Ольга Моисеева - Нф-100: Заповедник возможностей
- Если ты не устала.
- Шутишь?! Мне кажется, я сегодня вообще не усну! После такого...
- Да, концерт был - просто полный отвал души и мозга! - Денис вышел и открыл дверцу Кате.
- Не то слово! Я много раз слышала записи Луки, но это не идёт ни в какое сравнение с его пением вживую.
- Согласен. Я бы ещё слушал и слушал, жалко было, когда всё закончилось... Это... так... так невозможно прекрасно!
- Вот да, да, точно! - закивала Катя. - Невозможно. Невозможно прекрасно для человека, и он ещё так выглядит... этот Лука... - она замялась, подбирая определение, - словно... словно Ангел!
- Белый Ангел, - согласился Денис. - Да, есть что-то такое в его облике, хотя глаза... ты видела, какие у него глаза?
- Чёрные, да... Белый Ангел с тёмным взглядом... Или так не бывает?
- Не знаю, я в Ангелах плохо разбираюсь, - улыбнулся Денис. - Но взгляд у него - абсолютно космический.
Они подошли к двери квартиры. Катя остановилась и, повернувшись к Денису, с чувством сказала:
- Спасибо, спасибо тебе за этот вечер!
- Пожалуйста, - ответил он и потянулся к её полуоткрытым губам.
Катя ответила на поцелуй со страстью и, не отрываясь от Дениса, буквально втолкнула его в квартиру.
Всё получилось быстро и как-то дёргано, он почувствовал, что девушка не против натурального секса, но всё равно замкнул лавмод, сам толком не поняв почему, а она в ответ сделала вид, что так и правда лучше. В результате у обоих осталось чувство лёгкого неудобства, Денис скоро засобирался домой, и Катя не стала его задерживать. Подходящего момента для просьбы так и не наступило и, уже стоя в дверях, Денис вдруг стал жаловаться на проблемы с Сагониным, почти физически ощущая, насколько это не к месту и не ко времени. К счастью, Катя быстро поняла, чего он от неё хочет, и почти сразу прервав его объяснения, сама предложила помощь.
По дороге домой он снова вспоминал концерт, и одна из сцен, в которой танцоры превращались в пум и леопардов, внезапно навела его на дикую мысль относительно Аркуловской "девочки не отсюда", как назвал её сын Марии, но серьёзно обдумывать такую версию событий Денис не решился, опасаясь попасть в одну палату с Ильёй. Тем не менее мысль не исчезла и, осев где-то в глубинах сознания, осталась тихо ждать своего часа.
Посмотрев в экран заднего вида, Денис вдруг обратил внимание на следовавший за ним тёмно-синий мобиль - возникло ощущение, что он уже видел его до этого то ли припаркованным неподалёку, то ли едущим, как сегодня, сзади, когда мотался по рабочим делам.
Подъезжая к дому, Денис заметил, что преследователь тоже притормаживает. Денис вышел из мобиля и, отправив его на подземную стоянку, быстро зашагал к припарковавшемуся метрах в двадцати дальше по улице незнакомцу. Но тёмно-синий мобиль не стал дожидаться, пока Денис подойдёт и, тут же тронувшись с места, проехал мимо, быстро набирая скорость.
Запомнив номер, Денис озадаченно смотрел ему в след, гадая, действительно ли это была слежка, или у него начинается паранойя, и пассажир а, скорее, пассажирка, просто испугалась бегущего к ней среди ночи незнакомого мужика.
Глава 4
След то и дело терялся, и стоило невероятных усилий обнаруживать его вновь и вновь. Но боль заставляла искать, она обостряла чутьё и гнала вперёд, помогая уловить тонкую нитку связи. Сил было немного, и приходилось часто останавливаться, хоронясь в тёмных подворотнях и тупиках. Кровоток восстанавливался медленно, тело пока оставалось холодным, не давая быстро двигаться. Очень хотелось вернуться обратно к покою, в примитивное бытиё, без мыслей и тревог, когда любое волнение - чисто физиологическое порождение, отклик на инстинкт и телом управляет не самосознание, а простая биология жизни.
Но без отца возвращение к примитиву было невозможно, так же как и восстановление сложной формы, и ей оставалось только застыть в промежуточном состоянии, замедлиться, замереть в бесчувствии, пока обстановка не переменится, пока что-то не случится. И оно случилось. Пришла боль. С силой толкнувшись в позвоночник, отцовская боль волной растеклась по нервам и приказала телу очнуться и бежать.
Она плохо помнила, как оказалась здесь, в тёмном мокром городе, в поисках следов отца. От льющихся сверху потоков холодной воды её бил озноб, мешая прийти в себя, и она оставалась в мало вменяемом состоянии: самосознание пробивалось вспышками, иногда озаряя истинную цель поиска, но большую часть времени она почти не понимала, что делает, просто выживала, чтобы и дальше двигаться по нитке связи. Когда тело окончательно пробудилось и согрелось, она смогла, наконец, побежать. Рассудок не восстановился, но зато проснулся голод. Поиск связи и отцовская боль постоянно отнимали силы, и тогда она научилась охотиться на крыс, действуя чисто инстинктивно, чувствуя, что они - единственные доступные в городе источники жизненной энергии. Крысы помогали, другие обитатели - мешали, и их следовало опасаться, что она и делала, оставаясь быстрым силуэтом во тьме, призрачной тенью, клубком нервных волокон, ловящих позывные отца.
Майя очнулась. Снова тот же сон, снова тоска и ощущение слабости.
Раньше она не умела видеть сны и всё спрашивала отца, что это такое? "Изменённое состояние сознания, - отвечал он. - Человеческий мозг порождает его, когда упорядочивает полученную за день информацию". - "А у меня почему не так? Ничего не укладывается?" - "Всё у тебя укладывается, просто пока по-другому". - "А я смогу когда-нибудь тоже, как все, видеть сны?" - "Сможешь, когда это станет тебе нужно".
И вот стало. Не так давно она впервые увидела сон. Он был о прошлом, о том, что с ней случилось в тот самый сложный в жизни период, когда отец вдруг оставил её, бросил в чужом месте с чужими людьми... Он тогда не понимал, что делал, он умирал, и если бы не Майя, не стремительный бег и поиск связи во мраке, отца бы уже не было...
Воспоминания пробудили голод, и ей снова захотелось поймать крысу, как тогда, в тёмном городе, и как несколько дней назад, когда Майя впервые увидела этот сон.
Отец запретил ей ловить крыс, но сон продолжал сниться, выматывая желанием вновь погрузиться в то ощущение силы и чистого движения. Чувствуя, что её вот-вот захлестнёт желание, которое она не сможет контролировать, Майя нажала кнопку возле кровати.
- Папа!
* * *
Сигнал вырвал Аркулова из раздумий, он взглянул на изображение с камеры в комнате Майи и, схватив инъектор, бросился в комнату дочери.
Она лежала, вцепившись в кровать, руки и ноги тряслись, зрачки расширились, заполнив почти всю радужку, на лбу проступила сетка сосудов.
- Что случилось, милая, что случилось?
- Я... хо...чу вернуться! Пожа-а-алста... - Её затрясло с такой силой, что задвигалась кровать.
