Александр Бушков - Кошка в светлой комнате
Вурдалачьи Леса невольно внушали уважение. Это действительно были Леса с большой буквы, густые, неприветливые, извивавшаяся то среди зарослей, то среди унылых серых болот дорога сузилась до ширины джипа и стала, собственно, звериной тропой. И это вовсе не метафора, какие-то звери здесь водились, не те доисторическо-мифические чудовища – таким здесь просто не повернуться, – а обыкновенные лесные звери, о которых мимоходом упоминалось в папке «Разное». Пират их чуял…
Сосны в зеленой паутине лишайника, мрачная непроглядная стена леса, заросли странных голубых кустов, усеянных желтыми шариками, чей-то четырехпалый след на влажной земле у ручейка, поджарая длинная тень, мелькнувшая в редколесье слева, тишина, деревья, деревья, тишина… Кати молчала, придвинувшись вплотную ко мне, чтобы и локоть не выступал над бортом машины. Я сам поймал себя на желании поднять брезентовый верх, а кобуру расстегнул уже давно.
Все это эмоции, тени первобытных страхов, летаргически продремавших в мозгу тысячелетия. От зверей нас надежно защищали скорость машины и оружие, да и не пойдут звери на шум мотора, звери здесь, в общем-то, обычные. Бояться следовало человека. По моим расчетам те, кого я отпустил, должны были уже вернуться, но на то и существуют непредвиденные случайности, чтобы разрушать самые продуманные планы. Примеров немало. Они могли, опасаясь подвоха, бросить на полдороги грузовик и уходить пешком, они могли не успеть предупредить обо мне свои форпосты, да мало ли что, каждому первокурснику факультета контрразведки известно, что полковника Редля погубил забытый в такси чехольчик для перочинного ножика, безупречно спланированная операция «4-Камея» провалилась из-за того, что опоздал паршивый пригородный автобус, а майор Ромене чуть не погиб из-за того, что мелкий воришка украл у него зонтик, который был паролем…
Дорога вновь расширилась, теперь джип мог бы на ней развернуться, и это мне понравилось. Лес ощутимо поредел, больше стало зарослей голубых кустов, появились пересекавшие дорогу тропинки, не похожие на звериные тропы, десятки неуловимых признаков свидетельствовали о близости жилья.
Поворот вправо. Я затормозил – трудно было проехать мимо этого. На обочине стоял броневик – зеленый, длинный, краска на бортах облупилась, металл разъела ржа. Он стоял вертикально, перпендикулярно земле, касаясь ее лишь узкой полоской бампера, в диком, невообразимом, невозможном положении, стоял и не падал, нелепый памятник неизвестно кому, а трава вокруг была усеяна множеством крохотных стеклянных вороночек, и на дне каждой переливалось что-то, словно бы капля росы на листе. На борту еще можно было прочесть номер: «104».
– Сто четвертый, – прошептала Кати. – Вот он, оказывается, где… Нужно посмотреть.
Мне самому хотелось посмотреть, но что-то не пускало, то ли эти непонятные вороночки, то ли трава, которая не шевелилась под ветерком и выглядела словно бы стеклянной, поддельной, то ли навязчивая мысль, что от прикосновения или просто звука шагов многотонная машина обрушится на голову. Я не мог подойти. Создалось впечатление какой-то границы, черты, терминатора, межевого знака между обыденностью и ирреальностью…
– Потом посмотрим, – сказал я и дал газ.
Дорога больше не расширялась, но лес редел и редел. Пират успокоился. Мы тоже. И когда я увидел издали, что поперек дороги лежит толстое бревно, не испытал особого страха – аккуратно подвел машину к преграде и выключил мотор.
Наступила космическая тишина. Пират моментально насторожил уши – по обе стороны от дороги кто-то был.
– Есть здесь кто-нибудь? – громко спросил я.
С двух сторон на дорогу вышли люди, одного я узнал – тот высокий, правда, сейчас в новом чистом свитере. Оружия у них я не заметил, и держались они не угрожающе.
– Привет, – сказал я. – Добрались благополучно?
– Да, – ответил он сухо. – Выходи из машины, и пошли. Девушка остается здесь. Собака тоже.
– Но…
– Можешь поворачивать назад, если что-то не нравится. МЫ тебя не звали. Идешь?
– Иду, – сказал я, пожал руку Кати и выпрыгнул из машины.
Меня повели по тропинке, уходившей влево от дороги. Деревья вскоре кончились, низкие голубые кусты росли сплошным ковром. Я увидел деревню – круглые деревянные домики стояли как попало, без намека на улицы, домиков было много, у крылечек играли чисто одетые дети, тут же бродили во множестве какие-то толстые мохнатые звери величиной с овцу. Окна домов были застеклены, и над крышами я не увидел труб. А что я, собственно, ожидал увидеть? До чего же прочно въедаются в мысли термины, не вытравишь… «Вурдалачьи Леса» – и в голову помимо воли лезет никогда не существовавшая чепуха: саваны, синие лица, замогильный хохот, зубовный скрежет. «Это, верно, кости гложет красногубый вурдалак…» Уж если я, пришелец извне, поддался гипнозу термина, что же тогда спрашивать с горожан?
Мы шли, и никто не обращал на нас внимания. Может быть, обо мне и не знали.
– Сюда, – сказал высокий.
Я поднялся по ступенькам, открыл дверь и придержал ее для него, но он махнул рукой – дескать, иди один.
Обыкновенная комната, привычная мебель. Снова не ожидал? Чего же тогда стоят все твои добренькие мысли о равенстве и братстве? «Да, они такие же люди, но мы цивилизованнее – как-никак у нас многоэтажные дома и асфальт на улицах». До чего же цепко и надежно устроилось в нас это пристрастие – встречать по одежке, хоть провожать-то по уму окажемся в состоянии!
– Здравствуй, – сказал сидевший за столом. – Меня зовут Пер. Садись.
Он был стар, но не дряхл, на сморщенном годами и жестокой мудростью лице светились неожиданно голубые молодые глаза – два окатных камешка. Мебель, люстра – двойное зеркало, обитатели антимира считают антимиром наш мир, обе стороны правы и не правы…
– Итак, зачем ты пришел? – спросил он. – Либо в мире наконец изменилось что-то, либо…
– Опасаетесь провокации по большому счету?
– Опыт… – сказал он.
И перед глазами у меня встали рыжий карьер, волочащиеся за броневиками трупы, красное пятно на асфальте и быстро вбирающий его песок… Он имел право на любые подозрения.
– Ваш опыт годился, пока не было меня, – сказал я.
Лицо индейского божка не дрогнуло.
– И что же ты за персона, если с твоим появлением становится ненужным весь наш опыт?
Я рассказал ему то, что рассказывал вчера в Отделе, и даже больше – в Отделе я не касался своих мыканий в этом мире, а ему рассказал, как сам ждал расстрела под моросящим дождиком, что чувствовал, когда на моих глазах убили Джулиану, про мои метания, обретения и потери. Он невозмутимо слушал, он очень хорошо умел слушать…
