Кристофер Прист - Машина пространства
— Эй, кто там наверху! — позвал я и почти сразу же повторил свой клич.
То ли меня не расслышали, то ли голос мой ослабел куда больше, чем я предполагал, только на мой призыв не последовало никакого ответа.
Пока я разглядывал башню, Амелия вдруг обогнала меня на несколько шагов, устремив свой взор в сторону зарослей. Мы вынужденно отдалились от растительной стены, чтобы подойти к башне, но только теперь я, уразумел, что стена отступила: она не просто оказалась дальше, чем можно было ожидать, но при том еще и снизилась. И самое главное — у подножия стены работали люди, много людей.
Амелия повернулась ко мне, и на ее лице читалась нескрываемая радость.
— Эдуард, мы спасены! — воскликнула она, подбегая ко мне, и мы от души обнялись.
Как же было не радоваться, если мы получили неоспоримые доказательства того, о чем так долго мечтали: местность обитаема. Я хотел сразу же броситься к людям, но Амелия остановила меня:
— Сначала надо привести себя в порядок. Порывшись в ридикюле, она отдала мне воротничок и галстук. Я нацепил их на шею, а Амелия, присев на корточки, занялась своим лицом, потом попыталась фланелевой салфеткой счистить с платья самые броские пятна, оставленные соком, и, наконец, расчесала волосы. Я испытывал крайнюю нужду в бритье, но со щетиной, увы, приходилось мириться.
Тревожила нас не только неопрятность в одежде, но и еще одно прискорбное обстоятельство. Долгие часы, проведенные на солнцепеке, не прошли для нас бесследно; по правде говоря, мы оба довольно сильно обгорели. Лицо Амелии приобрело пунцовый оттенок (мое, по ее уверению, было не лучше), и, хотя она нашла в своем ридикюле баночку с кольдкремом и попыталась смягчить кожу, ожоги причиняли ей значительные страдания.
Когда мы подготовились к встрече, она сказала:
— Я возьму вас под руку. Мы не знаем, кто эти люди, и для нас очень важно произвести на них благоприятное впечатление. Если мы будем вести себя с достоинством, к нам и отнесутся соответственно.
— А как быть с этой штукой? — я указал на корсет, который по-прежнему открыто свисал между ручек ридикюля. — Полагаю, сейчас самая пора с ней расстаться. Если мы хотим сделать вид, что просто прогуливаемся после обеда, ваша ноша выдаст нас с головой.
Амелия нахмурилась, очевидно, не зная, как поступить. В конце концов она расправила корсет и опустила его на грунт, прислонив к одной из опор башни.
— Оставим его здесь, — решила она. — Поговорим с этими людьми, потом я смогу вернуться за ним.
Подойдя ко мне, она взяла меня под руку, и мы вместе двинулись в направлении работающих людей. И опять убедились, что в прозрачном разреженном воздухе зрение обмануло нас: заросли были еще дальше от нас, чем представлялось от подножия башни. Один раз я обернулся через плечо — платформа наверху башни по-прежнему размеренно качалась.
Приблизившись к рабочим — ни один из них пока что не заметил нас, — я обратил внимание на встревожившее меня обстоятельство. Еще не вполне разобравшись, в чем дело, я даже высказал Амелии что-то по этому поводу, но, когда мы подошли ближе, у меня отпали последние сомнения: в большинстве своем люди — а среди них были и мужчины, и женщины — работали почти совершенно обнаженными.
Я остановился как вкопанный и отвернулся.
— Дальше мне лучше идти одному, — произнес я. — Будьте добры, подождите меня.
Амелия, которая отвернулась от рабочих вслед за мной, поскольку я схватил ее за руку, теперь присмотрелась к ним повнимательнее.
— Очевидно, я менее застенчива, чем вы. От чего это вы стараетесь меня оградить?
— Они не соблюдают приличий, — пробормотал я в большом смущении. — Мне лучше поговорить с ними без вашего участия.
— Ради всего святого, Эдуард! — воскликнула Амелия, не скрывая гнева. — Мы чуть не погибли от голода, а вы допекаете меня дурацкими приличиями!
Она выпустила мою руку и двинулась вперед одна. Я бросился за ней, хоть мои щеки и пылали от замешательства. Амелия не раздумывая направилась к ближайшей группе рабочих: десятка два мужчин и женщин подсекали красные растения длинными ножами.
— Эй, ты! — обратилась она к крайнему из рубщиков, перенося на него спровоцированный мною гнев. — Ты говоришь по-английски?
Человек тотчас обернулся и уставился на нее в немом изумлении — этого мгновения мне достало, чтобы увидеть, что он очень высок, что кожа у него обожжена до красноватого оттенка и что на нем нет никакой одежды, кроме грязной набедренной повязки, — а затем пал Амелии в ноги. В тот же миг и все остальные, кто работал вокруг, побросали ножи и рухнули на грунт вниз лицом.
Амелия подняла на меня глаза, и я убедился, что ее повелительная манера исчезла так же быстро, как и появилась. Амелия явно струсила, и я поспешил подойти и встать с нею рядом.
— Что случилось? — спросила она шепотом. — Что такого я натворила?
— Очевидно, вы перепугали его до икоты.
— Извините меня, — обратилась Амелия к лежащим уже гораздо мягче. — Кто-нибудь из вас говорит по-английски? Мы очень голодны, и нам нужен ночлег…
Никто не проронил ни слова.
— Попробуйте на другом языке, — предложил я.
— Excusez-moi, parlez-vous francais? — спросила Амелия. И, не дождавшись ответа, прибавила: — Habla usted Espanol? — Затем она испробовала немецкий и итальянский.
— Никакого толку, — повернулась она ко мне. — Они ничего не понимают.
Я приблизился к тому из рабочих, к которому Амелия обратилась вначале, и опустился на корточки рядом с ним. Он приподнял лицо и уставился на меня слепыми от страха глазами.
— Встаньте, — сказал я, сопровождая свои слова жестами, понятными и ребенку. — Ну-ка, старина, поднимайтесь на ноги…
Я протянул руку, чтобы помочь ему. Он недоуменно вытаращился в ответ, но спустя минуту все же поднялся и замер передо мной, понурив голову.
— Мы не сделаем вам ничего дурного, — продолжал я, вкладывая в эту фразу всю симпатию, на какую был способен, но без всякого успеха. — Чем вы, собственно, здесь занимаетесь?..
И я многозначительно глянул в сторону зарослей. На сей раз ответ не заставил себя ждать: мужчина повернулся к остальным, выкрикнул что-то неразборчивое и тут же, наклонившись, схватился за оброненный нож.
Я отступил на шаг, полагая, что сейчас мы подвергнемся нападению, но, право же, трудно было ошибиться сильнее. Рабочие повскакали на ноги, подобрали свои ножи и принялись за прерванную работу, подсекая и перерубая растения как одержимые.
Амелия тихо произнесла:
— Эдуард, это просто темные крестьяне. Они по ошибке приняли нас за надсмотрщиков.
