Джеймс Уайт - Скорая помощь
– С кораблем ничего не могло случиться, – стал вслух размышлять Конвей. – Это было бы странно. Значит, что-то с пациентами. Как бы то ни было, нас просят вернуться, и я бы сказал, что дело срочное.
Приликла припал к стенке рядом с крышкой люка и несколько секунд не отвечал. Наконец он сказал:
– Прошу прощения за кажущуюся невежливость, друг Конвей. Я отвлекся. Я ощущаю присутствие за этой дверью разумного существа – правда, его эмоциональное излучение очень слабое.
– Сазерленд! – вырвалось у Конвея.
– Думаю, да, друг Конвей, – ответил Приликла и сочувственно затрепетал в ответ на вставшую перед Конвеем дилемму.
Где-то, всего в нескольких сотнях футов находился пропавший офицер с «Тенельфи», медик – в каком состоянии, неизвестно, но скорее всего живой. Даже с помощью Приликлы на его поиски ушло бы никак не меньше часа. Конвею отчаянно хотелось найти и спасти этого человека, и не только ради него самого, но потому, что он понимал: только Сазерленд сумеет объяснить, что случилось на «Тенельфи» с его товарищами. Но и сам Конвей, и Приликла зачем-то срочно были нужны на «Ргабваре». Флетчер ни за что не послал бы сигнала «SOS» просто так.
Итак: если с кораблем все было в порядке, значит, что-то стряслось с пациентами. Вероятно, их состояние резко ухудшилось, а это создавало значительные сложности для Мерчисон и Нэйдрад – двух существ, которые бы без причины не запаниковали и ни за что не согласились бы на то, чтобы их коллег отозвали с важного задания. «Но, – вдруг подумал доктор, – вероятно, их пока мог бы устроить и один коллега – тем более что чуть позже они обрели бы сразу двоих, в том числе Сазерленда, который больше знал о заболевании, поразившем его соратников, чем медики с неотложки».
Приликла перестал трястись, как только Конвей принял решение.
– Доктор, – сказал Конвей, – нам нужно разделиться. Нас срочно требуют на «Ргабвар», а может быть, им просто нужно с нами срочно переговорить. Не мог бы ты отправиться коротким путем на противоположную сторону, Приликла? Выясни, что там стряслось, и дай, какие сумеешь, рекомендации. Но не покидай другого края этого туннеля хотя бы час после того, как выберешься на обшивку. Как только ты там окажешься, тебя заметят с «Ргабвара», а я смогу видеть тебя с этого конца. Таким образом, мы сможем переговариваться.
Туннель прямой, никаких зигзагов, да и центробежная сила тебе поможет, так что через два часа ты уже будешь у цели, – продолжал Конвей. – За это время я почти наверняка разыщу Сазерленда и приступлю к его эвакуации. Это работа для меня, поскольку тут потребуются мышцы ДБДГ, а не цинрусскийская эмпатия и даже симпатия.
– Согласен, друг Конвей, – ответил Приликла и засеменил по коридору к отверстию в полу. – Редко я откликался на предложение с большей готовностью…
Первым, что удивило Конвея, когда он оказался по ту сторону люка, был свет. Он очутился в большом, просторном отсеке, который, судя по остаткам оборудования, закрепленного на стенах, потолке и полу, некогда был местом собраний и отдыха экипажа. Снаряды для занятий спортом в условиях невесомости, а также, вероятно, предназначенные для проведения соревнований, были самым грубым и примитивным образом переделаны в двойные гамаки. Лишь на нескольких участках зала, огороженных прозрачным пластиком, располагались растения, и некоторые из них оказались зелеными. Все остальное пространство вдоль стен и посередине было использовано под койки и прочую мебель, нужную в условиях невесомости. Все выглядело так, словно здесь, в этом огромном отсеке, собрались все двести существ, уцелевших после первого столкновения корабля с метеоритом (в том числе и дети), и, судя по всему, прожили здесь довольно долгое время. А еще Конвея поразило то, что, кроме мебели и предметов, которыми пользовались эти существа, от них не осталось ни следа. Куда же подевались тела давно умерших колонистов-неудачников?
Конвей почувствовал, что волосы у него на макушке встали дыбом. Он вывел полную громкость наружного динамика и крикнул:
– Сазерленд!
Ответа не последовало.
Конвей пролетел к противоположной стене, где заметил две двери. Одна из них была приоткрыта, за ней горел свет. Открыв дверь целиком, Конвей попал в корабельную библиотеку.
Дело было не только в том, что здесь к стенам и потолку были прикреплены стеллажи, на которых аккуратными рядами стояли книги и коробки с магнитофонными лентами, а на полу через равные промежутки были расставлены столики и аппараты для чтения микрофильмов. Дело было даже не в том, что в воздухе парили весьма современные кассеты и портативные магнитофоны, принадлежавшие офицерам с «Тенельфи». Слово «библиотека» было написано на двери, а на противоположной стене висела эмблема корабля, и под ней можно было прочесть его название. Глядя на эту знаменитую эмблему, Конвей вдруг понял все.
Он понял, почему «Тенельфи» попал в беду, почему офицеры стартовали со своего корабля на заброшенный древний звездолет, оставив на вахте только корабельного медика. Он понял и то, почему они так поспешно вернулись, почему заболели и почему теперь им мало кто (в том числе и он сам) могли помочь. Конвей теперь знал, почему хирург-лейтенант Сазерленд воспользовался смазкой вместо маркерной краски и какая проблема заставила доктора отправиться на этот загадочный древний корабль. А все это Конвей понял потому, что и эмблема, и название этого корабля фигурировали в учебниках истории как на Земле, так и на каждой из земных планет-колоний.
Конвей сглотнул подступивший к горлу ком, проморгался и, пятясь, вышел из библиотеки.
На другой двери висела табличка: «Кладовая спортивного инвентаря», но это название было зачеркнуто, а поверх красовалась надпись: «Изолятор». Открыв эту дверь, Конвей обнаружил, что помещение тоже освещено, но довольно тускло.
Вдоль стен по обе стороны от двери складские полки были переделаны в нары, и две койки были заняты. Тела, лежавшие на них, были обезображены – отчасти от недоедания, а отчасти оттого, что эти люди прожили всю жизнь в невесомости. В отличие от фрагментов тел, которые попадались Конвею и Приликле ближе к наружной обшивке корабля, эти трупы лежали не в вакууме, и потому процесс разложения сделал свое дело. Тем не менее этот процесс зашел не настолько далеко, чтобы невозможно было определить, что это тела ДБДГ, людей – старика и девочки, и что умерли эти двое всего несколько месяцев назад.
Конвей стоял и думал о путешествии, которое продолжалось почти семьсот лет, о последних оставшихся в живых, которые почти дожили до конца этого путешествия. Ему снова пришлось часто моргать – на глаза набежали слезы. Злясь на судьбу, он сделал еще несколько шагов и оказался около смотрового стола и шкафчика с инструментами. В дальнем углу его фонарь выхватил из темноты фигуру человека в скафандре. В одной руке человек держал квадратный предмет, а другой держался за открытую дверцу шкафчика.
