Олег Измеров - Дети Империи.
– Нравится? Это Семен Игнатьевич после командировки разбирал бумаги и подарил.
– Красиво… А что с машинкой?
– Да вот видите… не включается.
Виктор проверил розетку настольной лампой, раскрутил перочинным ножом штепсель – там было все в порядке, потом прощупал толстый шнур в коричневой оплетке из искусственного шелка – нет ли скрытого перелома. Сзади машинки, возле входа шнура он увидел черную карболитовую крышку с накаткой и открутил ее. За крышкой потянулась стеклянная трубка длиной со спичку; стенки ее изнутри были серыми и мутными.
– Предохранитель полетел. А запасного нет?
– Сейчас, минуточку… где-то они тут лежали… – Зина выдвинула ящик стола и начала быстро шарить в нем. – Ага, вот они, – и она извлекла небольшую картонную коробочку из-под марганцовки, в которой лежали несколько таких же стеклянных предохранителей, лампочка от карманного фонаря, и еще какие-то детали. Виктор осмотрел металлический колпачок – на нем оказалась выбита та же цифра допустимого тока, что и на сгоревшем.
– Ну вот, можете печатать.
– Уже все? Огромное спасибо! А то бы я тут сидела, и не знала, кого ловить, чтобы помог… – Она быстро добила недостающие слова, выключила машинку и понесла бумагу в кабинет на стол Волжанову – чтобы, когда придет с утра, сразу же подписал.
Виктор снова начал внимательно рассматривать картинку. Неужели Эленберг начал плоские мониторы делать?
– Ждете? – вернулась улыбающася Зина. – Вы, наверное, решили меня проводить, но стесняетесь? Верно?
– Вы угадали, – со смущенным видом ответил Виктор.
– А я и не против, – сказала Зина, подправляя помадой губы возле зеркала, что висело на внутренней стороне дверцы стоявшего у дверей шкафа для одежды. Виктор подошел, снял ее длинное твидовое пальто с деревянных плечиков в шкафу и помог одеть.
– Кстати, знаете, что на этой картинке? Так ученые представляют себе телевизор будущего: плоский и с широким экраном. В общем, домашний кинотеатр… – Она еще раз критически осмотрела себя в зеркало. – Ну все, идемте.
«Все к лучшему» – подумал Виктор. «Может, Вэлла остынет и не будет за мной бегать. Пусть кого-нибудь помоложе присмотрит.»
– А вы вообще куда сегодня собирались? – спросила Зина, когда они уже вышли на улицу. На улице яркое солнце играло на ослепительно белом снегу и голубое небо дышало свежестью сквозь алмазную паутину ветвей. По такой погоде хотелось просто прогуляться.
– Да, собственно, еще не решил. Разве что за продуктами на обед, но это всегда можно… Погода хорошая.
– А я решила поехать в Брянск, а пообедать можно в кафе-столовой на Куйбышева. Вы уже там были?
– Еще нет. Вывеску видел.
– Знаете, даже очень рекомендую, если некогда. Там вечером кафе, а днем – столовая, нет наценок, очень хорошо и дешево. Когда кафе, тут джаз играет, правда, ходит по вечерам одна молодежь, лет по двадцать-двадцать пять… Да и рок-н-ролл я плохо танцую.
– Ничего страшного, я тоже.
Столовая оказалась диетической, и сегодня в меню были салаты, бульоны с яйцом и фрикадельками, молочные супы, паровые котлеты и тушеная рыба с рисом и картофельным гарниром, омлеты, творожный и рисовый пудинги и тому подобная снедь. Виктор понял, почему здесь довольно свободно и недорого. Доходность заведения, вероятно, обеспечивали вечерние наценки. Вместо ожидаемых Виктором металлических столиков и стульев оказались деревянные, стены зала приятных коричневых тонов были со вкусом украшены лепными барельефами, а на окнах волнами спускались белые шелковые занавески.
– Днем сюда хорошо с детьми ходить, – сказала Зина.
– Да. Очень даже уютненько.
На столах лежали скатерти, а вместо раздачи блюда, по-старому, подавали официантки. Последний раз Виктор видел такое лет тридцать назад в столовой на Фокина; как-то сохранился тогда этот островок во всеобщем океане самообслуживания.
– Самообслуживание есть в фабрике-кухне, – словно угадывая его мысли, произнесла Зина. – Там быстрее. Но мы-то с вами не спешим?
На трамвай они сели у почты, в первый вагон; трамвай оказался новым, теплым и выглядел внутри как-то по-домашнему уютно. Народу ехало немного, и они с Зиной устроились на одном из мягких, с коричневыми кожаными сиденьем и спинкой, двухместных диванов слева по ходу. Билеты отрывала кондукторша в темно-синей форме; в граненой кабине вагоновожатой громко играл переносной приемник и трамвай катился по стальным нитям заснеженного пути под звуки «Мекки Мессера», исполняемого в ритме фокстрота. Невысокое солнце в просветах между домами заскакивало в салон, играя на золотисто-желтом линкрусте. На задней площадке что-то весело обсуждала между собой группа лыжников. Возле них, на задних сиденьях пристроились две бабки – «парашютистки», выставив корзины в проход. «Видимо, с рынка едут» – решил Виктор. «Парашютистками» этот род пассажирок прозвали потому, что они надевали на себя две корзины с товаром, спереди и сзади, как основной и запасной парашюты. С левой стороны, на одиночном ряду, сидела какая-то пожилая дама в белом вязаном платке поверх шляпки фасона сороковых, а впереди разгалделась группа школьников с черными ранцами из кожзаменителя.
Город, по-видимому, город застраивался новыми домами главным образом вдоль линий общественного транспорта. Высокие пятиэтажные «сталинки» стояли там, где в эти годы должны были стоять бараки Старого базара вплоть до выезда; ими же, вместо болгарских двухэтажных домов, была застроена и противоположная сторона улицы Ленина, выделялся только квартал дореволюционных одноэтажных коттеджей – «колонок». Зина объяснила, что их решили сохранить, как часть исторической застройки, вместе с Баней и выходившими на улицу заводскими зданиями губонинских времен. Ради линии трамвая был уже построен и новый мост через Десну взамен деревянного, видимо, недавно, потому что дорога к нему, по новой насыпи лежавшая от Ленина, а не от Восточной, была аккуратно обсажена маленькими деревцами.
Трамвай миновал густой лес в овраге на Первомайской и быстро взобрался на Городищенскую горку, обгоняя медленно карабкающиеся наверх грузовики. Бежицкая оказалась значительно реконструирована и спрямлена, а на месте снесенной частной застройки вдоль дороги по обеим сторонам выросли желтые двухэтажные шлакоблочные дома. К удивлению Виктора, на Чашином Кургане церковь была сохранена и даже отреставрирована; правда, на стоящем тут же рядом клубе он увидел большие рубленые буквы «Бога нет».
«Надо будет как-то связаться с местными археологами, чтобы на Кургане раскопки сделали. Самая древняя часть города, тысяча лет ей, а об этом тут пока и не знают.»
