Анатолий Днепров - Глиняный бог
— Добро. Придется полетать над этой местностью еще денька два…
— Не понимаю, при чем здесь мошкара?
— А при том, что без парижской зелени полеты покажутся подозрительными.
— Кому?
— Ну, например, рыбакам, которые удят рыбу.
ТРЕВОГА
1
Книга была в мягкой фиолетовой обложке, без титула. Только перевернув обложку, можно было прочитать:
“Дж. Стейнли Холл. Старение”.
Саккоро в длинном мохнатом халате и в восточных сандалиях шагал по мягкому ковру. Он читал:
“Когда человек стар, очень стар и привык к жизни, очень трудно умирать. Я думаю, что молодые люди принимают идею умирания более легко и, может быть, с большей охотой, чем старики. А когда человек знает, что смерть близка, и не может уже больше в этом сомневаться, то его душой овладевает глубокая печаль”.
Саккоро остановился. На его желтом, изрезанном тонкими морщинами лице заиграла злая улыбка. Он бросил книгу.
Печаль? Совсем не то слово. Я чувствую себя как приговоренный к казни, знающий свой день и час. Может быть, кто‑нибудь и чувствует печаль. Пусть. Наверное, есть такие, которым больше ничего не остается, как чувствовать печаль. Но только не я! Я никакой печали не чувствую. У меня зависть. И ненависть к тем, кто останется жить, к тем, кто еще не родился. И особенно к тем, кто твердит, будто на земле жизнь будет вечно…
Он откинулся на диван и потер руки.
Молодые люди принимают идею умирания с большей охотой? Вот и хорошо. Я их ненавижу, и я им дам возможность легко умереть. О, это будет совсем легкая смерть! Вспышка — и все! Они все умрут, не успев сообразить, что произошло! Только скорее бы… Я тоже исчезну, но я опять молод, потому что живу этим сладким, счастливым ожиданием…
В комнату бесшумно вошел Джаллаб и спросил:
— Господин Саккоро, вам принести кофе?
— Что? Ах, это ты, — Саккоро болезненно поморщился. — Нет, не нужно. Впрочем, принеси, но не кофе, а джин. Бутылку джина и лимонный сок.
Он пил мелкими глотками, закрыв глаза, откинувшись на спинку дивана.
Не открывая глаз, он шептал:
— Это будет так. Совсем маленький самолетик, ну, просто крошка, поднимется в воздух и понесет через океан то, о чем не будет знать даже летчик. Какую‑то пустяковинку, коробочку. Просто подарок кому‑то там… В коробочке будет это! В ней будет смерть и часы, отстукивающие последние минуты жизни планеты… Все будет рассчитано до секунды. Я буду знать точно час и минуту… О, мне хорошо известна эта новейшая военная выдумка: “Мертвые мстят живым!” На той стороне Земли солнечный пожар зальет города и селения, континенты вспыхнут, как облитые бензином ковры, и языки пламени поднимутся до самых высоких облаков. И когда уже все живое будет развеяно раскаленным ветром, раскроются недра, автоматы раздвинут подземные хранилища, и тысячи, а может быть, и больше, таких же посылок со смертью полетят на эту сторону земного шара! “Мертвые мстят живым!”
Он представлял себе голубое зарево над планетой, в мыслях парил над бушующим океаном неземного огня и чувствовал себя великим и безжалостным мстителем, карающим Землю…
Он выпил еще и вдруг почувствовал острую боль в сердце.
— О, вот оно, проклятое напоминание, — прошептал он, поднимаясь. — Напоминание о том, что еще не все сделано… Нужно торопиться, торопиться, иначе будет поздно…
2
Совещание открыл Семвол.
— Мы рады поздравить доктора Долори с первыми крупными успехами. Наконец мы начали реальное производство этого замечательного вещества. Будьте добры, скажите, сколько его у нас сейчас?
— Что‑то около грамма, — ответил Долори и вопросительно посмотрел на Родштейна. Тот утвердительно кивнул головой. Именно Родштейн налаживал ускорители и ловушки для антижелеза.
— Если это количество выразить в энергии, то сколько получится?
— Десять в двадцать первой эрга… — ответил Френк.
Семвол виновато улыбнулся. Цифра ровным счетом ничего ему не говорила. Сол Кроу лениво пояснил:
— Энергия, достаточная, чтобы вскипятить примерно миллион кубометров воды…
Из угла комнаты вышел крохотный пожилой человечек и представился:
— Я генерал Дортмунд, в отставке. Простите, но кипячение воды нас пока не очень интересует. Интересно знать, что будет, если этот кусочек анти… как вы его называете, антиферрума просто… взорвать. В какую сторону полетят калории?
“Неужели Родштейн прав? Неужели Фейт был прав? Неужели они действительно…”
Френк закусил губу.
— Куда полетят калории, я не знаю. Да и зачем это знать? Мы изготавливаем антиферрум для реакторов нового типа. Я думаю, очень легко сделать реактор управляемый…
— Да, да, конечно, — перебил его Дортмунд. — Но мы должны это знать на случай, если вдруг… если случайно этот дьявольский антиферрум не удержится в ловушке и коснется стенок.
Френк сразу понял, что Дортмунд нагло врет.
— Вы хотите знать, как при взрыве распределится энергия в пространстве? — Френк говорил очень медленно, выговаривая каждое слово. — Я вас понимаю. Я вас очень хорошо понимаю. Так вот, господин бывший генерал. Какова конфигурация взрыва, я не знаю. А что касается безопасности хранения антиферрума, то она гарантирована.
Семвол понял, что разговор пошел не по тому руслу и что генерал без достаточного такта задает вопросы.
— Что нужно сделать, Френк, чтобы увеличить производительность машин?
— Нужна большая энергия.
— Какова производительность сейчас?
— Примерно полграмма в месяц.
Дортмунд снова вмешался в разговор. Теперь он обращался не к Долори, а к Стокинку и Кроу.
— А можно теоретически рассчитать конфигурацию взрыва?
— На кой черт? На кой черт, я вас спрашиваю? — закричал Френк. — Уж не думаете ли вы планировать военные операции, где необходимо учитывать и конфигурацию взрыва?
Снова в разговор вмешался Семвол.
— Френк, мы должны думать о безопасности острова, о его жителях, о вас, Френк, о вашей невесте… Одним словом, пусть Мюллер повременит с реактором и займется решением этой задачи. Подумайте хорошенько, и вы поймете, что постановка вопроса своевременна.
Когда они покинули виллу Семвола, его догнал Джин Стокинк.
— Ей богу, ты корчишь из себя дурака. Неужели ты не понимаешь до сих пор, куда клонится дело? Ну и пусть… Этого не остановишь…
Глядя на Френка с нескрываемым презрением, Родштейн сказал:
— Этот сопляк, который ничего в жизни не знает, просто боится подумать. До его мозгов еще не дошло, что, взявшись за такую работу, он фактически продал душу дьяволу.
