Роберт Хайнлайн - Между планетами
— Марс очень далеко.
— Да. Но мне обязательно нужно туда.
Чарли докурил сигарету и встал. — Держись поближе к Чарли. Работай как следует, и я смогу поделиться с тобой прибылью. Когда-нибудь эта нелепая война окончится, и мы оба сможем уехать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
На этот раз Дон проверил двери, чтобы никакие неуклюжики не проникли в ресторан, и только потом направился в свою маленькую комнату. Он почти сразу заснул, и ему снились горы немытой посуды, и он лез по ним, а где-то над ним сиял Марс…
Дону повезло, что он нашел эту работу. У него была комната, где он мог спать, а ведь город был переполнен людьми. Даже до кризиса, который превратил город в столицу новой нации, Нью-Лондон был довольно оживленным местом. Это был торговый центр всей планеты. Кроме того, он был основным космическим портом Венеры. С началом войны фактически установилось эмбарго на межпланетную торговлю, и можно было ожидать, что деловая жизнь в Нью-Лондоне пойдет на спад. Но пока это коснулось только космонавтов. Они оказались без дела и бродили по городу в поисках развлечений.
Но их было относительно немного; гораздо больше было политиков. На Губернаторском острове, отделенном от Главного острова стоячим заливом, заседала Генеральная Ассамблея Республики; рядом, в бывшем губернаторском доме, расположился президент, и все ведомства склочничали между собой из-за помещений и клерков. Волна бюрократии захлестнула и Главный, и Южный, и Восточный острова, и острова Могильного Камня. Началась грызня за дома и участки. Вслед за руководством ринулись их прихлебатели и прочая мелкая рыбЛшка — клерки, которые трудились, и специальные помощники, которые не имели такой привычки, спасители мира, апостолы, лобби разных партий, люди, которые хвастались, что могут разговаривать на языке драконов, а сами даже свистеть не умели, и драконы, которые могли разговаривать и охотно разговаривали.
Несмотря на это, Губернаторский остров не утонул. На севере острова Боконона появился новый город — лагерь Орбитальной гвардии и наземных сил. Военные кричали, что плавучие острова вблизи столицы — начало национального самоубийства: одна атомная бомба может стереть с лица планеты и правительство, и все вооруженные силы Венеры. Они не задумывались, что эту бомбу некому бросать.
Многие дезертировали, но Нью-Лондон все равно был переполнен военными. Ресторан «Двух миров» был забит с утра до ночи. Старый Чарли метался от плиты к кассе, а руки Дона распухли от горячей воды и моющих средств. Как только у него выдавалось свободное время, он шел к котлу с кипящей водой и набивал топку дровами «чика», которые приносил дракон по имени Дэзи, то есть «Ромашка» (это была мужская особь, несмотря на то что он выбрал себе такое имя). Разогреть воду с помощью электронагревателя было бы гораздо дешевле, поскольку электроэнергия была побочным продуктом атомного завода и практически ничего не стоила. Но электрооборудование было очень дорого, и его практически невозможно было достать.
Нью-Лондон был полон контрастов, характерных для пограничного города. Его неасфальтированные улицы, покрытые грязными лужами, освещались с помощью атомной энергии. Регулярное ракетное сообщение связывало этот город с поселениями людей на других планетах, но городской транспорт был крайне примитивен и ограничивался упряжками пони и гондолами. Ни такси, ни метро не было. Редкие гондолы имели моторы, остальные передвигались с помощью человеческих мускулов.
Нью-Лондон был безобразным городом, неудобным, каким-то незаконченным, но было в нем и нечто привлекательное. Грубоватая и яростная жизнь Нью-Лондона нравилась Дону гораздо больше оранжерейной роскоши Нью-Чикаго. Жизнь здесь была шумной, как в корзинке со щенками, и энергичной, как удар в челюсть. В городе чувствовалась атмосфера новых надежд и новых проблем.
Минула неделя работы в ресторане, но Дон чувствовал себя так, словно проработал здесь всю жизнь. Он вовсе не ощущал себя несчастным. Конечно, работа была очень тяжелой, и до Марса было далеко. Но он крепко спал, сытно ел и был все время занят… Здесь всегда были посетители, с которыми можно было поговорить или поругаться. Это были космонавты, гвардейцы, мелкие политические деятели, которые не могли позволить себе лучший ресторан. Здесь спорили, обменивались новостями и невероятными слухами. Эти слухи часто становились на первую полосу «Нью-Лондон таймс».
Дон выпросил себе свободное время в середине дня и выходил в город, даже если у него не было там никаких дел.
Если Изабель была не слишком занята, он приглашал ее на кока-колу в кафе напротив. Пока что она была его единственным другом вне ресторана. Однажды она сказала ему:
— Зайди сюда, за конторку. Я хочу познакомить тебя с нашим управляющим.
— Да?
— Это насчет твоей радиограммы.
— Ах да, я и сам хотел поговорить об этом. Но сейчас, по-моему, это не имеет смысла. У меня все еще нет денег. Я поработаю еще неделю, а потом попробую попросить у Чарли взаймы. Ему не так-то легко будет найти мне замену; думаю, он согласится помочь мне, чтобы удержать.
— Из этого не выйдет ничего хорошего. Тебе нужно найти работу получше. Пойдем.
Она открыла дверцу в барьере и провела его во внутренние помещения. Там она представила его пожилому человеку с озабоченным выражением лица.
— Это Дон Харви, тот самый, о котором я говорила тебе.
Мужчина пожал Дону руку.
— Вспоминаю, это что-то насчет радиограммы на Марс. Кажется, дочь что-то говорила об этом.
Дон повернулся к Изабель.
— Дочь? Ты не говорила, что управляющий — твой отец.
— А ты меня и не спрашивал.
— Но… ладно, оставим это. Я очень рад познакомиться с вами, сэр.
— Я тоже. А теперь насчет этой радиограммы…
— Я даже не знаю, зачем Изабель привела меня сюда. Ведь я не могу заплатить за нее. У меня только деньги Федерации.
Мистер Костелло озабоченно рассматривал свои ногти.
— Мистер Харви, я вынужден требовать, чтобы за межпланетные радиограммы платили наличными. Таковы правила. Мне хотелось бы принять ваши деньги, но я не могу. — Он посмотрел в потолок.
— Конечно, существует черный рынок, где можно реализовать эти деньги.
Дон недобро усмехнулся.
— Знаю. Но пятнадцать или двадцать процентов — это слишком мало. Я все равно не смогу заплатить за радиограмму.
— Двадцать процентов? Существующий курс — шестьдесят процентов.
— Разве? Да, я, наверное, выглядел сосунком.
— Не стоит об этом думать. Я ведь не предлагаю вам идти на черный рынок. Во-первых, мистер Харви, я нахожусь в довольно сложном положении, представляя федеральную корпорацию, которая пока еще не экспроприирована, и в то же время сохраняя лояльность к Республике. Если бы вы сейчас вышли отсюда и вскоре вернулись уже с деньгами Республики, я должен был бы вызвать полицию.
