Тамара Воронина - Жил-был сталкер
Маркиз терпел долго. Не один год он пытался примириться с Зоной, задабривал ее, уговаривал – не помогло. Зона озверела вконец, и чувство меры в Маркизе наконец сработало. «Остановись», – сказал он себе. И остановился. Как сердце остановилось. Зона была большой частью его жизни, может быть, самой важной. Сталкер – это, знаете ли, не призвание, это жизнь. А с жизнью расставаться всегда трудно. Но лучше расстаться с частью жизни, чем со всей. Потому он и решился. Теперь надо привыкать. Трудно, но надо.
Он налил в стакан еще коньяка и машинально это отметил. За пять дней не дошел до кондиции. Обычно после такого срока он пил уже из бутылки, не тратя время на наливание. И бывал невменяем. А сейчас – ничего.
Маркиз выпил весь стакан сразу, и коньяк показался совсем уж гадким, но пришелся как раз: наконец он почувствовал опьянение. А вскоре оно все равно прошло. Пора кончать, подумал Маркиз удивительно трезво, допил остатки и лег на диван. От сигарет уже тошнило, но он закурил свои синие «Голуаз». Дым таял, напоминая «голубые облака» Зоны, одно прикосновение к которым вызывало ожог четвертой степени.
Хватит, сталкер. Надо взять себя в руки, а то Шарль, бедняга, уже на стенку от тоски лезет. Или вскрыл себе вены. Не привык он к таким стрессам. Впрочем, никто не заставлял его настраиваться на чужие волны. Хочешь чувствовать то же, что и несознательный абориген, к тому же сталкер, – вольно. Чувствуй. Но бери пример с аборигена и чувствуй в стороне от чужих глаз.
А, что грешить-то? Разве ж Шарль жалуется? Он просто изо всех сил старается ему помочь и ничего взамен не просит. Никаких условий не ставит, в отличие от других пришельцев. Ну, а те вообще хамы, век бы их не видеть…
И не увидишь, понял он вдруг. Чтобы их увидеть, чтобы хоть как-то контролировать их деятельность, надо ходить в Зону, а этого больше не будет. Ходить придется теперь только на службу и в гости. С семьей. Можно в зоопарк с детьми. Только не в Зону.
Дети, вечная тревога сталкера! Пока ничего, если не считать некоторых особенностей Вика, но особенности, в сущности, вполне человеческие Просто умный очень мальчик, с которым папе очень трудно общаться. Вежлив, корректен, даже порой ласков. Но смотрит на тебя так, будто знает о тебе что-то такое, чего ты сам о себе не знаешь. А может и знает, без «будто». Сын сталкера. И жена сталкера. Самая надежная женщина, какую можно придумать… но с более чем ненормальными способностями. Стивен Кинг с «Воспламеняющей взглядом» пришел бы в ужас. Подумаешь, конюшни поджечь… Если Джемма сильно разозлится, она разнесет вдребезги все. Имелись прецеденты. Пришельцы очень ее побаиваются, хотя, в общем, от ее взгляда защищает какое-то силовое поле. Якобы. А вот от маркизовых способностей ничего не защищает. Свернет в шарик вместе с полем…
Маркиз пошарил вокруг, нашел еще одну бутылку и налил в стакан. Старый алкоголик. Со стаканом в руке он прошел в ванную и с мазохистским удовольствием посмотрел в зеркало. Удовольствие рассеялось, потому что он увидел нечто, смутно напоминающее сталкера по прозвищу Маркиз и уж еще меньше – инспектора уголовной полиции… Ни тебе острого взгляда, свойственного обоим, ни веселой улыбки полицейского, ни собранности сталкера. Помятая небритая худая физиономия, очень непотребно всклокоченные волосы, тусклые запавшие глаза.
– Мне сорок лет, – сказал Маркиз своему отражению. Отражение внимательно слушало. – У меня пять штук детей и идеальная жена. Я состою на государственной службе и, если не буду разбрасываться, смогу сделать карьеру. Уйдет шеф в отставку, и я его сменю. Мне пора остепениться. Я хожу в Зону больше двадцати лет без видимого вреда для себя и своей семьи. У меня даже дети нормальные. Пора кончать. Надо остепениться.
Отражение скептически поджало губы и хлопнуло полстакана коньяка. Залпом.
– Силен, – усмехнулся Маркиз. – А что будешь делать?
Чело отражения отобразило усиленную работу мысли. Потом появилась грустная улыбка.
– Ходить в Зону, – сказало отражение. – Пока она меня не убьет.
– Ни за что! – заорал Маркиз и для убедительности шваркнул пустой стакан об пол. Тут ему стало стыдно, и он присел на корточки и с величайшей осторожностью принялся собирать осколки, обзывая себя разнообразными словами. Руки сильно дрожали, пятидневная «расслабуха» давала о себе знать. Конечно, он порезался, и довольно сильно, но сгреб осколки на бумагу и старательно их завернул. Потому оторвал кусок туалетной бумаги и вытер кровь. Выпрямился, сунул руку под кран и поднял глаза.
– Ну что, сталкер, – подмигнул он отражению. – Похоже, ты неисправим.
– Сталкера могила исправит, – самодовольно ответило отражение.
Маркиз вынул руку из-под струи холодной воды, залил кровоостанавливающей жидкостью и обмотал толстым слоем бинта. Создавалось впечатление, что под повязкой скрыта страшная рана, а не сантиметровый порез. Маркиз достал из шкафчика крем для бритья и минутл пять взбивал пену на своей физиономии. Когда на худых щеках появилась огромная борода Санта-Клауса, он положил кисточку и взял бритву, заточенную, как скальпель.
От осознавал, что здорово опьянел, потому что именно патологические стремление к чистоте и аккуратности было наиболее верным признаком, но бриться не перестал. Он вообще только раз в жизни порезался при бритье, и то в юные годы, зато как порезался! Теперь часть нижней губы парализована, какой-то нерв на подбородке перерезал. Кровь, помнится, лилась, как в кино из разорванного монстром горла…
Под эти кровавые воспоминания он добрился, вымыл кисточку и лезвие, подумал и вымыл раковину, потом протер зеркало и решил на этом остановиться. В шкафу обнаружились чистые рубашки, и он решил принять душ. Повязка намокла, и он ее сменил. Кровь не останавливалась. Привычная картина. Он причесался, оделся, сунул в кобуру револьвер и вышел из комнаты. В темном конце коридора он уловил какое-то шевеление и подумал, что через десять секунд Люси сообщат: Маркиз уходит. Надо зайти к Люси.
Маркиз потянулся. Напряжение ушло, теперь только отоспаться – и на службу. Станет невмоготу без Зоны – сходит.
Только Зона, зараза такая, хитро себя ведет. Она его впускает без помех, дает зайти подальше и тогда начинает фокусничать, чтоб он подольше помучился. Ладно, тоже не младенец. Сталкеров с его опытом тоже поискать. Не лыком…
Маркиз замер. Шевеление в углу началось снова. Странно. Наверх войти могут только очень немногие, и уж они не станут прятаться по темным местам.
Все-таки он был пьян, не притупил чувств, зато заглушил «нутро», которое лучше соображало на трезвую голову. Оно молчало и тогда, когда Маркиз боковым зрением увидел нападающего и подозрительно для себя самого лихо отскочил в сторону, одновременно выдергивая из-под куртки револьвер. Правда, отскакивая, он зацепился за кадку с пальмой, которую великий декоратор Люси считал непременным атрибутом уюта, и грохнулся на пол, опять же вполне ловко.