Невил Шют - На берегу
— Да уж наверно им придется нелегко. Учиться читать с самого начала. Кот на картинке и рядом по буквам: К-О-Т, и прочее в этом духе. Джон говорит, записи пока примерно до этого и довели. — Он помолчал. — Наверно, это тоже полезно, — задумчиво докончил он. — Чтоб ученые мужи не нашли себе занятия похуже.
— Картинка с кошкой тем, новым, не поможет, — заметила Мойра. — Ведь никаких кошек не останется. Они не будут знать, что такое кошка.
— Пожалуй, лучше нарисовать рыбу, — сказал Дуайт. — Р-Ы-Б-А. Или, допустим, чайка.
— Чем дальше, тем длинней и трудней слово. — Мойра обернулась к Питеру, спросила с любопытством: — А какие книги они сохраняют? Про то, как делать кобальтовую бомбу?
— Боже упаси! — Все трое засмеялись. — Не знаю, что они там надумали. По-моему, для начала очень подошла бы Британская энциклопедия, да уж больно велика. Нет, право, не знаю. Пожалуй, знает Джон Осборн — или может узнать.
— Праздное любопытство, — заявила Мойра. — Нам с вами от этого ни тепло ни холодно. — Она в притворном ужасе воззрилась на Питера. — Только не говори, что они сохранят хоть одну газету. Этого я не вынесу!
— Ну, не думаю, — был ответ. — Не настолько они сумасшедшие.
Дуайт сел на песке.
— Обидно, зря пропадает такая теплая вода. По-моему, надо искупаться.
Мойра встала.
— Не пропадать же добру, — поддержала она. — Воспользуемся случаем, пока не поздно.
Питер зевнул:
— Валяйте, наслаждайтесь теплой водичкой. А я понаслаждаюсь солнышком.
Он остался лежать на песке, а Мойра с Дуайтом вошли в воду. Поплыли рядом.
— Вы отличный пловец, да? — спросила она.
Дуайт ответил не сразу.
— Я много плавал, когда был помоложе. Один раз участвовал в состязаниях — наша Академия против Уэст-Пойнта.
Мойра кивнула.
— Я и подозревала что-то в этом роде. А теперь вы много плаваете?
Дуайт покачал головой.
— Только не на состязаниях. Это приходится очень быстро бросить, разве что у тебя куча свободного времени и можно вдоволь тренироваться. — Он засмеялся. — Мне кажется, с тех пор, как я был мальчишкой, вода стала холоднее. Не здесь, конечно. В Мистике.
— Вы и родились в Мистике?
Он покачал головой.
— Я родом с Лонг-Айлендского пролива, но не из Мистика. Мой родной город называется. Уэстпорт. Мой отец там был врачом. В первую мировую войну служил хирургом на флоте, а потом стал практиковать в Уэстпорте.
— Это тоже на побережье?
Дуайт кивнул.
— Плаваешь, ходишь под парусом, ловишь рыбу. Так я и жил мальчишкой.
— Сколько вам лет, Дуайт?
— Тридцать три. А вам?
— Какой бестактный вопрос! Двадцать четыре, — ответила Мойра. И, помолчав, спросила: — А Шейрон тоже из Уэстпорта?
— В каком-то смысле. Ее отец — адвокат в Нью-Йорке, живет на 84-й Западной улице, недалеко от Центрального парка. А в Уэстпорте у них дача.
— Значит, там вы и познакомились.
Он кивнул.
— Еще детьми.
— Наверно, вы поженились совсем молодыми.
— Как только кончили учиться. Мне исполнилось двадцать два, меня назначили лейтенантом на «Франклин». Шейрон было девятнадцать; она так и не окончила колледж. Мы больше чем за год до того решили, что поженимся. Когда наши родные увидели, что мы не передумаем, они собрались вместе и порешили — лучше уж на первых порах нам помочь. — Дуайт помолчал, докончил негромко: — Отец Шейрон очень по-доброму к нам отнесся. Мы бы и еще ждали, пока не заработали как-нибудь хоть немного денег, но родные решили — ни ей, ни мне это вовсе ни к чему. И дали нам пожениться.
— Помогали деньгами?
— Ну да. Нам нужна была помощь только года четыре, а потом умерла одна тетушка, а я получил повышение, и мы стали на ноги.
Они доплыли до конца причала, вылезли из воды и посидели, греясь-на солнышке. Потом вернулись на пляж к Питеру, посидели с ним, выкурили по сигарете и пошли переодеваться. Вновь сошлись на пляже, держа туфли в руках, неторопливо сушили ноги на солнце, отряхивались от песка. Потом Дуайт стал надевать носки.
— Это ж надо — разгуливать в таких носках! — сказала Мойра.
Дуайт глянул на свои ноги.
— Это только на пальцах, — заметил он. — Снаружи не видно.
— И не только на пальцах! — Мойра перегнулась, взялась за его ступню. — Где-то я видела еще. Да вот же, пятка снизу вся дырявая!
— Все равно не видно, когда я в ботинках.
— Разве вам никто не штопает носки?
— В последнее время большую часть команды «Сиднея» уволили, — пояснил Тауэрс. — Мою койку еще заправляют, но у вестового теперь слишком много дел, ему не до того, чтобы штопать мне носки. Да на корабле и раньше не очень с этим справлялись. Иногда я сам штопаю. А чаще просто выбрасываю рваные носки и покупаю новые.
— И пуговицы на рубашке у вас не хватает.
— Это тоже не видно, — невозмутимо ответил Дуайт. — Она же внизу, под поясом.
— По-моему, вы просто позорите флот, — заявила Мойра. — Знаю я, что сказал бы адмирал, если б увидал вас в таком виде. Он бы сказал, что «Скорпиону» требуется другой капитан.
— Он ничего такого не увидит, — был ответ. — Разве что заставит меня снять штаны.
— Разговор сворачивает не в ту сторону, — сказала Мойра. — Сколько пар носков у вас в таком состоянии?
— Понятия не имею. Я давным-давно не разбирался в ящике с бельем.
— Отдайте их мне, я их возьму домой, и заштопаю.
Дуайт быстро взглянул на нее.
— Очень великодушное предложение. Но незачем штопать мои носки. Все равно мне пора купить новые. Эти уже никуда не годятся.
— А разве можно купить новые? — спросила Мойра. — Папа не смог. Он говорит, их больше нет в продаже, и еще очень многого тоже не найти. Ему и носовых платков не удалось купить.
— Да, верно, — поддержал Питер. — В последний раз я тоже не достал подходящих носков. Нашел огромные, на несколько размеров больше, чем надо.
— А вы в последнее время пробовали купить новые носки? — допытывалась Мойра у Тауэрса.
— Вообще-то нет. В последний раз покупал, помнится, зимой.
Питер зевнул.
— Дайте ей, пускай она вам заштопает, сэр. Найти новые задачка-не из легких.
— Ну, если так, был бы весьма признателен. Но вам вовсе незачем за это браться, — сказал Дуайт Мойре. — Я и сам справлюсь. — Он усмехнулся. — Представьте себе, я умею штопать носки. И очень даже недурно.
Мойра презрительно фыркнула:
— Примерно так же, как я умею управлять подлодкой. Лучше свяжите-ка в узелок все, что у вас есть рваного, и отдайте мне. И эту рубашку тоже. Пуговица у вас сохранилась?
— Кажется, я ее потерял.
