Кир Булычёв - «Если», 1998 № 04
— Время отправляться за Минотавром, — откликнулась нить.
Тесей тяжело вздохнул, погасил сигарету, выбрался из постели, опоясался мечом, надел кольчугу, а поверх рюкзак, оставил записку Федре и бесшумно вышел. Как ни восхитительно лежать, рано или поздно приходится уступить настоятельной необходимости встать и двигаться. Любые наши движения в прямоходящем состоянии не что иное, как танец со сменой поз, покуда мы мчимся сквозь невероятное на пути к непознаваемому.
29. Попробуй дозвониться на Наксос.Тесей осмотрелся, но на мили и мили вокруг смотреть оказалось не на что. Только телефонная будка, выкрашенная в красный цвет, и экземпляр Всеобщего телефонного справочника, который в пределах лабиринта связывает кого угодно с кем угодно и автоматически обновляется всякий раз, когда кто-то переезжает.
Это была одна из самых необустроенных областей лабиринта, и хотя здесь могло расположиться все, что взбредет в голову, до коммунальных удобств пока не дошло. Тесей вынул собственную записную книжку, перелистал ее. Книжка была сделана по новейшей моде: имена тех, кто хорошо к вам относится, светились в темноте, а вот имена врагов прочесть было трудновато — они тускнели, как и упоминания об их положительных чертах, ежели таковые имелись.
После нескольких пробных звонков Тесей решил, что лучше всего остановиться у бывшей жены, Ариадны, и ее нового возлюбленного Диониса.
Как ни странно, они обрадовались. На Наксосе все шло как-то слишком спокойно — да остров никогда не славился ни шумными представлениями, ни бурными загулами. На северо-западной оконечности острова Дионис завел большую ферму. Она венчала довольно красивый мыс и смотрела на море. Ниже фермы лежали узкая полоска пляжа и бухточка, где могли укрыться лодки с неглубокой осадкой.
Дионис обожал лодки. Лодки доставляли контрабандную сому, которую он перепродавал героям со скромной наценкой. Кроме того, Дионис сочинял роман, а Ариадна ходила на курсы, изучала науку торговли недвижимостью.
Проблемы, мучившие их всех когда-то, были забыты. Ныне память о прошлом стала связующим звеном, скрепляющим тройственный союз. По вечерам, когда архаичное рыжее солнце тонуло в море, они садились за кухонный стол поиграть в бридж. Четвертым партнером выступала катушка ниток, способная разделиться на семь различных личностей, хотя этот ее талант востребовали очень редко.
У Ариадны было вроде бы множество детей. Среди них, возможно, попадались и соседские детишки, но были, как пить дать, и ее собственные. Ее и Тесея. Он ощущал уверенность, что они с Ариадной произвели на свет по меньшей мере одно дитя, а может, двоих или даже троих. Точно он не помнил, память подводила, не то что когда-то, да и попробуй упомнить всех прошлых и будущих жен, прошлых и будущих детей, все бессчетные перемены судьбы.
Тесею не хочется спрашивать, кто из этих чад его кровные — а вдруг, чем черт не шутит, и вовсе никого. Это неуважительно по отношению к себе — о таком не спрашивают. Гнусно не помнить своих детей, гнусно не помнить, какой ребенок от какой жены, — а какая-то из них, может, осталась вообще бездетной. И ведь, если по совести, спрашивать нет нужды: Тесей не сомневается, что где-нибудь все это записано. Он всю жизнь ведет дневник, фиксирует, с кем виделся, что ел на обед, как себя чувствовал. Он же Тесей, со временем его мемуары несомненно будут пользоваться спросом: людям захочется знать правду, то, что с ним происходило на деле. Все-все-все записано, но невозможно таскать за собой такие горы бумаги; он рассовал отдельные части своего дневника там и сям, и все-все где-нибудь да хранится, — только бы найти время собрать записи воедино и издать «Мемуары Тесея», а заодно выяснить, какие именно дети — его дети.
А между тем приятная жизнь на Наксосе шла своим чередом. Крестьяне пахали, задавали корм скоту, а периодически устраивали состязания, кто громче крикнет, и плясали вокруг хлебного дерева. Они были невысокие, широкоплечие, широкоскулые и всегда одевались в черное, за исключением праздников, когда носили белое. Танцы хлебного дерева исполнялись под аккомпанемент местных инструментов — тамбурина, барабанчика, цимбал, гармоники. Тесею нравились здешние жалобные напевы, хоть они и отличались от более привычных звуков эллинской электрической флейты и педальной свирели Пана.
Жизнь была непритязательной, и это тоже нравилось. По ночам из моря выходили странные твари. Темные, гибкие, они проползали по пляжу и взбирались на ближайшие деревья-пагоды в поисках устриц. Глубже по холмам росли широколистые кусачие деревья, характерные для острова. Собственно, их и деревьями называть не следовало — они принадлежали к более древним породам из класса арболеумов, сереньких растений со своеобычными крестовыми насечками там, где ветви отходят от ствола. Иногда между арболеумами тяжело пролетали желтогорлые птицы-предвестники. Тоже не настоящие птицы, а древняя разновидность крылатых, обитавшая в небесах Наксоса, когда Земля была юной и глупой.
Как ни хорошо было жить на Наксосе, но рано или поздно всему приходит конец. Ничто не вечно, и особенно удовольствия. Непреодолимый закон природы: все на свете, даже самое лучшее, становится невыносимым, а дни человеческой жизни — мертвыми листьями на дереве метафор.
Конец его пребыванию на острове, как водится, наступил без предупреждения. Однажды Тесей вернулся домой и осведомился, не было ли ему звонков. Ариадна ответила, что нет, и добавила, что вряд ли будут.
— Это еще почему? — не понял Тесей.
— Потому что телефон не подключен, — ответила Ариадна. — Я думала, ты знаешь.
На следующий день Тесей отбыл.
30. Как провалиться к началу повествования.Вернувшись на материк, Тесей высадился в маленькой гавани на скалистом побережье Аттики. Поблизости раскинулся городишко, белые домики-ульи сверкали под полуденным солнцем. Едва войдя в город, он понял, что здесь сегодня намечается праздник. Какой?
Потом он увидел натянутое между домами полотнище, и на полотнище крупно: «СПАСЕМ НАШЕГО МИНОТАВРА!». По странному совпадению, Тесей явился сюда в День охраны минотавров. На других плакатах указывалось, что минотавры превратились в исчезающий вид. Подразумевалось, что люди твердо решили остановить незаконное истребление сказочных тварей, одолеть малую группу эгоистов, которые поставили себе целью извести под корень старейших чудовищ, населявших классический мир.
Некто взгромоздился на тумбу и произнес речь.
— Вы уже бывали свидетелями исчезновения сказочных существ. Где теперь стимфалийские птицы? Где золотоголовые моржи, где курчавохвостые нарвалы, где полоумные гарпии? Все они исчезают, если еще не исчезли. И куда, скажите, смотрит Дедал? А никуда он не смотрит, это его не заботит. Ему наплевать на охрану того, что существует, ему только новое подавай!..
