Роберт Шекли - Машина Шехерезада - шесть историй
– Что делают дальше там, откуда вы родом?
– Дальше они одновременно выходят из-за камней, на счет «три», с высоко поднятыми руками.
– Сколько рук поднимать?
– Две, конечно. Вы готовы?
– Ага, готов.
Мажинни глубоко вздохнул и вышел из-за каменной плиты. Почти в тот же самый миг ярдах в двадцати от него из-за валуна шагнул человек.
Противники воззрились друг на друга, напряженно застыв, готовые в любую минуту юркнуть обратно в укрытие. Затем, увидев, что ни один из них не стреляет, оба слегка расслабились и начали осторожно приближаться друг к другу.
Человек, которого увидел Мажинни, был крупным и рыжим, с грубым ирландским лицом, обрамленным голубыми полями кокетливой женской шляпки.
Человек в женской шляпке увидел человека средних лет, довольно полного, с покатыми сутулыми плечами.
– Пора начинать приговоры, – сказал рыжий. – Между прочим, меня зовут Герн.
– Рад познакомиться. А меня – Мажинни.
Они продолжали осторожно сближаться, то и дело останавливаясь, чтобы оглядеть окрестности, а потом снова сближаясь, на сей раз без остановок, пока не оказались в паре футов друг от друга.
– А теперь скажите мне правду, – попросил Герн. – Было у вас оружие или нет?
– Простите, но этого я вам сказать не могу.
– Я думаю, вы мне солгали.
– Ваше утверждение голословно, – заметил Мажинни.
Герн подошел к могильной плите и пнул башмаком пиджак.
– Это пиджак, – заявил он, – а вовсе не ружье.
– Смотря как им пользоваться, – сказал Мажинни. – Там, откуда я родом, пиджак в руках умельца может стать смертельно опасным оружием.
– Мне по-прежнему сдается, что вы меня обманули. Но я, разумеется, тоже вас обманул.
– Как обманули?
– Ну, когда вы велели поднять над головой обе руки, вы, конечно же, не могли знать...
Тут из-за спины у Герна появилась третья рука. В ней блестел большой сизо-стальной автоматический пистолет.
– Дело в том, – сказал Герн, – что я, как и вся моя раса, трехрукий. Вы не поверите, как удобно порой иметь под рукой третью руку.
– А как насчет приговоров? – спросил Мажинни.
– Это обязательно, – заверил его Герн. – Но правила теперь будут такие: я говорю, а вы слушаете и подчиняетесь приказам. Так у нас принято – там, откуда я родом.
– Что ж, вполне логично, – вздохнул Мажинни. Впервые за весь день хоть что-то показалось ему логичным.
26. Герн и Мажинни
– Ну, теперь удобно, правда? – спросил Герн.
– Пожалуй, – ответил Мажинни.
Он осторожно поерзал. Герн усадил его на круглый камень в задней части разрушенного мраморного здания где-то в центре Лу. Мажинни не понимал, к чему все это. Но у Герна был сизо-стальной пистолет, и он все время держал его под рукой – то положит рядышком на пень, то на каменную полку. А до того он связал Мажинни руки, обмотав другой конец веревки вокруг колонны, торчавшей из разбитой мраморной плиты. Сидеть было не так уж неудобно, хотя и не очень-то приятно.
– А теперь что делать будем? – спросил Мажинни.
– Будем ждать.
– Чего ждать? Или кого?
– Не ломайте попусту голову. Там увидите.
И Герн, мурлыкая себе под нос, принялся наводить порядок в мраморной комнате. На полу валялась уйма мраморных осколков. Герн вымел их маленькой швабкой. Мажинни не видел, откуда взялась эта маленькая швабка. Он хотел было спросить, но потом подумал, что это неважно.
– Откуда вы взяли эту маленькую швабку? – спросил он Герна, внезапно передумав.
– Не спрашивайте, это неважно, – ответил Герн.
– Я так и думал.
Комната была похожа на пещеру, каменную, глубокую и холодную. Мажинни заметил, что солнце уже клонится к закату. Он видел это сквозь громадную глыбу мрамора. Мажинни хотелось пожаловаться, однако он сдержался, решив, что от него ждут чего-то получше.
– Через некоторое время снаружи раздался звук. Не очень-то и громкий. Сначала. Но потом, по мере уменьшения мелодичности, амплитуда звука увеличивалась, и вскоре его уже можно было назвать настоящим ревом, какой вполне бы мог вырваться из глотки гнома, будь у него мегафон.
Герн раздраженно подошел к окну и выглянул. Лицо его озарилось маниакальным блеском, вспыхнувшим в глазах.
– Вы не поверите! – воскликнул он.
– А вы все-таки попробуйте, – посоветовал ему Мажинни.
– Дружище, у меня для вас хорошие новости. В городе цирк! Сплошной цирк, ей-богу!
27. Предпочтения
Итак, вот он перед нами, Мажинни, только что прошедший через ворота мимо сторожа или, возможно, стражника вместе – или они не вместе? – с довольно эфемерной женщиной, встреченной им несколькими строчками ранее. Появится ли эта женщина снова или нет? Имеет ли это значение?
Мажинни на наших глазах заходит в сектор неопределенности, где вещи имеют не только право выбора, но и обязанность одновременно быть и не быть. Небытие гораздо спокойнее для глаза, и цвета его так приятны на вкус, что их надо попробовать,чтобы увидеть. Небытие предполагает также непостроение, то есть такой метод композиции, при котором основной нажим делается на заранее оформленных героев и членов их семейств. Бытие и небытие, однако, пользуются общей терминологией и падежными окончаниями, поэтому отныне мы будем обращаться к любому из них, на свой вкус, и в любых выражениях, какие придутся нам по вкусу, и мы надеемся, что вас достаточно нас понимает, чтобы мы могли продолжать закручивать нашу жареную утку.
Итак, перед нами Мажинни, который идет по неописанию города. В этом секторе он в основном состоит из мощных питающих проводов, хотя чуть позже они превращаются в тающие проводы, а затем в слабый дождик и изморось. Мажинни сделал вид, будто не расслышал наших слов. Он искал описание. К сожалению, такового здесь не было на много миль вокруг, поэтому Мажинни пришлось его подделать. Он начал с городских стен, придав им цвет и форму, а также, пока никто не видит, некоторую эластичность. Затем приступил к воротам. Их было два вида – проходные и непроходные, а последние, в свою очередь, делились на абсолютно непроходные и относительно. Различить их тем не менее было трудно, если у вас не было при себе описания их плюмажа – или я хотел сказать плюрализма?
Мажинни шагал осторожно, ибо почва тут была несколько зыбкой, как и все остальное. Она то и дело превращалась в вазы или в силуэты женщин с ротогравюрными профилями, что само по себе выглядело совсем недурно. Потом на пути его оказались ряды говорящих статуй, и тут Мажинни почувствовал себя почти как дома, потому что его самого вырастила говорящая статуя в какой-то вонючей дыре, где прошло его детство. Статуи наговорили ему ласковых и утешительных слов, а потом спели песенку о маленьких серых кошечках, дрейфующих по морю мармелада, и Мажинни сразу вспомнил, что слыхал эту песенку прежде, хотя бог знает где и когда. Он пошел дальше, и другие аспекты Лу стали появляться в ретроспективе. Некоторые из них походили на длинные скрученные серые кошмы, а другие кичились яркой помадой на хромированных розовых бедрах. Мажинни избегал их, поскольку тот путь вел к безумию, в то время как он шагал к нормальности вечной с большим призом в конце.
