Джек Уильямсон - Легион Времени. (Сборник)
О прекрасная Зорана, неужели ты мертва?
— Денни!
В стене за цветущими кустами открылась скользящая дверь, и на террасу выскользнула Летони. Услышав ее счастливый возглас, Ланнинг обернулся и застыл, пораженный.
Да, это Летони бежала к нему через заросший цветами луг. Это ее лицо светилось от счастья, ее фиалковые глаза были полны слез. Но голос девушки звенел теперь, как голос Зораны, а в глазах появились знакомые зеленые искорки. Более того, Летони переоделась в красное, и облегающее блестящее платье напоминало алую кольчугу Воительницы.
Летони подбежала к Ланнингу и бросилась к нему в объятья.
— Денни! — прошептала она, закрыв глаза от счастья. — Наконец-то мы вместе...
Только теперь Ланнинг понял, что произошло. Джонбар и Гирончи занимали одно и то же место в пространстве. И оба они в действительности никогда не существовали. Теперь, когда две реальности перестали конфликтовать, они просто слились воедино. Летони и Зорана...
— Да, милая, — сказал Ланнинг, привлекая к себе их обеих. — Наконец-то мы вместе!
После конца света. Роман
Предисловие
Мы нашли его, когда вернулись в бунгало после недельного отдыха на озерах. Он сидел за столом в моем кабинете. Длинные белые волосы прикрывали изможденное лицо — похоже, незнакомцу довелось в жизни хлебнуть немало горя. Но лицо это было на удивление молодым, а сквозь печать волнений и тревог на нем проступала счастливая улыбка. Весь стол был засыпан исписанными клочками желтоватой бумаги, а в вытянутой тощей руке незнакомца лежало сверкающее чудо.
Этот человек казался таким живым — и сохранял более чем странную неподвижность.
— Эй, привет! — окликнул я, но ответа не получил.
Незнакомец все так же неотрывно смотрел на зажатую в руке драгоценность. Только тогда мы поняли, что он мертв.
А когда мы осмотрели труп, то увидели шрамы. Самое ужасное, что происхождение их невозможно было объяснить. Длинные багровые рубцы опоясывали все тело незнакомца, обвивали шею и руки — наверное, так выглядел Лаокоон, когда змеи наконец уползли. Однако как мы ни искали, нам не удалось найти в бунгало ни единой змеи.
— Это следы пыток, — объяснил производивший осмотр доктор. — Больше всего они похожи на отпечатки врезавшихся з тело веревок. Кроме видимых гематом есть значительные внутренние повреждения. Чудо, что он вообще протянул так долго!
«Так долго» означало четыре или пять дней. В этом вопросе все доктора были единодушны. А патологоанатом заявил, что к моменту нашего появления незнакомец был уже часов двадцать как мертв.
Надо сказать, нам еще очень повезло, что на озерах мы были с друзьями, которые смогли подтвердить наше алиби. Ведь в сложившихся обстоятельствах мы первыми попадали под подозрение.
«Смерть, — гласил вердикт анатома, — наступила в результате ранений, нанесенных неизвестными существами или предметами».
Жизнь незнакомца была для нас такой же загадкой, как и его смерть. В полиции так и не смогли опознать тело. Рукопись, найденная на моем столе, была подписана «Барри Хорн». Но человек с таким именем нигде не пропадал. Врачи, осматривавшие тело, признали его типичным современным американцем — за одним только исключением. Судя по состоянию тканей, незнакомец был глубоким стариком, что никак не соответствовало его внешнему виду.
Одной одежды Барри Хорна было достаточно, чтобы поставить в тупик всех возможных экспертов. Специалисты по текстилю не смогли опознать волокна странной серой куртки и грязного плаща, которые мы нашли на кушетке. Химики безрезультатно пытались определить, из чего сделаны блестящие твердые пуговицы, а также пряжки и гибкие ремни сандалий.
Что же касается оружия, то ни один ученый так и не сумел объяснить принцип действия большого серого пистолета с прозрачным стволом, найденного нами на поясе незнакомца. Странное оружие было, очевидно, сломано.
Оставалось непонятно, как этот человек вообще мог попасть к нам в дом. Уезжая на озера, мы заперли бунгало и, вернувшись, обнаружили замки нетронутыми. Правда, озадаченный шериф уверял нас, что любой бродяга способен проникнуть в пустой дом, но уж если что и ясно относительно Барри Хорна, так это что он не был «любым бродягой». А сведения, которые мы нашли в рукописи, казались совершенно фантастическими.
Рукопись была написана моей собственной ручкой на бумаге, взятой из моего стола. Вероятно, Барри Хорн потратил на нее три или четыре дня. Врачи дружно удивлялись тому, что он сумел довести свой труд до конца. Очевидно, это была гонка со смертью — с каждой страницей рукопись становилась все более отрывистой и неразборчивой.
Грязные тарелки и пустые консервные банки в кухне указывали на то, что незнакомец несколько раз готовил себе еду. Последнюю порцию он так и не съел — мы нашли ее нетронутой на тарелке. Спал Барри Хорн на кушетке, поскольку именно там лежали его грязный плащ и старенький плед.
Аптечный шкафчик в ванной был распахнут настежь, а на полу рядом с ним валялась разбитая бутылка меркурохрома. Видимо, Барри Хорн что-то искал. Но обратиться к врачу он даже не пытался — так и умер рядом с запыленным телефонным аппаратом.
Барри Хорн знал, что умирает. Последняя, недописанная, страница была началом его завещания. Проживи он чуть подольше, и число загадок наверняка резко сократилось бы. Вот что говорилось в завещании:
«Всем, кого это может касаться.
Я, Барри Хорн, вернулся после долгих странствий в свою родную страну и эпоху. Находясь в здравом рассудке и предчувствуя приближение смерти, я желаю выразить свою последнюю волю в настоящем завещании.
Первое.
Я хочу принести запоздалые извинения родственникам моей покойной жены, Доны Кэридан, за те недобрые чувства, которые я испытывал к ним, считая, что они несправедливо отняли у меня сына.
Второе.
Я хочу извиниться перед незнакомым мне хозяином этого дома, ибо в течение последних дней я без спроса пользовался его гостеприимством. Чтобы загладить свою вину, я завещаю ему созданную в его доме рукопись и все права на ее издание. Надеюсь, что рукопись все же будет опубликована, и люди смогут узнать о чудесах и опасностях, ожидающих их потомков в далеком будущем. Быть может, тогда они поймут, за что я так полюбил Кела Арана, последнего человека Земли, и разделят мое восхищение двумя прекрасными и самоотверженными женщинами — Дондарой Керадин, Тенью Камня, и Хранительницей Верел Эйрин, возлюбленной Кела. Ибо эти трое мне дороже всех людей на свете — кроме, конечно, моей дорогой покойной жены Доны Кэридан.
