Александр Усовский - Книги лжепророков
Трасса на Львов была полупустой, и "копейка" бодро подминала под себя километры, весело жужжа своим слабосильным, но тяговитым моторчиком. Часа полтора — и он сможет раствориться в толпе большого города, обрубить концы — которыми, как ему показалось, он за последние два часа как-то невзначай обзавёлся.
Так, вот и первый продавец акций украинского ДАI…. Машет жезлом, жаждет с ним пообщаться. Ладно, друг сердечный, поддержим мы твоё домохозяйство, не боись. Гривень двадцать… или, может быть, достаточно будет десяти? Ладно, сейчас узнаем, какие нынче расценки… Странно, правда, что в стоящей возле даишника "шестерке" не видно его напарника — а эти ребята, по ходу, работают в паре. Видно, этот "страж порядка" решил малость подзаработать автономно, не деля скудную добычу с коллегой. Дело, в общем-то, обычное…
Одиссей остановился, вышел из машины, потянулся за документами; в это время неспешно подходящий к нему милиционер вдруг остановился, как-то странно улыбнулся — и выхватил из кармана куртки пистолет.
Одиссей даже не успел удивиться — прозвучал выстрел, и пуля, попавшая в грудь, свалила его на дорогу. Милиционер, немедленно спрятав пистолет, огляделся вокруг, подобрал гильзу — и, бегом добежав до своей машины, тут же рванул с места. На пустынной трассе осталась лишь сиротливо бубневшая на холостых "копейка" — и тело гражданина Украины Бондаренко Александра Мирославовича, лежащее у распахнутой водительской двери…
Глава третья
Какое же здесь, оказывается, огромное, ослепительно-голубое небо! С ума сойти можно! Что ж он раньше-то его не видел? Не туда смотрел, стало быть; а надо было бы почаще отрывать глаза от земли, дорогой товарищ…. Как там, в бессмертной "Иронии судьбы"? Мы перестали смотреть на звёзды… мы перестали лазить в окна к любимым женщинам! Огромное небо… Князь Андрей, кажись, у Толстого, вот так же рассматривал небо — на поле Аустерлица? А ведь Болконский, по ходу, тогда видел то же небо, что и он сейчас — Славков (сиречь, Аустерлиц) лежит примерно на той же широте, что и Львов… Забавное совпадение!
А еще забавнее — что он до сих пор не умер. И, похоже, умирать вроде как и не собирается; странно это всё как-то, непонятно…. После пулевого ранения в грудь ему бы сейчас истекать кровью да о душе думать — а он в небеса всматривается. Нонсенс?
Да-а-а, левая половина груди — как чужая, и при каждом вздохе становится так больно, что в ушах звенит; но крови, на удивление, на асфальте не видно ни капли. Хм… Странное ранение; да и боли, в общем-то, особой нет — если не дышать; просто такое ощущение, что кто-то от души ввалил ему обухом по грудной клетке, и теперь от этого удара паскудно ноет в районе нижних ребёр. Попробовать пошевелиться?
Одиссей медленно, с трудом переводя дыхание — повернулся на левый бок, и более-менее исправно действующей правой рукой начал ощупывать место предполагаемого попадания пули, вокруг которого должно было бы быть мокрым-мокро от изливающееся в дырку крови. Хм, ни хрена не понятно… Сухая ткань! Что за дьявольщина…. Так, вот, похоже, входящее — аккурат посреди нагрудного кармана; нитки ещё тёплые! Что это?
И тут Одиссея осенило. С трудом расстегнув клапан кармана, он извлёк на свет Божий давешние немецкие пряжки, купленные у бывшего инженера Олега Потаповича Брыля в крайне вредном для здоровья таможенных чиновников городке Краковце. Так вот почему он до сих пор жив! Чудо Господне! А дураки говорят, что Бога нет…. Посмотрели бы они на него сейчас!
Пуля "макарова" насквозь пробила гитлерюгендовскую пряжку, застряв в пряжке СА; вот и не верь после этого в чудеса! Интересно, какая там, под местом попадания пули в немецкие раритеты, сейчас будет гематома? И не сломано ли у него ребро? Вроде ничего не хрустит…. Хотя хрен его знает, надо будет, как выдастся случай, пройти флюорографию; но когда он выдастся?
Да-а-а, чудны дела твои, Господи…. Хотя, что здесь странного? У него на этом свете ещё незаконченных дел — вагон и маленькая тележка; вот Бог и отпустил ему ещё чуток времени пожить. Ибо, кроме него, в данный момент никто этих дел не сделает!
Во-первых, расследование убийства Сармата; по ходу пьесы, дело гораздо серьезней, чем он до этого думал. Оказывается, за малейший интерес к этому вопросу тут стреляют на поражение без лишних разговоров! Хм, однако, и нравы здесь; практически — Дикий Запад середины позапрошлого века. Почему его хотели убить? Потому что узнали, что он как-то уж больно серьезно взялся за расспросы; общага, таможня…. Где он спалился? Скорее всего — в общаге. На организацию убийства надо время, вряд ли его противники успели бы выставить кордон на шоссе, если бы он засветился на таможне. Стало быть — однозначно общага. Дедок, надо думать, брякнул по заветному телефончику — может, в милицию, а может, ещё каким добрым людям. Машину одиссееву он видел, номера, скорее всего, записал. И тот, кто деда убедил посетителей вдовы Сармата отслеживать — сразу же после его появления в общаге знал, что некий сомнительный однополчанин погибшего таможенника направо и налево разбрасывает стогривенные бумажки — только для того, чтобы утешить вдову. Что однозначно маловероятно и посему — подозрительно…
А во-вторых — у него есть одно очень важное дело в Берлине; пожалуй, самое важное дело его жизни. Он обещал Герди быть к шести — значит, надо быть к шести; негоже подводить любимую женщину! Тем более — сыну в декабре уже девять, а он родного отца до сих пор в глаза не видел! Пора бы папаше и появится на горизонте…. Это ничего, что теперь Герде придётся взять фамилию Бондаренко; в конце концов, это всё равно гораздо лучше, чем Шуман! Герди, маленькое моё солнышко…
Рядом с Одиссеем раздался скрип тормозов, почти одновременно с ними хлопнули двери, послышались тревожные женские вскрики. Ага, вот и кавалерия из-за холмов… Спасатели, блин, Малибу! До них машин десять, наверное, мимо проехало — хоть бы одна падла остановилась! А тут, видать, сердобольная пассажирка заставила водилу тормознуть — ну, что ж, спасибо и на этом, как говориться…
— Вы живы? — Приятный женский голос, ничего не скажешь!
Одиссей оторвал голову от асфальта, огляделся. Прямо перед ним стояли две барышни лет двадцати, за которыми недовольно маячил крепкий парень в красной майке; ему, в отличие от пассажирок, это происшествие было безразлично, и он всем своим видом наглядно сей факт демонстрировал.
Одиссей кивнул головой.
— Жив. Что-то вот сердце прихватило… Ничего, мне уже лучше.
— Сейчас мы вам поможем. Андрей, достань аптечку! — это уже в сторону широкоплечего амбала.
— Да нет, спасибо, у меня всё есть.
