веру Матери Дургн, - проговорила она, подходя к киммерийцу поближе. - Это богиня не по моему вкусу, - сказал Конан. - Откуда тебе это знать? Я же говорила тебе, что у Матери Дурги не одна ипостась. Некоторые из них не для простых аколитов. Когда к ней обращаются как к владычице женской зрелости и соединительнице плоти, ритуалы поклонения таковы, что ты наверняка найдешь их восхитительными. Кстати, в этих ритуалах я - высшая наставница. - А великий духом Андолла? - полюбопытствовал киммериец. - Он принимает участие в этих церемониях? Оппия провела кончиками пальцев по щеке Конана: - Мой муж всецело погружен в свои магические изыскания. Мы мало времени проводим вместе, за исключением тех случаев, когда церемония Высокочтимой требует присутствия нас обоих. - Неужели благочинный Андолла является мастером магических Искусств? спросил киммериец. - Когда он не занят поклонением Матери Дурге, он стремится к более глубокому постижению мира сверхъестественного. - В тоне ее проскользнуло легкое презрение. - Поэтому он собирает сочинения по магии, а также прочее магическое барахло. За своими занятиями он долгие часы проводит в одиночестве. - Должно быть, поэтому ты чувствуешь себя одинокой, - заметил Конан. - Иногда, - согласилась она, - утешения Матери Дурги недостаточно. А мужчины-аколиты могут быть так утомительны!.. - Оппия вознамерилась было прильнуть к широченной груди киммерийца, но вдруг откуда-то сверху послышался дикий крик. Кричала женщина. В голосе звучал предельный ужас. - Кром! - воскликнул Конан, хватаясь за рукоять меча. - Кого-то убивают! - Матерь проклинает ее! - фыркнула Оппия. Затем успокаивающим жестом положила Конану ладонь на плечо: - Успокойся. Это одна из наших послушниц. Самая беспокойная. С ней такое часто бывает. Идем, возможно, она нуждается в успокоении. Конан последовал за ней в большой зал, а затем по лестнице, по которой они сюда поднялись. На этот раз Оппия провела киммерийца узким проходом на четвертый этаж. Конан заметил, что здесь большинство дверей распахнуты, а комнаты пустуют. Впрочем, нет... Одна дверь закрыта снаружи на крепкий засов. На уровне глаз имеется небольшое окошечко, прямо как в тюрьме. Оппия открыла глазок и заглянула внутрь. Затем отодвинула засов. Конан вслед за Оппией вошел в помещение. Острым чутьем варвар уловил странный запах - здесь жгли какую-то ядовитую дрянь. Запах едва-едва уловимый, но Конан был готов поклясться, что ему не почудилось. Затем внимание киммерийца привлекла жалкая фигура, скорчившаяся в уголке комнаты. Это была Риетта, дочь Риста Даана. Впрочем, Конан не сразу узнал девчонку, хотя ее портрет накрепко засел у него в памяти. Миловидное личико теперь осунулось, прелестные ручки высохли, некогда роскошные волосы свалялись и потускнели. Видно было, что в течение многих месяцев девушка ни разу не гуляла на солнце. Глаза ее были широко раскрыты от ужаса и смотрели, не отрываясь, в противоположный угол комнаты. Девчонка в отчаянии закусила зубами кулачок, а другой рукой, тоненькой, как ивовый прутик, указывала в угол. - Оно там! Оно снова появилось! Вы обещали, что оно больше не появится! Вы обещали! Оппия нагнулась и взяла девушку за плечи: - Я же говорила тебе, что Матерь Дурга защитит тебя от проклятия. Если вера твоя сильна, то, что ты видишь, не сможет причинить тебе вреда. Лишь твое маловерие позволяет этой твари возвращаться каждую ночь. Почему ты разуверилась в Матери Дурге? - Но ведь я пыталась понравиться богине! - рыдала девушка. - Я производила все необходимые ритуалы! Я молилась днем и ночью! Я ела только разрешенную пищу и голодала, когда мне было ведено голодать! Почему же эта тварь возвращается? В голосе Оппии появились презрительные нотки: - Матерь Дурга смотрит в твое сердце. Смотрит и видит, что вера твоя не есть истинная вера. Матерь Дурга требует неоспоримого доказательства твоей преданности ей. - Так что же мне еще остается делать? - в голос рыдала девушка. - Все, что у меня было, я отдала ее храму! Я же не виновата, что у моего отца сердце из камня и он отказывается давать мне деньги! - Если ты тверда в вере, - холодно проговорила Оппия, - ты должна найти способ и заставить отца выдать тебе еще денег. Покуда две женщины разговаривали, Конан осматривал помещение. Комната в точности походила на ту, которую отвели ему. Однако здесь единственной мебелью была жесткая узкая кровать, состоящая из деревянной рамы и натянутых на нее кожаных полос. Единственное окно было забрано шестью вертикальными толстыми бронзовыми прутьями. Сейчас комната освещалась лишь светом масляной лампы, горящей за толстым стеклянным колпаком. Лампа находилась в соседнем помещении. Оппия кивнула Конану, показывая на девушку: - Отнеси-ка ее на кровать. Киммериец поднял девчонку, поразившись, до чего же она легкая, уложил ее на сплетение кожаных полос и накрыл тонким одеялом. Девушка смотрела на великана варвара полными страха глазами и дрожала. - Ты должна упражняться в молитвах третьего уровня, - приказала Оппия, и медитировать на Божественное Ничто. Если это покажется тебе слишком сложным, размышляй о том, как ты можешь убедить своего отца послать дары в наш храм. Матери Дурге нет дела до богатств мира сего, но в своем бесконечном сострадании она примет тебя к себе, если ты докажешь ей свою преданность. Думай обо всем этом. Они вышли из комнаты. Оппия снова закрыла дверь на засов. - Кто это? - спросил Конан. - Среди нас имя ее Амата. Отец ее - один из самых богатых людей в городе. Она - жертва древнего семейного проклятия. Стремясь избавиться от проклятия, она пришла сюда, к нам, чтобы мы ее защитили. - Там, похоже, защищать-то уже особо нечего, - заметил Конан. - Девица скоро помрет от истощения. Оппия пожала своими роскошными плечами: - Ну и что с того? Все в руках Матери Дурги. - Она что, опасна? - поинтересовался Конан. - Вы ведь держите ее взаперти. - Опасна только для самой себя. Именно поэтому окно у нее забрано решеткой. В отчаянии она может броситься на мостовую, точно так же, как в свое время бросилась ее мать. Именно поэтому мы не даем ей огня, даже свечи, чтобы она не сожгла себя. Скажу прямо, для нас она - сплошная обуза, однако мы не оставляем надежды получить от нее чего-нибудь. - Оппия тонко улыбнулась. - Я имею в виду, конечно, не мирские богатства, а внемирную благодать от сохранения еще одной благословенной души для Матери Дурги. Конан улыбнулся в ответ, но удержался от объяснений - почему он улыбается. А улыбался он приятной мысли о том, как уничтожит это дьявольское гнездо. И о том, как он это сделает. Когда они оказались в храмовом зале внизу, к ним подбежал аколит и бухнулся на колени. - Святая мать Оппия! Возлюбленный Отец срочно требует твоего присутствия на церемонии Блаженного Поклонения. Оппия вздохнула: - Ну ладно, киммериец. В следующий раз. Увы, я нужна там. Помни, что я тебе говорила о наиболее экзотических ритуалах Всеблагой. Я знаю, тебе они понравятся. - Не забуду, - обещал Конан. Она удалилась. Аколит полз за ней, пытаясь поцеловать ее выкрашенные хной подошвы. Киммериец с удовлетворением заметил, что она привела в порядок свою одежду, так что соблазнительная полоска плоти исчезла. Он вернулся в свою комнату и принялся тщательно ее осматривать. На стенах висели ковры, на полу лежали толстые офирские циновки. В лампах горело душистое масло. Конан припомнил тот странный запах, который почуял в комнате несчастной пленницы. Нет, это явно не простой дым! Конану приходилось уже сталкиваться с этим запахом. Он знал, что так пахнут горящие сушеные корешки и лепестки Черного Лотоса. Гнусное зелье обычно использовали чародеи, чтобы одурманить себе мозги и вызвать видения всевозможных мерзких гадов. Вдыхать эту отраву - дело крайне опасное. Можно запросто спятить и до конца дней остаться слабоумным идиотом... Конан подошел к окну и распахнул ставни. Высунувшись наружу, он осмотрелся. Окно выходило прямо на черепичную крышу храма. От окна в комнате Конана до свинцовых черепиц крыши всего футов пять, не больше. Конан сильнее подался из окна и бросил взгляд наверх. Зарешеченное окно, за которым томилась несчастная девушка, находилось прямо над его окном. Теперь понятно, почему девчонку так стерегут. Разбиться о мостовую она бы никак не смогла, а вот сбежать - запросто. За храмом виднелась Площадь. Сейчас она была залита светом луны, тихая и безлюдная. Справа узенькая аллея отделяла храм от роскошного особн
