Роберт Хайнлайн - Переменная звезда
Он лениво вращался посреди каюты. Когда он в следующий раз повернулся ко мне лицом, я увидел, что он печатает в воздухе, как на клавиатуре. Чуть поодаль от него мерцала голограмма, с которой он не спускал глаз. "Значит, писатель", – подумал я. Он вращался и вращался до тех пор, пока не повернулся так, что мог бы меня заметить, но не заметил и продолжал яростно печатать. Явно писатель. Я очень надеялся, что поэт. Если поэту пригрозить смертью – пригрозить всерьез, – он всегда заткнется. Но вот толстяк повернулся так, что голограмма стала видна мне с тыльной стороны, и мое сердце заныло от тоски. Ничего прочесть я не смог бы, даже если бы голограмма была повернута ко мне "лицом", но и с этого расстояния было видно, что это аккуратно отформатированный текст с ровными полями, не сосредоточенный ближе к середине. Слова были сформированы абзацами и начинались с красной строки. Хуже и придумать нельзя: он был прозаик.
Я тихо простонал. Толстяк покосился на меня. Голограмма исчезла. Его руки сместились к уровню пояса, но, казалось, не к невидимой клавиатуре, а к пульту управления невидимым оружием.
– Джонсон, – произнес толстяк.
Я покачал головой.
– Джонстон, – поправил я.
Он тоже покачал головой.
– Нет, – настойчиво проговорил он. – Джонсон.
– Я абсолютно уверен, – сказал я.
– И я нисколько не сомневаюсь, – сказал он.
Я закрыл глаза и снова открыл.
– В последний раз: кто на первой и что на второй, – внятно произнес я.
Он грозно нахмурил брови:
– Я тебя не понимаю.
– Взаимно. Давайте начнем осмотр с самого верха, чтобы точно понять, откуда начинается гангрена. Готовы? Ведущий спрашивает: "Кто этот красавчик, парящий в дверях?" Молодое дарование ему отвечает: "Джоэль Джонстон, младший агроном". Правда, это я.
Толстяк перестал хмуриться и опустил руки.
– Тебе дали отредактированную копию. У меня в сценарии написано иначе. Кусок дерьма спрашивает: "Скажите, чей труд я прерываю?" Большой талант ему отвечает: "Герб Джонсон, писатель". Это неправда, но это я.
Забрезжил свет. Мы говорили не об одном и том же.
– Приятно познакомиться. Ну, и кто же я?
– Второй из двух. Ты входишь или как? Я теряю дым.
Я уже собрался вплыть в каюту, но тут меня лишили возможности выбора. У меня за спиной оказались трое, они очень оживленно и быстро переговаривались. Потоком воздуха меня внесло внутрь каюты. Я ухватился за то, что попалось под руку, и это оказалось потолочным светильником, который должен был включиться, когда начнется ускорение.
Громче других звучал голос человека, определенно, излагавшего историю Англии – вот только я не понял, какого периода.
– …очень мало людей осознает тот факт, что герцоги во время атаки использовали до трехсот боевых лошадей.
– Значит, это не было полное поражение, – отозвался один из его спутников.
– Вот именно. А кого же это я вижу перед собой?
– Джонстон, – представился я.
Он покачал головой.
– Похоже. Джонсон. А ты кто?
Мы с Гербом переглянулись.
– Меня зовут Джоэль Джонстон, – отчетливо выговорил я.
– Он тот новый парнишка, про которого мы слышали, – пояснил Герб.
– А-а-а, – протянул третий член компании. – Джонстон. Значит, ты – это он самый, только плюс "т".
– Именно так, – подтвердил Герб. – Он – это я – минус кофе[19]. – Он повернулся ко мне. – Нам предстоят очень долгие двадцать лет. Позаботиться об этом поручено мне.
– Добро пожаловать в "Жнепстое", Джоэль, – сказал мне второй из вновь прибывших. – В обитель Заблудших Парней. Я – Пэт Вильямсон, один из твоих товарищей по каюте.
Мы обменялись рукопожатием, принятым в невесомости – приблизились, быстро пожали обе руки друг другу и отпустили.
– Привет, Пэт. Почему вы называете каюту "Жнепстое"?
Специалист в области истории фыркнул:
– Потому что он балбес и тугодум.
– Ты же видел табличку на двери, – сказал Пэт. – "Жилая, непрофессионалы, 100-Е".
– А-а-а. – Больше я ничего не смог из себя выдавить.
– Вон твоя койка. Ты должен мне все рассказать о себе.
– Думаю, у нас будет уйма времени для разговоров, – вежливо заметил я.
– Нет, я хочу сказать, что тебе действительно придется выложить всю свою подноготную.
– Профессор Пэт – корабельный историк, – объяснил третий из вошедших в каюту после меня. – Он думает, будто это означает, что он вдобавок – биограф. Я ему говорю: это опасно, не трожь чужие спальные мешки. Но он жуть какой храбрый. Ну, здорово, Джоэль. Добро, так сказать, пожаловать на борт "Шеффилда". – Название корабля он произнес как "шушера". – Я – Бальвовац, с Луны. Я горняк.
– Выглядит взрослым, – заметил большой специалист по герцогам. – На Луне быстро старятся.
– Дай мне сказать, – сердито зыркнул на него Бальвовац и вернулся взглядом ко мне. – Бальвовац горняк. Горные разработки. У тебя есть камень – я тебе из него сделаю руду. Усекаешь?
Я затравленно кивнул.
– Ну так вот: когда "Шушера" дочапает до Иммеги-714, я там буду первым человеком. А щас я – словно у мужика сиськи: толку от меня, считай, столько же, сколько от историка или писаки. Вот почему меня кинули в эту парашу с неумехами, забулдыгами злостными.
– Бедолагами злосчастными, – мягко поправил его Вильямсон.
Я не мог не восхититься его сдержанностью. И отвагой, если на то пошло.
– Кажется, я кое-что понимаю, – сказал я. – Картина начинает вырисовываться. А как насчет вас? – спросил я у главного эксперта в области герцогов. – Какая у вас специальность? Сборщик сплетен? Метеоролог?
Трудно ухмыляться безобидно, но ему все же удалось.
– Я релятивист, – сказал он. – Меня зовут Соломон Шорт.
Рот у меня сам собой захлопнулся. Я всего два часа пробыл на борту, а уже успел встретить второго из главных людей на корабле. Причем об этом человеке я действительно слышал. Может быть, и вы слышали. Помните ту историю насчет ареста?
Его ухмылка получилась безобидной, потому что он посмеивался над собой.
– Да, конечно. Ты помнишь тот заголовок, которыми пестрели все газеты. "Шорта засадили". Как им это нравилось! На меня смотрели как на убийцу, разрубившего на куски младенца, все просто умирали от библейского экстаза. "Соломон расчленяет сумму". Увы, мне не удалось разыскать того, кто сочинил этот заголовок. А твой отец?…
– Да.
Шорт кивнул и перестал ухмыляться.
– Хороший выбор, сэр. Могу я поинтересоваться сферой ваших интересов?
Вопрос был задан дипломатично. Большинство людей обычно спрашивают у меня: "Вы физик, как ваш отец?" и считают, что вопрос задан тактично, поскольку не сказали же они "великий физик". Так что, вместо того чтобы отделаться своим стандартным ответом типа: "Я занимаюсь пневматическим генерированием секвенций высшего порядка вибрационных гармоник, вырабатываемых с целью индуцирования аудиомаксимизации местной выработки эндорфинов", я просто сказал ему: