Николай Амосов - Записки из будущего
Интересно, разбудят ли меня? Брось фантазии! А чем черт не шутит? Столько сказок сбылось.
Анабиоз — медицина. Не знаю Возможно, такая консервация будет полезна при некоторых болезнях. Допустим, микробы или вирусы могут подохнуть. Но они тоже сильно живучи. Если болезнь вызвала изменения структуры клеток, то от холода норма не восстановится. Это ясно.
Зато можно делать любые операции. Например, пересаживать органы. Однако обольщаться и тут не следует. Пересадка органов задерживается не техникой операций, а биологической несовместимостью тканей разных людей. Сомнительно, чтобы анабиоз в этом помог. Очень сомнительно. Скорее, нет. Петр Степанович говорил: только для сверхсложных операций.
Путешествие в будущее. Непривычно, наверное, будет там, когда проснешься через десять или сто лет.
Посмотрим. Отказаться можно перед самым опытом. Нет, тогда нельзя. Стыдно.
Чудеса науки сделают всех людей счастливыми.
Глупости. Счастье — это всего лишь возбуждение центра удовольствия. По разным поводам. Но никогда — стойко. Наступает адаптация, привыкание, и от счастья остается только след в памяти. Она честно регистрирует самочувствие этого центра. Записывает на пленку. Чтобы быть счастливым, нужно несчастье. Страдание. Антипод. Впрочем, не обязательно много и долго. Можно найти оптимальный режим. Коротенькие встряски, чтобы человек не забывался и не начинал тосковать. Будущие кибернетики все рассчитают. Мой друг, ты имеешь шансы посмотреть.
Черта с два! Это будет не скоро. Мои молекулы не выдержат, рассыплются. Да и едва ли оно будет вкусно, это дозированное счастье.
Пойти в операционную? Скоро будем оживлять. Нет, еще рано. Вдруг наш пес встанет и пойдет? Я даже его клички не знаю. Черствость.
Выхаживать придется, как больного после тяжелой операции. Сидеть придется ребятам.
А, не загадывай! Еще дойдет ли дело до этого?
Хорошие все-таки ребята. Могли бы такие сыновья быть. Если бы тогда, в сорок третьем, не было этой бомбежки… Да брось, упустил бы все равно. Дело же не в женщинах и не в обстоятельствах, а в тебе. Ненастоящий.
Юра — интеллектуал. В хорошем смысле, без ругательства. Это слово совсем не предполагает бесчувственность.
Лежу. Отдыхаю. Немножко думаю. Каждый орган чувствую — какой-то коммутатор приключает его к сознанию. Сердце: тук… тук… тук… Потом перебоя: тук-тук… тук-тук. Легкие. Вдох — входит воздух, расправляются альвеолы. Что-то мешает (лимфожелезы?), какой-то датчик раздражается хочется кашлянуть. Сдержаться. Это важно — задерживать кашель. Как и всякое чувство, неприятные эмоции. Живот. Кишки: одна, другая буль-буль… А селезенка большая, давит на них слева… Сердитый великан, тупой, толстый. Болей сейчас нет. Почти блаженство.
«…Уходят, уходят, уходят друзья…
Одни — в никуда, а другие — в князья».
Почему в князья?
Засыпаю… Как приятно заснуть…
Стучат в дверь. Сажусь. Халат мятый. Неловко.
— Войдите.
Лена:
— Юра послал за вами. Нужно начинать нагревание.
— Сейчас.
Как хорошо вздремнул! Часы — прошло сорок минут.
Иду в лабораторию. Мои органы еще не проснулись — не чувствую их. Здоров. Ненадолго.
Все мирно в этой комнате, как будто и не уходил.
Шумит вентилятор под колпаком. Гудит мотор АИКа.
Юра — у своего пульта в выжидательной позе.
— Иван Николаевич! Мы готовы начать нагревание.
— Ну, в добрый час! Будет работать автоматика?
— А как же! До сих пор все идет нормально.
Впереди час времени. Не знаю, правильно ли мы предположили кривую повышения температуры. Первая ступенька — десять градусов, вторая двадцать два. Потом — до нормы. На каждую — по двадцать минут. Может быть, этого мало? Ничего, мы придумали хитрую программу, — чтобы кровь была не очень горяча и не было большой разницы температур в разных частях тела. Сначала задается темп нагревания, а обратная связь его исправляет — может замедлить или ускорить. Посмотрим.
— Ну, начинаем. Коля, включай программу!
Когда-нибудь так скажут и для меня: «Включай оживление!» И я оживу из мертвых. Для чего? Есть ли у тебя запас желания жить? Оно от инстинкта самосохранения. Пока живой — жить. Но человек способен подавлять инстинкты. Зато у него прибавляется увлеченность. Удовольствие от исканий, работы. Хватит ли его на будущее? Какая она будет — наука? Любопытно. Страшит только одно: одиночество.
Оставим эту тему. Нужно смотреть.
Новая программа выразилась только усилением шума АИКа. Прибавилось число оборотов. Нет, немножко потеплел воздух под колпаком. (Названия никак не придумаем: «колпак», но он длинный, «корыто» — некрасиво. Неважно…) Воздух дует через щели на меня.
— Игорь, пожалуйста, берите анализы чаще. Важно проследить динамику, чтобы подрегулировать.
Зря вмешиваюсь. Все расписано заранее — и частота анализов и воздействия. Но нужно же что-то делать? Никак не привыкну к новой системе — когда опыт для каждого расписан, как ноты в оркестре. Физиологи привыкли к «волевому» руководству: план опыта в голове у шефа, и он изрекает его в виде команд.
Пойду смотреть на графики. Интересно, как автомат будет справляться с нагреванием. Только не нужно мешать ребятам.
Широкая лента ползет непрерывно. В периоды записей ее скорость увеличивают. Самое интересное сейчас — это графики температуры. Выше всех в пищеводе. Вот дошло до восьми градусов. Прямая кишка отстала — только пять. Но включилась обратная связь — подъем пищеводной кривой замедлился. Разница с кишкой уменьшилась до двух. Снова обе кривые поползли кверху. Автоматика действует.
— Поля, какая производительность АИКа?
— Два с половиной литра.
Вадим явился. Прозевал торжественный момент. Уже что-то шумит. Ага: «Почему не позвали?» Сам должен думать. Поля: «Представь, обошлось без тебя». Что-то есть тайное в их пикировке. «Ищите женщину…» Как же, ты такой крупный спец в этом вопросе! Но Вадим может. Видно по его манерам.
Юра возится около аппаратуры. «Проверка нулей». Важно для кривых давления. Как-то ведет себя левый желудочек?
Вот в пищеводе уже десять градусов. В прямой кишке — восемь. Это значит, что сердце даже теплее — через него проходит много крови, а температура ее уже семнадцать. Уже возможна некоторая электрическая активность. Посмотрим. Ничего определенного — то ли мелкая фибрилляция, то ли просто помехи.
— Иван Николаевич, наверное, нужно кровь заливать. Напряжение кислорода в оттекающей жидкости очень низкое — всего двадцать миллиметров.
Это Игорь. Вот что значит контроль.
