Левон Хачатурянц - Путь к Марсу. Научно-фантастическая хроника конца XX века
— Готов, командир, могу выходить.
Пунктуальность — особенность Карпенко. Поэтому его выход — это четкое выполнение инструкций, команд. Он прошел без происшествий.
— Ничего, работать можно, — доложил Василий, когда вошел на командный пункт.
Что ж, очень емкий доклад. Все улыбнулись. Командир повернулся к Сергею:
— Теперь твой черед.
Сергей молча кивнул головой, встал, держа в руках щиток гермошлема:
— Готов, командир!
Сергей спустился в трюм, отшлюзовался, и уже через несколько минут его спокойный, как бы безразличный, с ленцой голос басил в главном отсеке.
Во время тренировки Марина не отходила от своего пульта. Она старалась не пропустить ни одной особенности в поведении, в состоянии организма своих товарищей.
Интересное явление наблюдалось в последние годы при подготовке сложных космических пусков. Раньше врачи наибольшие изменения в организме наблюдали у космонавтов в полете, в период пятиминутной готовности экипажа к старту. Сердце билось в полтора-два раза чаще, чем в норме, в голосе, даже на слух, без всяких анализаторов, прослушивались отрицательные эмоции… А на тренировках? Никаких изменений, а если в организме что-то перестраивалось, что-то реагировало на моделируемые факторы полета, то изменения были настолько малы, что их с трудом отмечали диагностические машины.
А сейчас? Непонятная для ученых смена картины. Организм, все функции которого сейчас регистрировались четче, быстрее, стал реагировать не на полет или же его ожидание, а на тренировки, особенно заключительные.
Что случилось, в чем причина? Ученые разных стран на специальных конгрессах и симпозиумах предлагали разные гипотезы. Может быть, причина всему этому изменения в среде, в технике космостроения и организации полетов, в адаптации организма к новым питательным веществам?
Эксперименты на обезьянах с введением «телеэкрана» в мозг не смогли ответить на этот вопрос. Животные в полетах реагировали сильнее, у них чаще билось сердце, они давали полный комплекс знакомого исследователям эмоционального синдрома. В чем дело? Выходит, что факторы реального космоса, реального полета и выполнения задания менее значимы для человека, чем те же факторы, но смоделированные человеком же?
Вот и сейчас Марина не отмечала изменений в действиях. Преобладали эмоции профессиональной ответственности, но проскальзывали и эмоции страха, тоски. Все это не было неожиданным для врача экипажа, и, наоборот, их отсутствие могло взволновать ее.
И Марина вспомнила одно из заседаний психофизиологической секции Центра.
Докладывал Леонид Добрак, занимающийся эмоциональной сферой деятельности. Было известно его хобби: делать из всего, что под рукой, произведения искусства. Он был художник, занимался чеканкой, из причудливых корешков делал замысловатые фигурки, любил скульптуру. Многим была известна его скульптурная группа «Боги на параде», которую он вырезал из одного корневища. Чудесная, фантастическая картина. Но его увлечение имело и практический выход. Элементы интерьера многих современных кораблей — также дело его рук. Отличный художественный вкус, детальное знание психологии, тонкое логическое мышление позволяли ему вникать во многие пограничные области психологии труда космонавтов. Вот и сейчас он докладывал о своей новой работе, которая базировалась и на физике, и на психологии, и на антропологии, и, конечно, на законах современного искусства. Очень интересная проблема.
В обычном для себя стиле стал докладывать Семен, емко: кадр, кривая, два-три слова в объяснение. Присутствующие воочию убедились — динамика и трансформация разительные. По этим данным можно было думать, что основная причина эмоционального напряжения — тренировочный полет. Семен сменил кадры. Данные обезьян. Основные эмоции — в полете реальном!
— Вот и объясните полученное, а самое главное — как трактовать теперь тренировку экипажей с этой точки зрения психотренажа?
Основное задание психотренажа — приближение ситуации тренировки к реальному событию. И если раньше ученые на тренировках добивались таких же показателей, как в реальной деятельности, то они радовались, и они считали, что тренаж прошел отлично. А как же теперь?
— Давайте без предложений. — Семен выключил экран. — Их уже было предостаточно, но и машины анализа не выбрали оптимального режима. Сейчас мы только ученые, нас интересует один вопрос — почему?
И на этом совещании было много споров. Обсуждение одной гипотезы сменялось другой. Ответа не было.
Неожиданно для всех поднялся и подошел к кафедре Игорь Петрович. Высокий, стройный, в безукоризненном светлом костюме. Сначала тихо, а потом постепенно повышая голос, начал говорить, в зале стало тихо.
— Вспомните полярников первых дрейфующих станций. У них были проявления эмоций. А сейчас? На станции едут как в командировку. Разве льдины стали крепче? Или белые медведи домашними? Изменились люди. Первые полеты в космос. Человек остается человеком, риск — риском. О чем думал тогда космонавт? Через пять минут взлет. А получится ли? Если получится, как пойдет полет, он же первый?
Сейчас в технику человек верит твердо. Даже стартующие в первый раз знают о космосе почти все, неопределенности почти никакой! Почему ему волноваться? Вот вы вступаете на смену и проверяете систему глобальной связи, волнуетесь — нет, вы уверены, что все так будет, как вы хотите, так и космонавт перед полетом. При тренаже другое дело. Раньше человек не волновался не потому, что моделируемое, как сказал коллега, было ниже реального, а потому, что реальное имело большое значение для космонавта, его товарищей, Родины. А почему сейчас определяются эмоциональные всплески именно перед началом тренировки?
В полете вероятность аварии невелика. Ответственность космонавта велика. Оценив свои возможности, он в случае чего не станет рисковать, передаст управление товарищу, автомату или Земле. А на тренаже вероятность запланированных «аварий», вы знаете, большая, следовательно, и больше неопределенность и напряженность. Здесь космонавт как бы подсознательно готовится в любых условиях пойти на риск. Да что и говорить, и у меня на тренировках больше болела душа, да и уставал я больше. Вот так.
Игорь Петрович как-то сразу оборвал свою речь и сел. Споры возникли и здесь. И здесь обсуждали, вникали, предлагали. Но идея была настолько проста, что оспаривать ее трудно…
На пульте у Марины данные Акопяна. Он снимает ловушки. Что-то там не ладится, а частота пульса нормальная, в голосе никаких перемен, К — почти единица.
