Журнал «Если» - «Если», 1998 № 09
— Это ты? — осведомился Уилкокс.
— Не-ет, — ответил масаи и попятился от костра.
— И наверняка не я.
— Это я, — заявил голос.
Теперь он исходил из тела: у костра стоял высокий блондин в меховой одежде и металлическом шлеме.
— Кто вы такой? — спросил Уилкокс.
— Браги, кто же еще?
— Кто-кто?
— Норвежский бог поэзии Браги к вам снизошел, дабы смягчить ваши свирепые души.
Горланит ватага ребят в кабаке
Под вывеской «Черный мастиф».
И парень терзает шарманку свою,
Извлекая рваный мотив.
Уилкокс долго и напряженно разглядывал белокурого бога и наконец воскликнул:
— Но почему именно вы?!
— Ибо ваш слуга настойчиво призывал именно бога поэзии. Но поелику нет ни одного поэта-масаи — не обижайся, мой друг, — необходимы были хоть примерные указания, дабы определить нужного вам бога поэзии. Поймите, нас очень мало.
— Это брошюра… — тупо промолвил Уилкокс.
— Для первого раза сойдет, — сказал Браги и тяжелой своей рукой обхватил плечи Уилкокса. — Предвижу, мы станем большими друзьями.
— Друзьями?
— Женщины ваши разделают пару телят, приготовят жаркое, а затем мы получим десерт — я же прочту вам стихи. — Браги помолчал задумчиво. — Я вызубрил все эти новые вирши. Вот послушайте.
Будет вздернут Дэнни Дивер ранним-рано, на заре,
Похоронный марш играют, полк построился в каре,
С плеч у Дэнни рвут нашивки — на казарменном дворе
Будет вздернут Дэнни Дивер рано утром.
— Ну да, все это прекрасно, но мы вас призвали, чтобы вы выполнили для нас одно дело, — сказал Уилкокс.
— Дела — назначенье богов вроде Меркурия, Атласа и им подобных. Я только по части поэзии.
— Но идет война; наши враги воззвали к своему богу!
— И что мне в том?
— Мы надеялись выставить вас против него.
Браги внезапно заинтересовался этой перспективой и спросил:
— А он силен в пятистопном ямбе?
— Не знаю, — честно ответил сержант.
— Это одна из моих сильных сторон, — сообщил Браги с откровенной гордостью. — Хотя сонеты я умею декламировать еще лучше. Удается ли моему противнику нежнейше понижать голос, читая двустишья? Может ли он извлечь слезы из ваших очей? Каков он в свободном стихе?
— Одну вещь он делает замечательно — заставляет дезертировать солдат, — проворчал Уилкокс.
— Что? Он даже не умеет удержать при себе слушателей?! — возопил Браги и захохотал. — Веди меня к нему!
— По-моему, вы меня не поняли.
— О, конечно, понял. Вы учиняете состязание между мной и этим обманщиком.
— И да, и нет, — сказал сержант.
— Объяснись, пожалуйста.
— Нам бы очень, очень хотелось устроить состязание, но не такое, какое вы предлагаете.
— Сгодится любое. Я уничтожу этого бездельника. «В Долину смерти поскакали шесть сотен»…
— Что-то в этом роде мы и имели в виду. — Уилкокс улыбнулся.
— Теннисона? — спросил Браги. — О, это один из моих любимцев!
— Нет, чтобы уничтожить бездельника.
— Не сомневайтесь, я ваших людей наполню духом таким, что станут они сильны и непобедимы.
— Действительно станут?
— Практически, — сказал Браги.
— Что в данном случае означает «практически»?
— Они будут отменно хороши по крайней мере пять минут после того, как я закончу декламацию.
Уилкокс покачал головой.
— Боюсь, этого недостаточно.
— Но постаравшись, я могу столь их воодушевить, что глянут они смерти в глаза и в смятенье ее приведут, — пообещал Браги. — Здесь пригодится «Тело Джона Брауна».[14]
— И что хорошего в том, что приведут? Они, наверное, сами будут как мертвые, так?
— Но умирать они будут со счастьем! И некоторые сумеют воодушевленно повторить слова отваги, которые услышали из моих бессмертных уст.
— Бесполезно все это, — ответил Уилкокс. Посмотрел на воина, который молча слушал их беседу, и приказал: — Олепесаи, отошли его обратно.
— Но я только что прибыл сюда!
— Ты понял, Олепесаи? Отошли его обратно, и мы призовем другого бога.
— Я протестую! — воскликнул скандинав.
— Протестуй сколько хочешь, — отрезал Уилкокс. — Мы напрасно теряем время.
— Обождите! — возопил Браги так отчаянно, что англичанин и масаи вздрогнули. — Нет, о нет, вы не можете меня отослать! Там, наверху, боги давно меня не слушают. — На глазах его выступили слезы. — Они уже слышали все мои стихи. Они начинают хихикать, едва я приступаю к декламации, и уходят, прежде чем я заканчиваю. Хуже всех — Локи, но и сам Один покидает зал, стоит лишь мне войти. О, позвольте мне попробовать уничтожить того бога! И тогда я сочиню великолепную новую оду самому себе, на три часа чтения, преисполненную столь яркой выразительности, что товарищи мои будут слушать ее с почтением.
Уилкоксу показалось сомнительным, чтобы любое существо, будь оно человеком или богом, согласилось три часа слушать оду, сочиненную Браги в свою честь. Но и его положение было достаточно отчаянным, и он решил позволить плачущему богу попытать счастья.
— Хорошо. Поскольку вы все равно здесь, попробуем это использовать. — Он подумал. — Думаю, что прежде всего нужно найти того, другого бога.
— Да хоть сейчас!
Уилкокс так и вскинулся:
— Где он?
— В пещере, что наверху в горах.
— У вас поразительно хорошее зрение.
— Боги способны видеть тех, кто им близок по крови.
— Правда?
— Нас не слишком много в мире, — объяснил Браги, — и мы воистину ощущаем свое родство и взаимную приязнь. Скажу вам со всем уважением, что вы оба мне отчаянно наскучили.
— Тогда пошли наверх, в горы, — предложил Уилкокс, который испытывал примерно те же чувства к норвежскому богу поэзии.
Но тот возразил:
— Известен мне путь много более легкий, смертный.
— Двадцать семь! — взвизгнул Питер Ньоро. — Вокруг нас десятки тысяч британских солдат, а тебе удалось подбить на дезертирство только двадцать семь!
— Время года неудачное, — оправдывался Гермес. — В Эспене еще мало снега, а в Майами идут дожди. — Он пригорюнился. — И еще «Канард» поставил «Куин Мэри» на переоборудование в сухой док…[15]
— Двадцать семь! — повторил Питер.
— Но есть еще одна блестящая возможность, — объявил Гермес.
— Ну?
— Есть. Начиная со следующей недели, «Пан-Ам» предлагает тридцатипроцентную скидку на кругосветные полеты.
