Марина Дяченко - Пещера. Ведьмин век. Долина Совести
Светились окна – немногие, потому что час стоял поздний, а день предстоял рабочий; почему-то не горели фонари. Павла шла под темными деревьями, ноги сами несли ее по сто тысяч раз пройденному пути, и если бы на асфальте оставались тропинки – Павла давно протоптала бы поперек двора борозду с полметра глубиной. В темных кронах пробовал силы соловей; Павла любила ночной город. Павла любила тишину и одиночество, незнакомые закоулки и собственный двор, преображенный ночью; впрочем, какая девушка не любит романтичных ночных прогулок.
Павла шла, вдыхала запах ночных цветов и совершенно ни о чем не думала. Завтра будет завтра…
Щелк! – сказал невидимый переключатель у нее в голове.
Она остановилась, не понимая, какая неприятная мысль посмела нарушить гармонию чудного вечера.
Кович? «Железные белки»? Раздолбеж?
Стоп, а позвонила ли она Стефане?! Вдруг, заболтавшись, она забыла предупредить сестру, и теперь ее ожидает ужасная сцена…
Павла поежилась – и тут же с облегчением вспомнила, что позвонить не забыла. Все честь честью – «Стефана, я задержусь…»
Тогда ЧТО, спрашивается, остановило ее посреди дороги?..
Павла пожала плечами – все равно ее никто не видел. Опустила голову…
Прямо перед ней на темном асфальте чернел полумесяц абсолютной тьмы. Как подземная луна; Павла отшатнулась. Разве она пьяна?!
Посреди дороги приоткрыт был канализационный люк. Крышка лежала чуть со смещением; для того, чтобы свалиться в колодец, достаточно просто наступить на край. Правда, грохоту будет… И крику…
Павла сидела на корточках, и ее бил озноб. Почти как тогда, когда Кович в красках рассказывал ей про серую машину; да нет, хуже. Кович, в конце концов, мог соврать…
КТО открыл этот люк?.. На ее, Павлы, ночном пути?!
Мания преследования, сказал у нее в душе некий трезвый голос. Незакрепленный люк – чей-то возмутительный недосмотр, и хорошо, что обошлось без трагедии; надо немедленно подниматься в квартиру и по телефону вызывать аварийку…
Павла с трудом поднялась. По большой дуге обошла люк – двинулась к подъезду, внимательно глядя себе под ноги и всякий раз замирая, прежде чем снова шагнуть.
* * *Эпизоды сменялись неспешно, явно подчиняясь выверенному ритму; Павла, поначалу напряженная, дала себя увлечь. Внутри объемного экрана жили вполне банальные картины, те самые, которые издерганный человек призывает в поисках успокоения, чередовались и завораживали: вот перекатывается море, огонь обнимает дрова в камине, плывут огни, отражаясь в реке, до неба стоят травы… Несется дорога за окном машины… Небо… небо… облака…
Туман под сводами Пещеры. Густой белый туман стекает с верхнего яруса, струится, будто водопад… Неповторимой красоты сталагмиты, перемигивание самоцветов, фигурные своды, известковые скульптуры…
Павла сжалась, чувствуя, как увлажняются ладони. Будто на приеме у зубного врача; туман Пещеры перетек тем временем в пасмурное, клубящееся небо, по плоским лужам на асфальте прыгал неторопливый летний дождь. Павла облизнула сухие губы.
Дети, играющие на берегу реки… Цветы на клумбе, бронзовая фигура в струях воды… На низком бортике фонтана совершенно нагая парочка откровенно занимается любовью. Подробное эротическое кино, постепенно переходящее в порно…
Павла смотрела.
Мгновенный кадр – обезображенное тело человека на окровавленной простыне, наверное, после аварии… Павла инстинктивно закрыла глаза и долго не открывала – а в наушниках тем временем нарастала задорная, снабженная колокольчиками плясовая, и, решившись разомкнуть ресницы, она увидела вереницу золотых фигурок на причудливом женском украшении… Вереница танцующих детишек, бегущий весенний ручей… Кораблик…
– Стоп, Павла… Потихонечку выходим.
Объемная картинка померкла. Некоторое время Павла видела только собственные огромные глаза, отражавшиеся на внутренней поверхности собственных массивных очков; потом черное стекло ушло в сторону, и перед Павлой предстал удовлетворенный, улыбающийся Тритан:
– Как?
– Интересно, – пробормотала Павла, несколько оглушенная.
– Интересно, – Тритан кивнул. – Напряжение вы так и не сбросили.
– Сбросила, – сказала Павла не вполне уверено. Тритан отрицательно покачал головой:
– Нет… Впрочем, и не надо. Новость первая: только что звонили… из одной конторы. Они нашли рабочего, ответственного за тот самый открытый люк. Они нашли машину, которая колесом сбила крышку – поздно вечером, вывозя мусор… Возмутительная халатность. Однако спите спокойно, Павла – никто вам не роет ям…
Долгий час снов наяву сказался на ее способности соображать – некоторое время она сидела, тщетно пытаясь понять, принесла ли весть облегчение.
– Так, – Тритан прищурился. – Новость вторая: вы боитесь Пещеры. До сих пор.
– Ничего удивительного, – пробормотала Павла, отводя глаза.
Тритан уселся напротив – неторопливый, расслабленный, похожий скорее на беспечного дачника, нежели на ученого за важной работой; Павла судорожно вздохнула.
– Павла… Ку-ку, я здесь, я вас совершенно внимательно слушаю… Итак?..
– ОН хочет встречи, – Павла перевела дыхание. – А я не хочу… Мне неприятно.
Ее собеседник молчал долгую минуту; потом губы его чуть заметно дрогнули:
– Знаете что, Павла… Познакомьте нас.
На лицо Тритана падал голубоватый свет включенного экрана. Павла видела довольные зеленые глаза и ровные, обнаженные в улыбке белые зубы; красного графика, пульсирующего на экране, Павла видеть не могла. Пульсирующего, танцующего, в точности повторяющего движения своего черного, как гадюка, графика-собрата.
* * *Вечером театр удостоился посещения важной особы – Второго государственного советника, светского льва и покровителя искусств, для которого каждый вечер бронировалась в театре особая ложа. Как правило, на эти места – незанятые – уже во втором действии пробирались чьи-то друзья и родственники, а то и просто бойкие студенты с галерки; сегодня ложа не пустовала. Кович, которому заранее доложили о важном визите, имел возможность рассмотреть в бархатной темноте ложи блестящий желтоватый череп – Второй не был стар, но голову имел лысую и нисколько этим не тяготился.
Раман не стал приветствовать гостя лично. Сегодня шли «Затонувшие», спектакль сильный, но трудный и неровный – в прошлый раз, три недели назад, Ковичу пришлось подвергнуть главных его участников серьезной выволочке. Сегодня он рассчитывал увидеть исправление ошибок, и потому актеры нервничали; даже если весь Государственный Совет в полном составе явится и займет собой партер – даже и это не напугает их больше, чем темная фигура главрежа, засевшего в своей ложе, будто зверь в засаде…
