Чарлз Плэтт - Свалка
— Слишком поздно, Роуч. Я не могу в это поверить, как бы мне ни хотелось. Ваша вспышка имела все признаки долго подавляемого стремления. Это не просто случайная ошибка. Нет! Безумие всегда гнездилось в вас. Я нарушу свой моральный долг перед обществом, дав вам возможность избежать медицинского вмешательства. Я могу сделать вам единственное одолжение — вас буду лечить отдельно от остального сброда. Большего даже я сделать не могу.
Оливер понял, что выхода нет. Он взглянул на Ларкина. Тот был хиловат, и, похоже, до смерти боялся испачкаться.
Это был единственный шанс.
Оливер метнулся к Ларкину, пытаясь его схватить, но тот быстро отскочил в сторону, вынимая руку из кармана.
— Не двигайтесь, Роуч, — рявкнул он. В руке у него был пистолет. — Я ношу оружие на случай неприятностей с туземцами. Но оно мне отлично послужит и для того, чтобы убедить вас немедленно покинуть корабль.
Оливер медленно добрел до люка и вышел наружу. Выбора у него не было.
— Ключи, Роуч. Быстро!
Оливер опустил ключи в протянутую руку Ларкина. Лязгнул, закрываясь, люк. Конец. Назад пути не было.
Он поспешил к дому Гейлорда. Нужно было рассказать обо всем и прикинуть, что делать дальше. Ларкин сказал, до взрыва остается шесть часов, так что действовать нужно быстро.
Он вошел в комнату, где его ждали Гейлорд и Джульетта.
— Вернулся, — хмыкнул Гейлорд. — Это больше, чем я ожидал. Ну, рассказывай, чего там начудил Ларкин.
Оливер тяжело опустился на то, что в предыдущей жизни было стулом. Стычка на корабле вымотала его — и физически, и морально.
— Дурные новости. Я нашел в командной рубке бумаги, которые все объясняют… — и он рассказал о бомбе, установленной на дне шахты.
— Ну, и на чертей это все? — спросил Гейлорд. — Я думал, Ларкин обделаться готов при одной мысли, что наша мусорная куча развалится и загадит его Приятные Миры.
— Так и есть. Но, по их расчетам, заложенный заряд разорвет Копру на четыре больших куска, а мелкие обломки быстро соберут. Эти четыре куска установят на новых орбитах, и они станут четырьмя новыми свалками. Но жить на них будет невозможно — на них поставят гравигенераторы в 10 «же».
Гейлорд принял новость без удивления.
— Я же говорил, что не жду ничего хорошего от этого выродка. Ладно, следующий вопрос легкий: что будет с нами?
— Психохирургия. Проще говоря, ваши мозги будут вычищены и переделаны по стандартам так называемого "цивилизованного общества". Это значит… полное уничтожение индивидуальности.
Гейлорд кивнул.
— С этим тоже понятно. Что будет с тобой?
Оливер вздохнул.
— Я сам все испортил… За три дня, что я не видел Ларкина, я забыл, что он из себя представляет. Мы никогда не были в хороших отношениях. А тут я разозлился и проявил строптивость. Ну, он мне и отомстил — отомстил, не нарушая писаных правил. Официально я числюсь пропавшим в джунглях. Соответственно, я потерял гражданские права. На его взгляд, я не больше, чем копранец, — мой разум так же не соответствует норме, я такой же грязный… Так что мне тоже грозит психохирургия.
В комнате повисло тяжелое молчание. Потом в углу тихо зарыдала Джульетта.
— Кончай скулить, — раздраженно буркнул Гейлорд, сверкнув глазами. — Мы все крепко вляпались, чего теперь реветь. Хочешь хныкать — хнычь, только про себя. Нам надо дать сдачи, — и быстро, прежде чем этот ублюдок поймет, что случилось, — Гейлорд вскочил со стула и принялся разгуливать по комнате. — Чем больше я обо всем этом думаю, тем больше ненавижу эту падлу. С каким удовольствием я протащил бы его через самую вонючую мусорную кучу…
Гейлорд задумчиво умолк, и вдруг разразился хохотом.
— Бог мой, да что это мы? Чего мы волнуемся? Все будет совсем просто. Смотрите: в деревне больше ста мужиков, и еще ты на нашей стороне, Оливер. Устройство корабля ты знаешь, так? А против нас — один Ларкин. И мы — копранцы, а он — сопливый инопланетянец… Как мы можем проиграть, имея такое преимущество?
Он ухмыльнулся. Но ни Джульетта, ни Оливер его не поддержали.
— Ты что, серьезно? — сказала Джульетта, утирая глаза. — У него больше силы, чем у всех нас, вместе взятых. Он может разрушить наши дома, наш мир, наши мозги… все, что угодно.
— Она права, — вздохнул Оливер. — Я не хочу вас принизить, но у нас нет шансов взять над ним верх, копранцы мы или нет. Разведывательный корабль построен с расчетом на отражение любой массированной атаки. Он хорошо вооружен. Мы ничего не можем сделать, разве что ждать, когда нам велят загружаться в трюм. Нас отвезут в ближайшую психохирургическую клинику. Может, мне удастся заявить официальный протест, но…
Гейлорд сплюнул, и его багровое от ярости лицо нависло над Оливером.
— Треплешься, как инопланетянец, — гаркнул он, — Я не желаю слушать эту херню, да еще в своем собственном доме! Он заявит оффиц-циаль… Дерьмо! Тебе надо еще многому научиться — например, как иметь дело с людишками вроде Ларкина! — Гейлорд шагнул к двери и открыл ее одним рывком. — Сейчас ты поймешь, почему мы так ценим скарб, и что с ним можно наворотить, если как следует пошевелить мозгами. Черт, мой скарб поперли, но нам хватит и норманового, чтобы забраться в эту жестяную банку… Норман! — заорал он в сторону лестницы на второй этаж. — Норман, спускайся сюда!
Его сын заставил себя подождать. Но вот, наконец, он появился в дверях.
— Что такое? — спросил он. Оливер заметил, что в его блеклых глазах появился какой-то огонь. Норман держался прямей и в голосе его слышалась сдерживаемая ярость. Казалось, он обрел силу противостоять отцу.
— Мне нужен твой скарб, — сказал Гейлорд, — и твоя помощь, хотя, видит бог, толку от нее будет не дохера. Надо пробраться на разведывательный корабль.
— Для чего?
Гейлорд сжато обрисовал ситуацию, и, пока он говорил, по лицу Нормана расплывалась слабая усмешка.
— Можешь воспользоваться моим скарбом, если хочешь, — сказал он, дослушав Гейлорда. — Но, боюсь, я не смогу тебе помочь. Мне предстоит важная встреча.
— Встреча? — на лицо Гейлорда набежала тень подозрения. — О чем это ты?
Норман медлил с ответом, явно наслаждаясь ситуацией.
— Я беседовал с атторнеем Ларкиным. По радио, с диспетчерской вышки. Он согласился принять меня на корабле для конфиденциальной беседы.
Гейлорд не нашелся, что на это ответить. Долгие годы он властвовал над слабовольным приемышем. Норман был необщительным, замкнутым и нервным, и лишь его стремление к чистоте показывало, как сильно он отличается от остальных копранцев. И вот, буквально за пару дней, такие перемены…
