Юрий Петухов - ЧУДОВИЩЕ (сборник)
Председатель приказал вывести вон усача, что и было сделано.
— А вы, уважаемый доктор, займите-ка пока место адвоката, вам оно к лицу, — сказал он после того, как масленоглазого выдворили из зала. — Пациент ваш прошел медицинскую экспертизу, поводов для тревоги у нас никаких нет.
Целитель гордо прошествовал к столику справа от судей и сел за него, величаво откинув голову назад.
— Продолжим. — Председатель улыбнулся Антону Варфоломеевичу. — Для нужд лабораторий за последние годы было выписано бытовой радиоаппаратуры, как отечественной, так и зарубежной, на сумму сорок семь тысяч рублей и тридцать пять тысяч в инвалюте всего. Скажите, какое имеет отношение бытовая техника — телевизоры, магнитофоны, видеомагнитофоны и прочая — к тому направлению, которым вы занимались.
— Самое прямое, — ничего не разъясняя, ответил глухим голосом Антон Варфоломеевич.
— Хорошо! Я не специалист, оспаривать не буду. Поставим вопрос так — где эта аппаратура находится сейчас?
Баулин промолчал.
— По нашим сведениям — в вашей квартире и квартирах лиц, обеспечивающих вам свое покровительство, не так ли?
— Так, так! — озлобленно выкрикнул Тудомский.
— Не вас спрашивают, — голос ниоткуда дрожал.
— Да чего уж — вам виднее. — Антон Варфоломеевич решил, что отпирательство бесполезно.
— С этим решили, хорошо. — Лицо председателя стало еще румяней. — Я думаю, мы больше не будем останавливаться на таких мелочах, как эта пресловутая аппаратура, спортивное снаряжение, книги, стройматериалы и тому подобное, а? — (Все согласно молчали.) — Ведь если мы начнем говорить об этом так же подробно, то просидим тут до второго пришествия. — Он похлопал по папке и продолжил: — Здесь все записано. Так вот, вместе с уже названным ущербом, в сумме то есть, все это составляет в переводе, конечно, на наши деньги — семьсот девяносто тысяч триста один рубль и те же шестьдесят семь копеек.
Зал дружно ахнул.
— Но пройдем теперь к опросу свидетелей. — Председательствующий умерил пыл публики. — Впустите первого.
Вошел почему-то Иван Иваныч со сложенными за спиной руками и в сопровождении двух молодцов в штатском. Антон Варфоломеевич злорадно усмехнулся, потер ладоши, взгляд его приобрел хищное выражение.
— Фу-у! — воскликнул председатель. — С этим делом мы уже покончили, ну сколько можно!
— Наверное, ему есть что сказать, — дал о себе знать голос ниоткуда.
— Тогда пусть скажет, — смирился председатель. Иван Иваныч прошел вперед, упал перед судом на колени и, глядя на судей, но не глядя на Антона Варфоломеевича, затряс в его сторону скрюченным пальцем.
— Это все он, — на верхней ноте завел Иван Иваныч, — аферист и подлец, это он опутал меня своей липкой паутиной!
— Ну-ну, не скромничайте, пожалуйста, — улыбнулся ему председатель, — и в выражениях, я вас очень прошу, помягче немного.
— Слушаюсь, — покорно проговорил Иван Иваныч. — Тут все дело в том, что гражданин Баулин прямого выхода на промышленность почти не имел, это может подтвердить каждый. Вот он и нашел лазейку в нашем министерстве.
— Лазейка — это вы? — ласково спросил прокурор.
Иван Иваныч глухо зарыдал.
Чем кончилась история с Иван Иванычем, Баулин так и не узнал, потому что его начало страшно тошнить и охранникам пришлось вывести подсудимого из зала суда.
Антона Варфоломеевича рвало в туалете в течение получаса. Ему казалось, что он умирает. Но все обошлось, и когда его вели назад в зал, Баулин увидел конвоируемого двумя автоматчиками Иван Иваныча. На том была полосатая каторжная роба, на руках и ногах его гремели в такт шагам кандалы.
А в зал из самого вестибюля тянулась до председательского стола длиннющая очередь. Во многих стоящих Антон Варфоломеевич узнавал толкачей-производственников. А когда он снова занял свое место, то услышал, как каждый из них, по мере прохождения освидетельствования, сознавался в том, когда и какие именно подарки он привозил подсудимому ныне Баулину, а тогда всесильному научному авторитету, чтобы получить в министерстве и НИИ нужное ему научно-техническое заключение. Длилось это невероятно долго.
Перед глазами Антона Варфоломеевича мелькали лица, фигуры, все мельтешило, кружилось, взбалмошный усач, высовываясь из-за дверей, орал что-то о непонятной жертве, так и не принесенной Баулиным науке, его выталкивали, но он протискивался вновь и вновь. Сверкающие мечи за спиной склонялись все ниже и ниже над головой Антона Варфоломеевича. Сидящий в президиуме Нестеренко сокрушенно покачивал головой и с искренним изумлением смотрел на Баулина. Петр Петрович грозил со своего места подсудимому пальцем, пучил глаза… а в конце концов взобрался с ногами на стол и, размахнувшись во все плечо, запустил в Антона Варфоломеевича каким-то бумажным комочком. Впрочем, до адресата тот не долетел, его перехватил на лету прокурор и, продемонстрировав всему залу с обеих сторон развернутую бумажку от мороженого, провозгласил звучно:
— Прошу подшить в дело!
Через минуту раскрасневшийся, запаренный пожарник приволок на скамью к Баулину и самого Петра Петровича, хотя тот вовсю упирался и требовал немедленно создать комиссию по расследованию жалоб и доносов, поступавших от подсудимого на протяжении последних четырех лет. Пожарник, похоже, был глухой. Да и что возьмешь с исполнителя? Голос же сверху изрек:
— Без бюрократической возни, как договаривались!
Овации в зале стали перерастать в подобие вулканического грохота. Публика неистовствовала!
А Антон Варфоломеевич вертел перед носом Петра Петровича кукишем и хихикал с каким-то мелким, не вяжущимся с его колоритной фигурой ехидством.
На скамье прибывало. В теплую компанию уже влились: экстрасенс, Сашка-предатель, все члены научно-технического совета во главе с особо научным завхозом института, старичок ректор, целая орава доставал-снабженцев, которых Антон Варфоломеевич совсем не узнавал… Скамья разрасталась будто на дрожжах, она уже занимала большую часть зала. И стражники в чалмах и с мечами в руках множились, множились — как зеркальные отражения.
Одним из последних притащили масленоглазого усача, который, дико тараща глаза, визжал словно резаный и клялся всем святым для него, что если подсудимого Баулина немедленно же, на его глазах, не принесут в жертву кому-то, то он вырвет меч у стражника, всех в этом зале перерубит в лапшу, а потом сделает себе харакири и собственной кишкой удавит Антона Варфоломеевича!
— Хрен с тобой! — орал Баулин, совершенно ополоумев. На, режь, гад! Ну чего ты?!
