Илья Яковлев - Черный снег (без конца)
В кабинет вошла Элеонора с подносом, на котором была расставлена всевозможная снедь. Вид у неё был такой испуганный, что можно было подумать, будто она встретила по дороге из буфета графа Дракулу. Она молча поставила поднос на стол и выскользнула из кабинета как бажовская ящерка. Гриб посмотрел ей вслед и неожиданно спросил:
— А ты знаешь, откуда она у меня взялась?
Борис усмехнулся. По поводу того, откуда Гриб откопал это сокровище, по Управе ходила масса легенд, одна другой круче. Одни говорили, что это случилось, когда из министерства пришёл категорический приказ — раз и навсегда разобраться со слухами о появлении в N-ских лесах снежного человека и изловить того, кто бегает по лесу и пугает честных граждан. И вот якобы Гриб отличился и изловил некое существо, совсем одичавшее и потому ответственности не подлежащее. Обогрел, помыл, постриг, а когда существо стало более или менее напоминать человека, взял к себе секретарём. Из снежночеловеколюбия. Другие говорили, что Элеонора — результат запрещённых во всём мире экспериментов по клонированию человека, причём эксперимент неудачный. Создали её в секретных лабораториях КГБ под непосредственным кураторством Грибоедова и когда высшее руководство залицезрело результат эксперимента, оно не просто пришло в ужас, а чуть было не тронулось рассудком. Потом, дескать, долго обсуждали, влепить Грибу строгий выговор или «неполное служебное» за результат, но тут один из комиссии, очевидно самый жестокий, предложил поступить проще — обязать Гриба взять результат эксперимента в секретари. На том якобы и порешили. Были и ещё более или менее экзотические версии появления Элеоноры в Конторе, но Борис, естественно, не стал приводить ни одной из них и просто сказал:
— Не знаю. Да и откуда? Вы же, вроде, очень давно с ней работаете вместе, а я ведь когда ещё пришёл?
— Мне её жена в категорической форме навязала. Она у меня ревнивая, просто ужас! — рассмеялся Гриб, — «Или», говорит, «бери Эльку в секретарши, или я подаю на развод!»
Борис рассмеялся вместе с ним. Разгадка тайны появления Элеоноры в секретарях оказалась ещё более экзотической, чем все остальные. Уж кого-кого, а Гриба заядлым сердцеедом мог назвать только какой-нибудь любитель марихуаны после третьего косяка. Супруги он своей боялся — просто смерть, об сём тоже немало сплетен ходило по отделу. И подозревать его в супружеских изменах было ни чем иным, как проявлением вялотекущей шизофрении.
Обстановка несколько разрядилась, чему оба собеседника втайне были несказанно рады. Грибоедов разлил водку по стаканам, поднял свой и сказал:
— За тебя, Борис! Чтоб тебе на этом месте сиделось по-людски. Хотя, — с сомнением заметил он, — Судя по нынешней обстановке в стране, то не знаю, не знаю… Смутное время, мать его так!
— За вас, Валерий Вениаминыч! — в свою очередь поднял стакан Борис, Чтобы у вас всё тоже по-человечески было.
Выпили. Закусили. Грибоедов почесал в затылке и заметил:
— А что у меня-то не так быть может, у пенсионера? Уеду вот на дачу, огород копать и вообще… Это у вас сейчас забот — полон рот! Я, кстати, глубоко в душе даже доволен, что на пенсию ухожу. То, что тебе поручили… Смело могу сказать: сам бы я ни за что не взялся! Страшно.
— Что именно страшно? — поинтересовался Борис, — То, что мы создаём? Так ведь тут как. Я бы отказался, другого бы нашли. И неизвестно ещё, кого. За себя-то я ещё как-то отвечаю, а то попадётся им этакий папуас, он такого наворотит, что по сравнению с тем, что может у него получиться и настоящие тогдашние СС покажутся чем-то вроде октябрятской «звёздочки». При нашем-то менталитете.
— Верно. Но я не про это говорю. Страшно не то, что история опять повторяется и повторяется во всём своём безобразии. Вот тоже идиотизм говорить, что история, дескать, в первый раз трагедия, а во второй раз — фарс! Какой кретин, интересно, это сказал? Трагедия от повторения фарсом не становится, трагедия — она и в Африке трагедия. Хоть раз, хоть два, хоть двадцать два. А то страшно, что они сейчас вашими руками всё это для своих нужд создадут, а потом вас же первых к стенке и поставят. Причину найдут, не беспокойся. Историю нашей необъятной Родины хорошо помнишь? Так вот и вспомни в таком разе, что стало в тридцатых с теми, кто чистил, а? А с теми, кто первых чистильщиков вычистил? Вот то-то! — сказал Грибоедов, разливая по второй, — Ну, за здоровьице!
Выпили по второй, потом, без большого перерыва по третьей. Борис заметил, что Грибоедов перестал закусывать. После четвёртой Гриб уставился в окно и закурил. Борис посмотрел на него и вдруг заметил, что у Грибоедова в глазах стоят самые настоящие слёзы. Одна из них, самая крупная и непоседливая, покатилась по щеке бывшего начальника отдела, тот смахнул её рукавом и дрожащей непонятно от чего, то ли от выпитого, то ли от нервов рукой потянулся к бутылке. Борис опередил его, разлив водку сам и с тревогой спросил:
— Что с вами, Валерий Вениаминович?
Грибоедов выпил, внимательно посмотрел на Бориса полными слёз глазами и произнёс с надрывом:
— Ненавижу. Ненавижу этих сволочей, которые нашими же руками хотят сделать всю грязную работу, а когда работа сделана и сделана, как всегда, на совесть, нас же и пинают, как псов шелудивых. Мы сразу и сатрапы, и убийцы, и душители демократии! Можно подумать, что я в начале своей карьеры для собственного удовольствия шпионов изобретал да стукачей по организациям рассылал. Гниды поганые! Их, как вшей, давить надо. Мы, понимаешь, мерзавцы, а они святые! Аггелы, агнцы божьи. В Господа Бога теперь уверовали, царь-батюшка у нас сейчас святой великомученик стал. Ты что думаешь, эти, что сейчас к власти пришли, лучше, что ли? Да такое же дерьмо! Только дерьмо молодое, энергичное и поэтому с более сильным запахом. Все они там с душком. Только я вот что тебе скажу. С тобой и с этой идеей отечественного СС они сильно прокололись. Я тебе напоследок стариковский совет дам, что делать. Чтобы ты сам под первую же чистку ихнюю не угодил.
Грибоедов разлил остатки водки, расплёскивая её по столу и продолжил:
— Ты не думай, что вот, он пьяный и чушь несёт. На заметочку слова мои возьми, да обмозгуй потом, как следует. Они же этой твоей эсэсой себе сами могилу вырыли. Наш город, конечно, не столица, но я думаю, что тот, который у вас в Белокаменной главным будет, тоже не дурнее паровоза. Не сам до этого дойдёт, так советники подскажут. Только бы они, эти руководители, не пронюхали до поры до времени, до тех пор, что уже поздно станет вас запрещать и разгонять ко всем чертям, чем это им грозить может. Надо им перед этим хорошую приманку подсунуть. Слушай сюда…
