Эуджен Чировици - Книга зеркал
– Может, ты и прав, – наконец сказал он. – Представляешь, как трудно будет опубликовать эту версию без каких-либо доказательств?
– Да не хочу я ничего публиковать, – вздохнул я. – Знаешь, я сравнил первую главу книги Лоры Бейнс с отрывком рукописи, который Видер направил в издательство… Они идентичны. Разумеется, это ничего не доказывает, – может, Лора похитила профессорскую рукопись, а может, они работали над книгой вместе. Возможно, Лора действительно внесла существенный вклад… Как бы то ни было, это не доказательство того, что Лора Бейнс и Ричард Флинн убили Видера из-за рукописи. Вот если бы отыскать книгу Флинна…
– Нет, вряд ли Флинн убийца, – заметил Питер. – Ну, то есть специально убивать профессора он не собирался, но… Думаешь, рукопись содержит его признание?
– Наверное, да. Жить ему оставалось недолго, о своей репутации он не заботился, наследников у него не было… Может быть, Лора обманом вынудила Флинна убить Видера, потом бросила его на произвол судьбы, а сама тем временем с помощью похищенной рукописи сделала карьеру. Только увидев книгу, Ричард сообразил, ради чего Лора все это подстроила. А из-за ее обмана жизнь Ричарда Флинна действительно пошла наперекосяк. Лора ему с самого начала лгала. Наверное, она убедила его, будто их разрыв – необходимое зло, чтобы не вызывать подозрений, и что она к нему вернется, когда шумиха уляжется.
– Да-да, это очень любопытная версия, но рукопись Флинна пропала, а сам ты писать книгу не хочешь, – вздохнул Питер и попросил у официанта чек.
– Увы, ничего не поделаешь, – сказал я. – Выходит, ты только время зря потратил.
– Ничего страшного. Если честно, то издатели вряд ли стали бы связываться со всей этой запутанной историей, особенно если бы узнали, что Лора Бейнс в суд собирается подавать.
– И то правда. Спасибо за кофе.
Я вернулся домой, сложил все материалы расследования в коробку и запер ее в кладовой. Потом позвонил Данне Ольсен, объяснил, что ничего нового мне выяснить не удалось и что моя работа на этом завершена. Мисс Ольсен согласилась и изрекла, что прошлое лучше не ворошить и что жизнь продолжается. Я счел эти слова достойной эпитафией Ричарду Флинну.
Вечером я зашел в гости к дядюшке Фрэнку и целый час рассказывал ему обо всем.
Он внимательно выслушал меня и заявил, что я сглупил, добровольно отказавшись от такого интересного расследования. Представляете?! Впрочем, дядя Фрэнк склонен к восторженным преувеличениям.
Мы поболтали, выпили пива и посмотрели по телевизору бейсбольный матч. Мне очень хотелось забыть и о Сэм, и о пропавших рукописях. В ту ночь, как ни странно, я спал крепко, как младенец.
Несколько месяцев спустя один из моих бывших коллег по «Нью-Йорк пост», переехавший в Калифорнию, предложил мне должность сценариста в каком-то новом сериале. Я согласился и, решив сдать свою нью-йоркскую квартиру, принялся наводить в ней порядок перед отъездом. Наткнувшись на копии досье об убийстве Видера, я позвонил Рою Фримену, чтобы их вернуть. Он взял трубку и тут же заявил, что у него есть новости.
– Хорошо, что ты позвонил, – сказал он. – Похоже, убийца признался.
Сердце замерло в груди.
– Что? Кто признался? Лора Бейнс?
– Нет, не она. Слушай, приезжай ко мне в гости. Не забудь досье привезти. Я тебе все расскажу.
– А когда лучше приехать?
– Да когда хочешь. Я дома сижу. Адрес помнишь? Ну вот и приезжай. Только досье не забудь, там должна быть какая-то зацепка, она мне до сих пор покоя не дает.
Часть третья
Рой Фримен
…Говорить о том, что видел своими глазами, и о том, что слышал от людей… чтобы книга была правдива, истинна, без всякой лжи…
Марко Поло. Книга о разнообразии мира.
Перевод И. Минаева
Глава первая
В один из тех вечеров, когда очень хочется завести кота, мне позвонил Мэтт Доминис. Мы поговорили, и я вышел на крыльцо, пытаясь собраться с мыслями. Смеркалось, в небе мерцали редкие звезды, а машины на трассе гудели, как рой потревоженных пчел.
Когда наконец узнаешь правду о деле, которое долго не выходило из головы, начинает казаться, что расстаешься со спутником – болтливым и бесцеремонным пронырой, которого терпишь по привычке, потому что видишься с ним ежедневно и ежечасно. Таким делом в последние месяцы стало для меня убийство Видера. То, что рассказал Мэтт, заставило меня отвергнуть все версии, которые я много часов просчитывал в своем так называемом кабинете, некогда бывшим гостевой спальней. Однако же я говорил себе, что так просто история закончиться не может: что-то по-прежнему царапало и не вписывалось в общую канву, даже если то, что рассказал мой приятель, – чистая правда.
Я перезвонил Мэтту, сотруднику департамента исправительных учреждений в Потоси, штат Миссури, и спросил, можно ли устроить встречу с Фрэнком Спэлом – приговоренным к смерти преступником, который теперь сознался еще и в убийстве профессора Джозефа Видера. Директор департамента, узнав, что о свидании с Фрэнком просит детектив, расследовавший дело в конце восьмидесятых, любезно согласился удовлетворить мою просьбу. Я хотел лично встретиться с приговоренным и из его уст услышать рассказ об убийстве в Западном Виндзоре. Мне не верилось, что Спэл говорит правду, – скорее всего, ему хотелось привлечь к себе как можно больше внимания, потому что кто-то в Калифорнии собирался написать о нем книгу. Видера убили почти одновременно с тем, как Спэл, выйдя из психиатрической лечебницы, завис в Нью-Джерси, так что он наверняка знал об убийстве из газет.
Джон Келлер привез мне все материалы дела. Он не подозревал, что после нашей встречи я возобновил расследование убийства Видера, и за кофе мы обсудили неожиданное признание Спэла. Келлер упомянул, что из-за всей этой истории расстался со своей подругой.
– Я в приметы не верю, но это дело будто заговоренное. Прóклятое оно, – сказал он. – Так что ты будь осторожнее. Я рад, что от него избавился, и впутываться в расследование ни за что не стану. Да и вообще, вроде бы все выяснилось, правда?
Я с ним согласился, пожелал ему удачи на новом месте, но меня не покидала уверенность, что в деле Видера еще остались загадки. Две недели спустя позвонил Мэтт, назвал дату свидания с Фрэнком Спэлом. На следующий день я купил авиабилет по интернету и собрал дорожную сумку.
Такси приехало в пять часов утра, и через час я уже был в аэропорту. В Сент-Луисе Мэтт должен был меня встретить и отвезти в тюрьму Потоси.
В самолете моим соседом оказался коммивояжер, из тех, что и перед казнью будут предлагать палачу купить новый пылесос. Звали его Джон Дубчек. Наконец, после десяти минут непрерывной болтовни, он сообразил, что я его не слушаю.
– А спорим, вы в старших классах преподаете, – заявил он.
– Вот и проспорите. Нет, не преподаю.
– Рой, я никогда не ошибаюсь. Вы – учитель истории.
– Мимо.
– А, знаю – не истории, а математики.
– Не-а.
– Ладно, тогда сдаюсь. Послушайте, рядом с аэропортом есть кафе, давайте я вас завтраком угощу. Вы ведь не завтракали, верно? А я в одиночестве есть не люблю…
– Спасибо, но меня встречают.
– Эх, жаль! Кстати, вы мне так и не назвали вашу профессию.
– Я бывший полицейский, детектив. Сейчас на пенсии.
– Ух ты! Я б в жизни не подумал. Ха, а знаете анекдот: три копа входят в бар и…
Он рассказал какую-то дурацкую шутку, смысла которой я не понял, а после посадки вручил свою визитную карточку – яркую, как рождественская открытка, – и попросил обращаться по любым вопросам, мол, он все устроит. Проходя через зал прибытия, я заметил, как мой случайный знакомец беседует с длинноволосой блондинкой в стандартном кантри-прикиде – джинсы «Ливайс», клетчатая рубашка, кожаный жилет и ковбойская шляпа.
Мэтт встретил меня у газетного киоска, и мы направились в ближайшую кофейню – до визита в тюрьму Потоси оставалось еще несколько часов.
Мы познакомились в полицейском управлении Западного Виндзора, где Мэтт прослужил восемь лет, а потом переехал в Миссури. Мы изредка перезванивались, рассказывали друг другу новости, а пару раз я приезжал к нему в гости поохотиться. Вот уже одиннадцать лет Мэтт служил в департаменте исправительных учреждений, но собирался выходить на пенсию. Женился он всего два года назад, на одной из своих коллег по имени Джулия. Я приезжал к нему на свадьбу, и с тех пор мы не виделись.
– Супружеская жизнь пошла тебе на пользу, – заметил я, высыпав пакетик сахара в чашку размером с суповую миску. – Ты помолодел.
Мэтт с унылой улыбкой посмотрел на меня – он всегда выглядел побитым жизнью, будто постоянно ожидал какого-то несчастья. Он был высоким крепышом, и мы прозвали его Фонзи, по имени медведя из «Маппет-шоу». Прозвище звучало не издевкой, а дружески – Мэтта Доминиса любили все.
– Да уж, не жалуюсь. Джулия – прекрасная женщина, так что все путем. Больше всего мне на пенсию хочется, пока здоровье есть, а то мало ли, инсульт хватит, буду лежать овощем, под себя ходить. Вот уволюсь, поедем в Луизиану или в Ванкувер, а может, и в Европу махнем. Надоело за арестантами присматривать. Жаль, Джулия просит подождать…
