Александра Флид - Порабощение
Все сидевшие перед ними люди были старше сорока – по крайней мере, на вид. Это было необычно и неожиданно.
– Как вас зовут? – спросил мужчина, сидевший с самого краю и находившийся к ним ближе остальных.
– Маль, – тихо ответила она. – А его Фиц.
– Какие странные имена, – улыбнулся он. Его лицо ничем не выдавало любопытства или волнения. – Меня зовут Георг.
Маль подняла глаза и мысленно пересчитала этих людей. Их было пять. Вероятно, они пользовались среди отмеченных наибольшим уважением.
– У большинства людей в городе короткие имена, – пояснила она. – Только у некоторых они длинные.
– И много человек живет в городе?
– Почти десять миллионов. На центральной площади есть табло, где каждый день выводят точную цифру, но я редко туда хожу.
Георг еще раз улыбнулся.
– Вас тоже считают.
– Разве что для развлечения, – улыбнулась в ответ она.
– Хорошо. Расскажи, как ты жила.
– Я?
– Если будешь говорить обо всех, уйдет слишком много времени. Расскажи о себе.
Она растерялась.
– Что я могу… первые годы прожила с родителями, но потом они умерли. Меня взяли те, кто был рядом. Я выросла с их сыном, а потом вышла за него замуж. Родила дочь. В тот момент был набор в третье поколение отмеченных, и она прошла по биометрическим параметрам. Ее переселили в Корпорацию, а мне как родителю дали право работать там. Я стала уборщицей. Получала деньги и воду. Мужа к тому времени уже не было в живых, и я была рада хорошей работе. Только через год узнала, что уборщицы живут не очень долго – умирают к тридцати или тридцати пяти. Было уже поздно. Единственное, чего я хотела, чтобы моя дочь жила хорошо. Нам обещали, что отмеченным дадут образование и достойную жизнь. Что они будут занимать хорошие должности. Однако для полного счастья моя дочь должна была пройти три теста, и на последнем, проводившемся на пятом году, она была отсеяна. Я уволилась из Корпорации. А потом… потом очень много рассказывать. Последний год моей жизни был чересчур насыщенным.
– Спешить некуда, перечет только через два часа.
Маль забеспокоилась:
– Как вас пересчитывают? Что скажут, если увидят нас?
Георг махнул рукой:
– Мы выходим на улицу, и нас снимают с вертолета. Потом делают анализ и запрашивают число больных, которых нельзя вывести на открытый воздух. Сличают цифры и улетают. Ты просто оставайся здесь, вот и все.
– Вертолеты исчезли уже очень давно, – осторожно возразила она.
– Выгляни в окно, когда нас будут пересчитывать, и посмотри на один, который не исчез, – засмеялся он.
Она согласно кивнула – ей действительно стало спокойнее. Умиротворяющий и доброжелательный тон Георга подействовал на нее соответственно – она начала рассказывать. Ей дали стакан воды, и она, помедлив, сделала несколько глотков. От внимательных взглядов отмеченных не ускользнула ее осторожность, и одна женщина серьезно сказала ей, что у них не бывает отравленной воды. Они вообще о таком никогда не слышали.
Потом Маль начала говорить. Она рассказала все без утайки, сама удивляясь проснувшемуся красноречию. Временами ей приходилось делать паузы, поскольку информации было слишком много. Ее пустая и размеренная жизнь полностью изменилась после встречи с Син и дальнейшего знакомства с Фицем. Только сейчас стало ясно, какую большую работу они проделали, как сильно рисковали и сколько раз им просто везло. Она ожидала, что Фиц будет ей помогать, но он все это время сидел, привалившись к спинке стула и опустив голову. Его странное спокойствие тревожило ее, но во время очередной паузы Маль услышала его размеренное дыхание и с ужасом поняла, что Фиц просто уснул, сидя перед теми, от кого зависела его жизнь. Она поспешила заговорить, боясь, что они обратят на него внимание, и Георг засмеялся.
– Он спит почти с самого начала, не мешай ему, лучше говори тихо, – посоветовал он. – Извелся совсем?
– Да, он был за рулем, – едва заметно кивнула она.
– Его очередь еще настанет, – заверили ее другие.
Ей пришлось рассказать им даже о ночи, проведенной в комнате Никона. На этом моменте все они притихли. Услышанное привело в ужас даже их. До конца рассказа никто не прерывал ее и не задавал вопросов.
Когда она закончила, Георг вздохнул, выпрямился и тоже выпил немного воды.
– За столько лет вы первые, кто решился искать.
– Может, были и другие, просто им не хватило удачи, – неохотно промямлила уставшая после необычно длинного монолога Маль.
– Может быть, – согласился Георг. – Мы бы тоже искали, но когда всю жизнь живешь по часам, не очень-то развернешься.
– Мы вас не виним.
– А кто вам разрешит? Ладно, теперь моя очередь. Я надеялся услышать о тебя рядовую историю горожанина, но, подозреваю, что вышло не совсем то. Хотя, многое было интересным. А вот что знаю я.
Сколько себя помню, я не знал своих родителей. Дети второго поколения знали, а мы нет. К тому моменту я был уже достаточно взрослым, чтобы не задавать вопросов. Отдаленные воспоминания рассказывают мне о хорошем доме, игровых площадках и прочих прелестях детства. Однако когда нам всем исполнилось по пятнадцать, нас привезли сюда. Первые два ряда домов были заселены именно в тот момент. И с тех пор я не знаю ничего другого кроме работы в поле. Год за годом, изо дня в день я трудился как проклятый, наблюдая за тем, как мои друзья превращаются в людей, лишенных целей и мечтаний. Мы знаем только эту жизнь. Поначалу это меня беспокоило, но потом, когда я женился, все изменилось. У меня есть семья – жена, два сына и одна дочь. И я, как и ты, очень хочу, чтобы они жили иначе. Не так, как мы. Однако я смотрю на них, вижу, как они привыкли работать в поле, как они спешат каждое утро к своим тракторам и машинам, и понимаю, что иной жизни им уже не надо.
– Если бы моя дочь могла работать с вашими детьми, я была бы счастлива, – сказала Маль. – Но там, в городе, все иначе. Вы знаете, что такое проституция? Знаете, что такое грабежи и убийства? Мы видим это каждый день. И в этой грязи должны расти наши дети.
– Забавно, – вздохнул Георг. – А как бы ты отнеслась к тому, что твои дети не научатся ничему кроме как писать и читать, у них никогда не будет возможности стать умнее и лучше? Они будут вставать каждое утро в четыре утра, пересчитываться, завтракать, работать на поле до двенадцати, обедать, работать до шести, ужинать, а потом ждать вечернего пересчета? Каждый день, без перерывов и исключений. А когда ты станешь непригоден, тебя просто выгонят или увезут в город, откуда ты больше никогда не вернешься. Рано или поздно это случится с одним из твоих детей, но ты никак не можешь этому помешать.
Маль промолчала, поскольку согласиться с ним она все равно не могла. Жизнь в полной изоляции, без перспектив и свободы – это ужасно. Но в городе была точно такая же жизнь, к которой добавлялись другие факторы, делавшие ее не просто беспросветной, но еще и очень опасной.
