Яцек Дукай - Пока ночь
- И что же?
- А ничего!
- Как это: ничего?
- Ничего! Я же тебе и говорю: ни-че-го. Пустота. Ноль.
- ???
- У него в средине ничего не было! Ни сердца, ни легких, ни кишок, вообще ничего. Так что вопрос уже не в том, как он умер, а каким образом жил. Ведь тяжело обвинить в умерщвлении трупа, даже если бы это обвинение и было липовым, а дело было заранее подстроено. Такие вещи даже в Генерал-Губернаторстве не пройдут. Фон Фаулнис мертв, потому что и не мог жить. Если бы не сотни свидетелей, я бы усомнился и в том, что он вообще приехал сюда самостоятельно. С медицинской точки зрения он с самого начала был ходячим трупом.
- Что ты из меня дурака делаешь?
- Ну знаешь!
- И все равно, что это за сказки...
- Никакие не сказки!
- Но я же с ним завтракал! При мне он слопал одного салата с полкило! Так куда он его запихивал? В рот, а потом оно прямо в задницу ему пролетало, или как? Или из него при вскрытии вылили бутылку бордо? А то, что он дышал, так я сам видел. Я же с ним разговаривал! Впрочем, и ты сам тоже! Вот Янош, прошу тебя, попробуй, издай хотя бы звучок, не набирая при этом воздуха в легкие!
И какого ты от меня хочешь?! Я тебе только пересказываю результаты вскрытия! Я в нем не копался! Специалисты отчет написали. Вот он лежит передо мной, и в нем, черным по белому написано...
- Ну хорошо, хорошо, извини.
- Ладно. Есть еще одно известие. Помнишь, ты расспрашивал про какого-нибудь еврея, на которого с полгода-год назад было бы особое распоряжение?
- Ну и?
- Тут у меня в списке несколько десятков человек. Как ты и хотел, я исключил тех, которые уже попадали на допросы и неграмотных, которые ни "бе", ни "ме". Осталось девять позиций; и на одну из них - имеется в виду некий Шимон Шниц - запрос был как раз со стороны Ahnenerbe, при посредстве берлинского гестапо. Я им позвонил, только же это страшная бюрократия начали меня отсылать от одного к другому, в конце же концов из этого всего вышла такая мура, что, якобы, Шница затребовали для их музея, или что там может быть, для какой-то никогда не существовавшей его секции. Печати имеются, подписи имеются, все имеется, вот только реального заказчика и нет. Только кучка цифр и букв: подотдел подотдела какого-то другого подотдела, который сам находится уже на совершенных задворках этого самого института. Ничего больше я не узнал, потому что вдруг в разговор влез какой-то бешеный генерал, о котором я в жизни не слышал, и начал допытываться, а чего это такого хочет от Ahnenerbe штандартенфюрер идентатуры войск СС из какого-то захолустья в Генерал-Губкрнии.
- Ну что же, хоть что-то уже есть. Ага, что касается тех неточностей в документах, которые...
- Так?
- Этим делом я уже занялся.
- Вот за это спасибо. Большое спасибо. Когда мы сможем встретиться?
- Тридцатого. Предварительно звякни на фирму. Ну ладно, мне уже пора.
Трудны прервал второй разговор, чтобы начать третий.
- Янек?
- Угу?
- Скажи мне.
- А если я дам тебе слово...
- Нет.
- Все это грязные дела; ты бы сама предпочла...
- На самом деле, не имеет ни малейшего значения, что бы я предпочла. Но я должна знать.
- Понятно.
- Так как?
- Здесь был один немец. Эсэсовец из Берлина. Шантажировал меня и Яноша. Он уже мертв.
- Неужели...
- Нет, нет.
- Но ведь я же чувствую, что ты уворачиваешься.
- Я тебе сказал правду.
- Верю. Только я имею в виду другое. Даже не тот день.
- Не понял.
- Ну, пожалуйста.
- О чем ты меня просишь?
- Чтобы ты отказался.
- От чего? От дел?
- Я... даже не знаю. Тут что-то такое... Думаешь, я не вижу? Пытаешься передо мной скрыть... Признайся!
- Ну что я пытаюсь скрыть? А?
- Не знаю!
- Успокойся.
- Я спокойна. А все из-за этого дома. Не надо было сюда переезжать.
- Возможно.
- Не возможно, а точно. Ты знаешь, что Конрад все еще шастает на чердаке? Не дай Бог, еще одного трупа найдет. Ну, чего ты смеешься? Это совсем не смешно.
- Не дадим свести себя с ума. Нельзя ведь в жизни руководствоваться только лишь предчувствиями и плохими снами. Так бы мы далеко не зашли.
- Вот, хорошо, что ты мне напомнил. Лея с Кристианом видели какой-то кошмарный сон. Утром буквально тряслись от страха. Кристиан до сих пор плачет.
- И что же такого им снилось?
- Они мне не рассказали. Хотели поговорить с тобой, только ты уже уехал. А ведь сейчас праздники... Янек, хоть сейчас ты бы мог побольше...
- Знаю, знаю, извини. Ведь все это не по собственному желанию, я такого не планировал. И разве это я придумал этого Гитлера? Разве это я придумал войну?
- Только не надо так.
- Эх, к чертовой матери все это...
Пришла Лея; Кристиан где-то спрятался, и никто его уже долгое время не видел. Минут с пятнадцать девочка ходила туда-сюда по всему кабинету, забиралась на кресла, постукивала по книжным корешкам и поглядывала на Яна Германа, когда он сам на нее не смотрел. Сам же он был занят проверкой квартальных отчетов. Лея постепенно приближалась к отцовскому столу, нервно теребя в пальцах подол юбки.
- Папа?
- Мгм?
- Я должна... должна тебе сказать, что мы уже не можем выходить из дома.
- Что?
- Нам нельзя.
- Кому?
- Мне и Кристиану.
- Что? Вам нельзя выходить? А ну-ка, иди сюда, присядь. Ну? Вам нельзя. И скажи-ка, кто это вам запретил? Мама?
- Не-е.
- Не мама?
- Нет. Они ни о чем не знает. Мы должны сказать про это тебе.
- То есть: ты и Кристиан.
- Ага. Только он трусишка и боится.
- Чего боится? Меня?
- Э-э, нет. Только...
- Только что?
- Потому что это были такие страшные-страшные чудища. И они сказали...
- Вам снились чудовища?
- ...
- Ну и?
- Я скажу тебе на ушко.
- Говори, говори. Ой! Не тяни так!
- Они пришли ночью. Пришли в нашу комнату и сказали, что если мы хотя бы палец выставим за порог дома, то с нами случится такое, как с паном Фонфальницом, и что от этого мы умрем, совсем умрем, и что ты знаешь, и чтобы сказать тебе, а потом вдруг сделались такими страшными-престрашными, а Кристиан начал плакать, потому что он трусишка, и...
- Погоди, погоди! Вам это снилось сегодня ночью?
- Ну, папа, совсем нет, это был совсем даже и не сон, они на самом деле приходили, и...
- Слушай, Лея, а ты всего этого не придумала, правда?
- Пааапа...!
- Н хорошо, хорошо. Повтори-ка, пожалуйста, имя того пана, которому они уже сделали... какое-то такое имя. Как его звали?
- Фонфальниц.
- Кристиан тоже их видел и слышал?
- Ага.
- Кстати, а как они выглядели? Я понимаю, что страшные, но как?
- Ну-у, вот так вот и еще как-то так...
- Знаешь что, ты мне их лучше нарисуй. Садись тут, вот тебе бумага, карандаш, и рисуй. Я буду писать, а ты будешь рисовать.
