Елена Грушко - Созвездие Видений
Север глазами своего имита — по сути дела, своими — встретился с глазами Зорянки. И сжалось сердце…
Он стоял лицом к лицу с силой — злой ли, доброй, не понять, но с дикой, неуправляемой, необъяснимой — со стихией, и, чудилось, взоры двух цивилизаций, скрестившись, высекают огонь. Темное предчувствие, мгновение страха…
И тут Лиховид кинулся, схватил Зорянку в охапку — и таково-то сердито! — и вместе с нею вновь очутился в летающей колеснице.
Потом, на Ирии, Север наслушался об этом эпизоде множества предположений. Строились догадки о фантастическом даре Зорянки создавать вокруг себя живое защитное поле, о разрушении материи с помощью отождествления себя с нею, ну и так далее. Потом она научится управлять своим страшным и странным умением, подчинять его воле, а не буре чувств. Однако Север-то понял сразу и навсегда: все это сотворило чудодейное безумие Любви.
* * *С утра лил дождь, и радно начало передачи с предупреждения Службы экологической охраны: без надобности на улицу не выходить, содержание ОВ в осадках превышает допустимые нормы.
Сокол и Дива почти и не были на улице. Пока дождь еще не разошелся во всю мочь, проскользнули в подземку, и вот уже много часов подряд переходили с ливни на линию, с поезда на поезд, из вагона в вагон.
Они решили, что должны освободить Фэлкона. Но где искать его? Хотя бы след, ведущий, куда он заточен? Они знали достаточно об этой новой для них обоих Земле, чтобы понять: здесь нелепо задавать прямые вопросы властьнмущим и знающим ответы. Надо искать обходные пути, хотя они долги и не всегда приводят куда надо.
Для начала было решено поискать в поездах подземки товарищей Фэлкона из боевого охранения. Неужто все они арестованы?! И вот Сокол и Дива обшаривали глазами лица, пытаясь уловить то же выражение скрытого напряжения и отваги, которыми вчера обратил на себя внимание Фэлкон. Искали — и не находили.
Может быть, напади на поезд карсы, тот человек как-то проявил бы себя, но шли часы, шли поезда, а порождения тьмы тоннельной не давали о себе знать. Возможно, приходили в себя после вчерашнего шока.
Сокол и Дива прислушивались к разговорам. О карсах говорили очень мало. Сокола это удивляло, а Дива понимала людей: боятся накликать беду, назвать ее.
О вчерашнем эпизоде тоже почти молчали, только раз Соколу удалось уловить слова о каком-то новом порошке, которым якобы придумали посыпать карсов, отчего они и сами рассыпаются в порошок.
— Да вот же! — воскликнул говоривший, повернувшись к окну.
Поезд в это время. замедлил ход, и всем удалось увидеть в боковом тоннеле группу людей в защитных костюмах, сыпавших что-то прямо на землю из тяжелых коричневых мешков.
— Додумались, слава те, Господи! — вздохнула какая-то женщина. — Может, на Комбинате научились делать?
«Что же там такое? — подумал Сокол. — Может, песок какой-нибудь… как это?.. отсылка для рельсов?»
Это было единственным отголоском боя, разыгравшегося вчера.
К вечеру устали и проголодались так, что Дива еле держалась на ногах. Они вышли на первой попавшейся станции, где сквозь столетнюю копоть и грязь еще проблескивала мраморно-позолоченная лепнина стен и потолка, а в массивных люстрах кое-где сохранились настоящие электрические лампочки, а не вонючие факелы, и потащились вместе с сотнями людей вверх по неподвижному эскалатору, туда, где высоко-высоко брезжило смутное пятно дневного света. Ступеньки были мелкие, неудобные, у Дивы тотчас заныли ноги, и она тупо брела, уцепившись за рукав Сокола, как вдруг эскалатор дрогнул, затрясся мелкой дрожью и пополз — обратно, вниз.
Поднялся негодующий шум. Одолеть чуть не две сотни неудобных ступеней — и вновь опуститься к началу лестницы?! Сокол рванулся было вперед, потащив за собой Диву, но, как ни старались они опередить неуклонно ползущую вниз лестницу, тотчас запыхались и решили покориться. Нелепей всего оказалось то, что соседний эскалатор, по которому текла вниз река спускающихся людей, заработал на подъем, и шум от возмущенных, воплей сделался вовсе уж непереносимым. Правда, наконец этот эскалатор все же переключили, и теперь оба они несли людей вниз, так что скоро у подножия движущихся лестниц образовалась огромная толпа.
Как назло, поезда сегодня шли один за другим, из них высаживались новые и новые пассажиры, и вот уже давка на станции достигла предела, а ни один из эскалаторов по-прежнему не работал на подъем, не останавливался.
— Не нравится мне все это, — мрачно пробормотал Сокол, утыкаясь в самое ухо Дивы, и та заметила, что лицо его покрылось крупными каплями пота.
Да и ей было невыносимо жарко, свитер и джинсы, земная униформа, прилипли к телу, она задыхалась.
— Не могу больше!
Ее мутило от духоты, пальцы, которыми она пыталась поднять липнущие к шее волосы, дрожали и не слушались.
— Давай-ка доедем до какой-нибудь другой станции, — предложил Сокол. — Неизвестно, сколько тут все продлится.
И, подхватив Диву под локоть, он начал проталкиваться к краю толпы.
Но люди, чудилось, были сцементированы друг с другом, на Сокола и Диву посыпались тычки, брань. Он не отвечал, напрягал мускулы, рвался из толпы. А Дива, у которой уже болела рука от его железной хватки, думала, точно сквозь сон, что от всего этого давно можно было бы сойти с ума, если бы не адаптизин, который влили им в вены еще там, на Ирин, — проклятый и благословенный адаптизин, который изменил состав их крови, заставил мгновенно приспособиться к происходящему на Земле, воспринять его как данность, все понимать и все прощать, подобно тому, как, повинуясь инстинкту самосохранения, все понимают и все прощают люди, — и от этого иной раз недалеко до истерики, потому что немыслимо же, невозможно, непредставимо, непростительно нормальному человеку — живому, думающему, чувствующему — видеть эту жизнь, жить ею — и не перервать зубами жилы, не размозжить голову о стену, не облить себя керосином и не поджечь, не сойти с ума, наконец, от ежедневных, утонченных пыток быта и бытия, — а воспринимать реалии земной жизни как данность, все понимать и все прощать. «Им вливают адаптизин при зачатии, — тупо подумала Дива, — не иначе! Или он уже передаётся из поколении в поколение. Но с каких, пор? Я ведь помню их другими!» Нет, тут же одернула она себя, нет, она помнит другими невров, а это потомки иных племен, невры исчезли с лица земли несколько тысячелетий назад, вымерли, как динозавры, ихтиозавры и прочие потомки тех средизвездных драконов, которые встретились Зорянке и Лиховиду недалеко от Сатурна…
А потом все смерклось в ее глазах, и она, почти не ощущай тычков, тащилась за Соколом, пока не раздался вдруг истошный вопль:
