Артур Кларк - Колыбель на орбите (сборник)
А вот и моя цель: серебристое пятнышко, заметно выделяющееся среди звезд своим металлическим блеском. Я нажал ногой педаль акселератора и ощутил постепенно нарастающее ускорение. Через десять секунд достиг нужной скорости и отключил двигатель. Теперь я по инерции минут за пять достигну спутника, немногим больше времени понадобится на обратный путь.
И тут-то, погружаясь в межзвездную пучину, я вдруг ощутил: что-то стряслось.
Внутри космического скафандра никогда не бывает полной тишины. Постоянно слышится нежный шорох притекающего кислорода, слабое жужжание вентиляторов и моторов, шелест собственного дыхания, наконец, если внимательно вслушаться, глухой стук вашего сердца. Все эти звуки заперты в скафандре и образуют неприметный фон жизни в космосе, вы замечаете их только тогда, когда привычный шум вдруг изменяется.
Именно это произошло сейчас: появился звук, которого я не мог определить, – глухой прерывистый стук, иногда вместе с каким-то царапанием, словно скребли металлом по металлу.
Я похолодел. Затаив дыхание попытался на слух определить, откуда идет необычный звук. Приборы на щитке управления ничего мне не говорили. Стрелки стоят неподвижно, не вспыхивают красные лампочки, предупреждающие о близкой беде. Утешительно, конечно, да не очень. Я давно уже привык в таких случаях доверять своему инстинкту, а он бил тревогу, призывая, пока не поздно, возвращаться на станцию!
Я и теперь не люблю вспоминать те несколько минут, когда паника, подобно могучему приливу, вторглась в мое сознание, снося все плотины, которые логика и рассудок человека противопоставляют тайнам вселенной. Встретившись с фактами, не поддающимися логическому истолкованию, я ощутил, что значит быть на грани безумия.
Убеждать себя, будто обеспокоивший меня звук вызван капризом механизмов, было бесполезно. Хотя я был предельно изолирован и находился вдали от всех человеческих существ, от любых материальных объектов, ощущения говорили мне, что я не один. Слух улавливал слабые, но совершенно явные проявления жизни.
На какой-то страшный миг мне почудилось, будто нечто невидимое, спасаясь от жестокого, беспощадного космического вакуума, пытается проникнуть снаружи в скафандр. И я отчаянно забился в своих доспехах, глядя во всех направлениях, кроме одного, запретного, грозившего мне слепотой. Разумеется, снаружи ничего не было. И не могло быть, а между тем царапание настойчиво продолжалось, становясь все громче!
Обычно космонавты не страдают суеверием, уж вы положитесь на мое слово, а не на всякий вздор, который пишут о нас. Но неужели у вас повернется язык упрекнуть меня за то, что я, исчерпав все возможности логики, вдруг вспомнил, как погиб Берни Саммер, погиб совсем рядом со станцией…
Его сгубил (вечная история!) один из тех случаев, которые считают «невозможными». Три неисправности одновременно: отказал регулятор кислородного прибора, так что давление внутри скафандра стало стремительно расти, не сработал предохранительный клапан, наконец, один из швов оболочки оказался недостаточно прочным. Миг – и космос ворвался внутрь…
Я не знал Берни лично, но почему-то воспоминание о его страшной участи вдруг потрясло меня до глубины души. Ужасная мысль родилась в моем сознании. О таких вещах обычно избегают говорить, но дело в том, что поврежденный скафандр – слишком драгоценная вещь, чтобы его списывать, пусть даже он убил своего владельца. Его чинят, снабжают новым номером и вручают другому космонавту.
Что происходит с душой человека, погибшего в межзвездном пространстве, вдали от родного мира? Быть может, это ты, Берни, цепляешься за последний предмет, который связывает тебя с твоей далекой утраченной родиной?
Мне уже казалось, что царапание и шорох звучат со всех сторон, кошмарные видения носились перед моим взором. Оставалась последняя надежда, единственный способ спасти свой разум: убедиться, что скафандр не принадлежал до меня Берни, что облегающий меня металлический кожух не был чьим-нибудь гробом.
Не сразу сумел я нажать нужные кнопки и настроить передатчик на аварийную волну.
– Станция! – простонал я. – Неисправность! Проверьте, кому раньше принадлежал скафандр и…
Я не закончил фразу; говорят, микрофон не выдержал моего вопля. Но какой человек, наглухо изолированный в космическом скафандре, не завопил бы, внезапно ощутив на шее чье-то мягкое прикосновение?
Видимо, я рванулся вперед и, несмотря на предохранительные щитки, ударился головой о край приборной доски. Когда меня через несколько минут подобрал спасательный отряд, я все еще был без сознания, а на лбу у меня горела багровая ссадина.
Вот почему я последним изо всех сотрудников релейной космосети узнал, что произошло. Очнувшись час спустя, я увидел, что весь наш медицинский персонал в сборе, но врачам явно было не до меня. Они слишком увлеклись игрой с тремя очаровательными котятами, которых наш Томми (и кто это ухитрился дать кошке мужское имя?) произвел на свет в укромном месте – пятом контейнере моего скафандра.
Созвездие Пса
Неистовый лай в первый миг только раздосадовал меня. Я повернулся на другой бок и сонно буркнул:
— Замолчи, глупая собака.
Но дремота длилась лишь долю секунды; тут же я совсем очнулся, вернулось сознание, и с ним пришел страх. Страх одиночества, страх безумия.
Я боялся открыть глаза, боялся увидеть. Рассудок говорил мне, что еще ни одна собака не ступала на поверхность этого мира, что между мной и Лайкой — четверть миллиона миль в пространстве, больше того — пять лет во времени.
— Тебе приснилось, — сердито сказал я себе. — Не будь идиотом, открой, глаза! Крашеные стены — вот все, что ты увидишь.
Разумеется, так и было. Крохотная кабина пуста, дверь плотно затворена. Я был наедине со своими воспоминаниями, во власти неясной печали, которая часто овладевает человеком, когда яркий сон сменяется тусклой действительностью. Ощущение утраты было настолько горьким, что хотелось снова уснуть. Хорошо, что я устоял: в тот миг сон был равносилен смерти. Но я не подозревал этого еще пять секунд — целую вечность, которую я провел на Земле, ища утешения в прошлом.
Откуда взялась Лайка, так и не удалось установить, хотя сотрудники обсерватории расспрашивали знакомых, а я поместил несколько объявлений в газетах Пасадены. Я нашел ее — одинокий, брошенный комок шерсти — на обочине шоссе летним вечером, направляясь в Паломар. Я не любил собак, вообще не любил животных, но нельзя же бросить беспомощное маленькое существо на произвол судьбы, которую олицетворяли стремительные автомашины. Подавляя отвращение и жалея, что нет перчаток, я подобрал ее и затолкал в багажник. Мне вовсе не хотелось рисковать обивкой моей новенькой машины, а в багажнике собака, как мне казалось, не могла натворить большой беды. Я ошибся.
![Артур Кларк - Колыбель на орбите [сборник]](/uploads/posts/books/81811/81811.jpg)
![Артур Кларк - Колыбель на орбите [сборник]](/uploads/posts/books/86285/86285.jpg)
