Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Убить Чужого
Слабо отмахиваясь, чуть ли не открещиваясь, бледный Никанор Иванович пятился от заборчика. Наивный мужик. Всему верит.
– Понимаете, – шептал Георгий. – Сейчас они осматривают берег. А вечером будут возвращаться. Пляж – узкий. С одной стороны склон, с другой – Волга, податься им некуда…
Тут Никанор Иванович уразумел наконец, что его несерьёзный соседушка опять валяет дурака. Даже сплюнул в сердцах.
– Хиханьки тебе! – плаксиво бросил он. – Тут род людской гибнет…
Круто повернулся и сгинул среди листвы. Будем надеяться, на весь день.
Камушков хватило в обрез. Дорожка удалась на диво. Предварительно отмытые в ведёрке голыши, улёгшись один к одному, сияли на солнцепёке голубоватыми плоскими спинками, среди которых встречались подчас и зеленоватые, и чёрные с прожилками, а то и вовсе крапчатые. Красота. Доисторическая баржа, набежавшая когда-то на мель, очевидно, везла самый разнообразный камень.
Мокрый, грязный и счастливый Георгий кинул совок в ведро. Самое время окунуться. На Волгу отныне путь заказан, стало быть, сходим на озеро. Если, конечно, и там ещё дорогу не перекрыли.
Льдистое от тополиного пуха озерцо заметно обмелело. Всё-таки прошлогодняя засуха не прошла для поймы бесследно. Почва жадно вбирала влагу, выпивая водоём снизу. На том берегу невидимая за высоким камышом тёплая компания с поистине казачьей лихостью выводила: «При лужке, лужке, лужке…» Всё правильно. Когда выхода нет и не предвидится, самое время петь народные песни.
Стараясь не касаться скользкого илистого дна, Георгий наплавался вдоволь, а выкарабкавшись на рассохшиеся дровяные мостки, понял вдруг, что не знает, чем теперь заняться. Нет, на даче-то работа всегда найдётся – просто не хотелось.
Огорода Георгий не держал – огурчики-помидорчики проще купить на пристани. Да он, можно сказать, вообще ничего не держал – с тех пор, как овдовел и выпал из этой треклятой жизни. Цветы, посаженные женой, сохранил, деревья, понятно, тоже, а вот грядки сровнял и засеял газонной травой. Похожим образом он вёл себя и в городе. Доставшееся по наследству малое предприятие продал при первом нажиме чужих, совместно нажитую квартиру в центре сдавал, сам обитал в однокомнатке – впрочем, только зимой, а летом перебирался на дачу. Чтобы не одичать окончательно, время от времени подрабатывал переводами и корректурой.
Жил бережливо, иногда доходя до смешного (водку пьём – на спичках экономим), и всё же финансы таяли. Да. Вот так. Конец света ещё не наступил, а деньги уже кончаются.
Рассеянное внимание Георгия нечаянно собралось на шляпке гвоздя, криво торчащего из стены. Сходил за гвоздодёром – и ржавое железо, прокукарекав напоследок что-то вроде: «Умираю, но не сдаюсь», – вылезло, упираясь, из серой от дождей доски. Не так ли и мы сами…
Пойти, что ли, в бар сходить? Тем более повод есть – дорожку закончил…
День был неполивной, народу на участках копошилось немного. Пока шёл до магазина, несколько раз окликнули из-за штакетника. Вопрос задавали один и тот же: «А что это ты без тачки?» Отвечал: «Угнали».
– Кто угнал?!
Многозначительно указывал пальцем в серый от зноя зенит. Они, дескать. Всё они…
Сердечно поприветствовал попавшуюся навстречу зрелую незнакомку с развесистыми бледными боками – и был вознаграждён опасливым «добрый день». Деревенский обычай здороваться с каждым Георгий чтил свято, с удовольствием наблюдая подчас оторопь встречного, судорожно пытающегося вспомнить, где он с тобой мог видеться прежде.
В самом конце улочки пришлось вжаться в забор, давая дорогу бульдозеру. За рычагами сидела сильно татуированная личность, голая до пояса, с сигаретой на губе и, кажется, не слишком трезвая. На запылённой дверце кабины упрямо проступали полузатёртые-полузамазанные слова: «Убей чужого!» Судя по технике исполнения, надпись была делом рук какого-нибудь юного патриота. Осмелели. Заметно осмелели. Раньше предпочитали уклончивое «Убей урода!» Этак скоро, глядишь, дойдём до того, что и впрямь будем всё называть своими именами.
Вскоре воссияла впереди крашенная серебрянкой ограда. Возле входа на территорию магазина приткнулись три легковушки. Под жестяным навесом было уже довольно людно. За столиком в центре бетонного квадрата шумно пробавлялись винцом двое задорных визгливых юношей и три басовито матерящиеся девушки. В левом углу бара прихлёбывал извечное своё розливное пиво всё тот же Володька. Словно и не уходил вообще. Столик напротив единолично оккупировал некто неизвестный. Георгий покосился на него мимоходом и невольно задержал взгляд. Молодой бритоголовый красавец сидел, не касаясь позвоночником пластиковой спинки стула, и, выпятив подбородок, смотрел в никуда. Глаза – мёртвые, ртутные. На столе ополовиненная бутылка дорогой водки и рюмка. Ни закуски, ни запивки.
Взяв пятьдесят граммов коньяка и бутерброд с сыром, Георгий, естественно, подсел к Володьке.
– Никак праздник у тебя? – полюбопытствовал тот.
– Праздник. Дорожку домостил… А ты, я смотрю, решил тут навеки поселиться?
– Ага! Навеки! Я уж и на собрании отсидеть успел… Только-только подошёл.
– Шумно было на собрании?
Володька ощерил зубы. Редкие. Желтоватые. Зато свои.
– Помнишь, как лягушки в прошлом году вопили? «Безобразие! Возмутительно! Озеро пересыхает! Надо что-то делать! Переизбрать правление! А то совсем без воды останемся!..» – Лягушачьи интонации вышли у него забавно и очень похоже. – Так и мы. Один к одному. У нас же в «Початке» контингент – какой? Пенсионерки, бабушки-старушки… Но горла-астые…
– А что у вас там пересыхает?
– Ну как… Пелагее Петровне яблони повырубили, Клавдии Сергеевне бульдозером штакетник смяли… Выживают старушек.
– Кто?
– А то сам не знаешь кто! Кто нас отовсюду выживает?
– Что ж у вас, сторожа нет?
– Был. Уволился… Да ты с ним знаком, с Евсеичем. Сегодня, чай, виделись…
Георгий пригубил коньяк, откусил краешек бутерброда и принялся в задумчивости жевать. Жевал долго.
– Ума не приложу, что бы мы делали без чужих… – искренне поделился он наконец. – Что ни случись – чужие. Озеро пересыхает – чужие. Яблони вырубили – чужие. Раньше-то и свалить было не на кого…
– А сионисты? – ухмыльнулся Володька.
– Да кто их видел когда?
– А этих кто когда видел? Мы вон их с тобой много сегодня видели?..
Внезапно Володька замолчал. Хитрые татарские глазёнки стали как-то по-особенному пристальны и, пожалуй, тревожны. Георгий оглянулся. Одна из шумных девушек, усиленно играя бёдрами, направлялась прямиком к дальнему столику.
– Мужчина, – позвала она обворожительным хрипловатым баском. – Можно к вам обратиться?..
