Оксана Аболина - Подмастерье
— Только не спи, только не спи, — приговаривала Соня, не отходя от постели Ерёмина. Она не давала ему уснуть, хотя нога уже почти не болела, зато стало сильно тошнить и голова начала разламываться. Подосинкина заставляла его пить кружку за кружкой травяной чай, так что на лбу у Сергея выступила испарина. А потом несмотря на все Сонины мольбы, Сергей не сумел удержаться и провалился в тягостный изнуряющий сон.
Пробудился он ближе к вечеру. Тяжело и болезненно приподнял веки. Солне уже склонилось к западу. Или нет, его лучей вовсе не было в комнатке — кто-то плотно занавесил окно. А горящие свечи казались факелами. Шея затекла и мышцы не желали слушаться. Ерёмин с трудом повернул голову. В изножье его постели сидела с сухим воспалённым взглядом Подосинкина, а у стола суетилась женщина, показавшаяся Сергею знакомой. Кто это? Он постарался вспомнить и не смог, и это совершенно его обессилело.
Женщина сняла со стола какой-то таз, поставила его перед лежанкой и, закатав рукав ерёминской рубахи, порезала ему запястье. Когда кровь полилась в таз, женщина начала что-то быстро бормотать себе под нос. Спустя несколько минут, она туго перевязала резиновым жгутом плечо Сергея, и остановила кровь.
— Это поможет, баба Рита? — почти неживым голосом спросила Подосинкина.
— Не боись, красавица, будет как новенький, — отвечала женщина. — Ну-ка, голубушка, подсоби мне…
И уже вдвоём они заколдовали над Сергеем — заставляли его пить какую-то едкую горькую жидкость, кололи иглами и вливали в кровь бурого цвета снадобье, обтирали леденящей водой.
Ерёмин измучился и, забывшись, вновь провалился в сон. В себя он пришёл уже на рассвете. И почувствовал, что у него сильно ноет нога. Но не было ни озноба, ни головной боли, ни одеревеневших мышц, ни путаницы сознания.
— Уфффф, выбрался! — радостно воскликнула Соня, которая, похоже, просидела у его постели всю ночь.
— А баба Рита где? — спросил Сергей.
— Вернулась в Звенигород. Сказала, что худшее позади, и она тебе больше не нужна.
— Ты как? — в дверях появилась взлохмаченная голова Игоря. — Живой?
— С днём рождения! — вспомнил Сергей. — Эх, как бы мне хотелось попробовать праздничный пирог! Никогда в жизни не ел. Зато столько о нем слышал. — лукаво добавил он. — Мне кажется, это должно быть очень вкусно.
— Теперь у Маралина два дня рождения, — произнесла Соня. — Ладно, ты лежи, а я и вправду займусь готовкой. Если что — зови.
Весь день, сменяя друг друга, к Ерёмину заходили фермеры, балуя его разговорами. Даже Пафнутий заглянул. После него снова забежала Соня. Выглядела она запыхавшейся и усталой, но довольной.
— Еремей, — неожиданно улыбнулась она и, поймав удивленный взгляд Сергея, объяснила. — Я у Пафнутия про твою фамилию сейчас спрашивала. Говорит, что она произошла от имени Еремей. А оно — от ещё более древнего имени — Иеремия. Между прочим, у Джона Матвеевича специальная книга даже есть, где все-все имена старые перечислены и что они означают написано. Вот София означает «мудрая», так что в следующий раз ты меня слушайся, Еремей-Иеремия!
— А Сергей что означает? — заинтересовался Ерёмин.
Соня в ответ пожала плечами: значение его имени она не знала. Разговор перекинулся на фамилии. Сейчас фамилия — определенная группа генов в банке данных, и внутри этой группы гены будущего ребенка смешивать нельзя. Только с иной группой. А отчество у мальчиков и матчество у девочек даётся, чтобы знать от какого конкретно мужчины или женщины взят определяющий генотип. В древности же матчеств и вовсе не было, и женщина могла зваться, к примеру, не Софья Татьяновна, а Софья Андреевна. Смешно. А фамилия и вовсе была одна на всю семью: её носили и родители, и дети.
— Побегу я, — с неохотой вставая с кровати, произнесла Подосинкина. — Дел много, там поди уже и тесто для пирога подошло.
— Посиди ещё, — неожиданно попросил Ерёмин. — Давно хотел тебя попросить… — он немного замялся. — Я ведь вообще про тебя ничего не знаю. Даже о Ксюхе знаю больше, Ванька про неё и про себя как-то говорил. А о тебе — ничего. Расскажешь?
— А чего там рассказывать? — смутилась девчонка, но не ушла, снова присела рядом. — Я из инкубатора сбежала.
— Как это из инкубатора? — изумился Сергей. — Из воспитательного дома, хочешь сказать?
— Именно что из инкубатора! — заявила Соня. — Впрочем, из воспитательного дома тоже, но это уже позднее было. В общем, история та покрыта дорожной пылью и ночным мраком. Как записано в моём личном файле — я-то этого и не помню вовсе — однажды у ворот города появилась маленькая девочка с корзинкой грибов в руках. Откуда она пришла и где жила до этого — так установлено и не было. Зато после того, как сделали анализ ДНК, оказалось, что эта девочка пропала три с половиной года назад в одном из городских инкубаторов. Думаю, меня похитили какие-то иззвены, а почему вернули — кто знает? А, может, и не вернули вовсе. Может, сама убежала. Позже я узнала, что в то время и в тех краях сожгли несколько иззвенских ферм, может, на одной из них и жили мои похитители? А когда я подросла, то снова сбежала из воспитательного дома. Мыкалась в городе, пока Джона Матвеевича не встретила. Вот, собственно, и вся моя история. Ну что, интересно было?
— Интересно, — кивнул Сергей. — Очень необычная история.
— Да ладно! — отмахнулась Соня. — Ладно, бежать мне пора!
Она наклонилась к Ерёмину и быстро поцеловала его в щёку. А потом вспорхнула с кровати и убежала из комнаты.
22
Вечером, когда стемнело, фермеры развели костёр и расселись вокруг него. Пафнутий отказался к ним присоединиться, но обещал всю ночь провести на башне. Так что собрались все ребята. Костёр был высокий, весёлый, яркий. Пламя металось в кругу, шипя и выплёвывая искры, казалось диким зверем, пойманным в клетку. Прямо в золу, под огонь, ребята закопали картошку, а затем вытаскивали её палками и, обжигаясь, с аппетитом уминали, запивая хмельной брагой. Всего лишь картошка с солью, а сегодня Ерёмину казалось, что он не ел ничего вкуснее. Но так он думал лишь до той поры, пока Подосинкина не принесла пироги. Пироги его потрясли. Это были кусочки теста, внутри каждого из которых находилось что-то особенное — в одном пироге Ерёмину попалась морковка, в другом яблоко, в третьем — рыба, в четвертом — капуста, в пятом — запечённое целиком яйцо, но самый вкусный был шестой, там оказалась ягода черника. Сергей хотел бы распробовать и другие, но он объелся и благодушно отвалился на землю.
— А дрова-то и нашлись… — сказал он, глядя как Игорь шурует в костре деревянной кочергой.
