Бет Рэвис - Ярче солнца
Вперив в меня взгляд, он стоит на пути со скрещенными на груди руками, готовый к бою.
Все во мне напряженно застывает — кулаки, зубы, даже глаза.
— Что происходит? — рычу я. Толпа, которая собралась вокруг меня и Барти, теперь окружает нас с Фридриком — и она еще разрослась за это время. Марай и корабельщики стараются подобраться с флангов, призывая людей разойтись и дать нам самим разобраться, но они не слушают. Толпа все увеличивается.
— Я буду раздавать еду вручную, — сообщает Фридрик. — И прослежу, чтобы всем досталось по-честному.
— В каком это еще смысле?
— Он зажимает еду! — раздается женский голос.
— Так неправильно!
— Давайте выломаем двери!
— А ну все успокоились! — рявкаю я, разворачиваясь на пятках и прожигая толпу взглядом. Они не слушаются, но хотя бы орать перестают. — Так, — поворачиваюсь обратно к Фридрику, который заведовал распределением, когда меня еще на свете не было. — В чем проблема?
— Проблемы нет, — отвечает Фридрик. — Когда все разойдутся, я начну раздавать еду.
Бросаю недоверчивый взгляд на запертые двери.
— Он не хочет давать еду всем! — раздается из толпы глубокий мужской голос.
— Только тем, кто заслужил! — кричит кто-то еще.
Рискую оглянуться. Прямо за моей спиной построились корабельщики во главе с Марай — они не дают толпе хлынуть вперед. Вокруг нас собралось сотни две человек, может, даже больше. Они движутся волнами, и волны эти все ближе и ближе к нам с Фридриком.
— Это не твоя еда, — говорю ему, теперь уже специально повышая голос, чтобы слышали все.
— Моя. — Его глаза горят.
— Ты не можешь решать, кому есть, а кому нет, — отрезаю я.
— Запасы истощены.
Это мне известно.
— Так что же мне делать? — спрашивает Фридрик насмешливо. — Уменьшать порции? Или поступить разумно — кормить только тех, кто заслужил?
Толпа вокруг взрывается гневными возгласами, криками одобрения, ругательствами и воплями.
— Продуктов достаточно еще на несколько недель без изменений. Потом можем обсудить уступки.
Фридрик щурится.
— Я не собираюсь кормить всяких, кто не работает.
— Все работают! — восклицаю я раздраженно.
Вот этого говорить не стоило. Фридрик не отвечает, за него отвечает толпа. Они выкрикивают имена: своих соседей, родных, врагов, друзей. Тех, кто бездельничает. Ткачей, которые вернулись к станкам только потому, что я приказал им прекратить забастовку, но которые продолжают работать в очень низком темпе. Работников теплиц, которых уже не раз ловили на том, что они набивают свои кладовые общей едой. И многих других — отдельных людей, которые просто решили не работать из-за лени ли или из-за депрессии, как Эви и Лил, мама Харли.
И громче всего звучит новый призыв: «Не работаешь? Не ешь! Не работаешь? Не ешь!»
— А с Больницей что? — пронзительно раздается над толпой.
— Я работаю! — кричит в ответ кто-то из дальних рядов. Прочесываю толпу взглядом и натыкаюсь на Дока; тот порядочно взволнован, что дело дошло до его драгоценной Больницы.
— А все, кто в Палате? — спрашивает Фридрик. Он хочет добавить «а Эми?», но не решается.
Космос побери.
— Ты прав. — Барти проталкивается мимо Марай — у той такой вид, будто она с удовольствием дала бы ему по шее. — С этого момента я буду заниматься чем-нибудь полезным, — громко заявляет он.
Наступает тишина. Все смотрят на него. Удивительно: как он это сделал? Как ему удалось приковать к себе такое абсолютное внимание? Толпа утихала, чтобы послушать нас с Фридриком, но тишина эта не была уважительной. Они только и ждали, чтобы один из нас осекся, искали, как обратить наши слова против нас. Но сейчас все до одного смотрят на Барти и ждут, что он скажет дальше.
Но он только молча поднимает гитару над головой и протягивает Фридрику.
— Считай, что это плата за недельную норму. Раз в Регистратеке больше никого нет, я буду работать там.
Фридрик берет гитару и неуверенно смотрит на нее. В конце концов он коротко кивает, принимая такую оплату.
— И, — добавляю я так громко, как только могу, — мы продолжим выдавать еду всем.
Фридрик прищуривается.
— Это не обсуждается, — добавляю я тише, не давая ему раскрыть рот. — Раздача будет проходить как обычно.
Оборачиваюсь, чтобы не слушать его возражений. И все же, дойдя до Марай, я улавливаю, как его шепот прорезает толпу.
— Это ненадолго.
Поворачиваюсь, уже открыв рот, но не имея понятия, что сказать, и тут из последних рядов доносится крик. Толпа волнуется — всеобщее внимание обращается на женщину на дальнем углу. Она стоит на коленях у тела.
Я вглядываюсь.
Это тело Стиви.
26. Эми
Мне едва хватает дыхания добраться до Больницы. Да, я уже совсем не в той форме, как на Земле. У дверей меня останавливает Кит.
— Что случилось? — спрашивает она. — Я только что приняла вызов от Дока, он был в Городе.
Качаю головой.
— Народ немного расшумелся. Барти, Лютор и кое-кто из фермеров.
— Док сказал, что там все серьезно, — продолжает Кит. Должно быть, тревога отразилась у меня на лице, потому что она тут же добавляет: — Но Старший не один, с ним корабельщики. Уверена, все обойдется.
Ее зовет одна из сестер, и она спешит помочь, оставляя меня наедине с тяжелыми мыслями.
Поворачиваюсь к лифту — можно было бы пойти к себе, но тут мне вспоминаются слова Ориона с последнего видео: «Иди домой. Ты найдешь ответы там. Домой». И хоть я не совсем уверена, что он имеет в виду, но одно знаю точно: маленькая квадратная комнатка в Больнице может быть моей спальней, но домом она мне не станет.
Поэтому я возвращаюсь в Регистратеку. Может, Старший прав и подсказка в атласе, но мне кажется, что для Ориона такое было бы простовато. И все же, наверное, это одно из самых безопасных мест на уровне, особенно учитывая, что Лютор слишком занят в Городе.
Поднимаясь по ступеням Регистратеки, я замечаю, что ниша, в которой раньше висел портрет Старшего, пуста. Отсюда невозможно разглядеть, что творится в Городе, но мне не понравилось, каким тоном Кит уверяла, что все будет хорошо. Когда люди так говорят, они сами в это совсем не верят.
Внутри меньше народу, чем обычно, и почти никто не стоит у стенных пленок и не ищет залы с книгами. Люди собрались в кучки и тихо взволнованно разговаривают. Кое-кто поднимает на меня взгляд, и до меня доходит, что на мне нет ни шарфа, ни капюшона. Торопливо пытаюсь прикрыть волосы, но уже поздно. Один из стоящих у двери подходит ближе.
— Ты была в Городе? — спрашивает он.
