Морис Ренар - Пещера чудовищ
— Как так, — спросил я, — в теории?
— Да, ибо, как вы видели на примере сланцев, поднятия определенной эпохи оставляли некоторые участки современной им почвы на такой высоте, которая предохраняет их от будущих погружений. А бывало и наоборот — так случилось и здесь: страшные наводнения почему-либо щадили ту или иную местность. Да вот вам пример: весь юго-запад Франции был под водой, а место, на котором находятся «Вязы», представляло собою сушу. Но вам легче будет уяснить себе все это по моим геологическим картам.
Однако не во всех слоях можно найти ископаемых: те слои, которые не знали жизни, не могли и сохранить ее следов в своих недрах. Остатки жизни появляются лишь в слоях водного происхождения, не подвергавшихся действию огня. Вы не нашли бы никаких следов так называемых допотопных животных ни в этих горах, ни поблизости от них. Но здесь, — и Гамбертен топнул ногой по земле, — какая фауна и какая флора!
— И все ваши ископаемые принадлежат к одной и той же эпохе?
— Да, они жили в середине мезозойской эры. Земные слои по древности своего происхождения и составу находимых в них органических остатков разделяются на четыре эры: археозойскую, палеозойскую, мезозойскую и кайнозойскую. Эры, в свою очередь, распадаются на различные периоды.
Он рассказал мне историю Земли с момента возникновения солнечной системы. Он говорил о раскаленном шаре, который стал постепенно отвердевать. Шар окружен атмосферой, идут неслыханной силы дожди, и вода вновь поднимается вверх в виде пара. Шар постепенно остывает, покрывается водой; возникают континенты со страшной болотистой поверхностью; земля содрогается; наконец в недрах теплых морей зарождается жизнь.
Жизнь развивается, начинаясь ничтожным бесформенным студенистым веществом. Затем возникают водоросли, растения, моллюски, рыбы, пресмыкающиеся, млекопитающие, наконец, всю эту эволюцию венчает человек.
— А где же находится место ваших раскопок? — спросил я Гамбертена.
— Довольно далеко отсюда, по ту сторону леса, на берегу древнего моря, в месте соединения лавы юрских формаций. Там я споткнулся о кость, которая мне все открыла. Можно было бы начать раскопки и в других местах, и, может быть, удалось бы найти скелеты гигантских пресмыкающихся, но я ищу главным образом динозавров — вы потом поймете, почему. Эти животные, названия которых означает «страшные» или «ужасные ящерицы», водились почти исключительно на берегах вод и у болот, где они рылись в грязи, отыскивая морские травы и рыбу. Вода в то время была элементом, дающим и поддерживающим жизнь, но уже появлялись существа, которые не плавали в ней, а ступали ногами, лишенными перепонок, по твердой земле.
В это время мы дошли до оранжереи, и Гамбертен распахнул ее дверь.
Я рассматривал чудовищ с видом знающего человека, но моя гордость мгновенно растаяла от восклицания Гамбертена:
— Но сколько еще неизвестного во всем этом! Известны только кости. А какое тело было у них, какие мускулы, какие внутренние органы? Все это мы можем только предполагать.
3. В пещере чудовищ
В начале второй недели моего пребывания в «Вязах» наш маленький караван, состоявший, кроме нас с Гамбертеном, из Тома и четырех крестьянских парней, да коня, тащившего телегу, рано утром тронулся в путь, через лес, по направлению к месту раскопок.
Мы двигались не спеша. Был еще только апрель, а жара стояла тропическая.
Горный кряж казался мне несколько зловещим, и я приближался к нему не без тайного страха. Мне казалось даже, что и в лесу, несмотря на его весенний наряд, было что-то мрачное. Не хватало чего-то, присущего весенней картине, но чего — я не мог определить.
Наконец я понял: в лесу не было слышно щебетания птиц. Я сообщил о своем наблюдении Гамбертену.
— Так всегда бывает в вулканических областях, — ответил он мне. Животные боятся сейсмических волнений и угадывают места, где они возможны. Но в данном случае вы можете убедиться, что инстинкт продолжает бояться опасностей, давным-давно миновавших.
Дорога шла в гору и вскоре вывела нас на лужайку; перед ней отвесной стеной высились скалы, помешавшие дальнейшему наступлению леса. В одной из скал зияла пещера, как ужасная разинутая пасть. На лужайке там и сям виднелись огромные глыбы, некогда страшной лавиной ринувшиеся вниз и теперь вросшие глубоко в землю.
Мы вошли в пещеру с зажженными факелами и ввели туда коня и телегу.
— Обратите внимание, — сказал мне Гамбертен, — что мы идем по дну древнего моря, очень слабо повышающемуся к берегу. Скалы, нагромождаясь друг на друга, оставляли между собой случайные пустоты — мы сейчас двигаемся по одной из них.
Наконец мы достигли громадного круглого зала, дно которого было все изрыто; черневшие по бокам отверстия свидетельствовали о том, что пещера разветвляется на ряд отделений.
— Однако ваш грот не отличается прохладой, — сказал я, вытирая пот со лба.
— Ничего не поделаешь! В этих вулканических местах подземный огонь, видимо, еще сравнительно недалек от поверхности. Ведь мы двигаемся по направлению к жерлу закрытого кратера.
— Гамбертен, неужели вы говорите правду?
— Разумеется. Но бояться вам нечего: до кратера целых пятнадцать километров.
Гамбертен принялся было за объяснения, но я перебил его:
— Тише! Я слышу журчание ручья…
— Ну так что же? Я знаю. А откуда же, по-вашему, текут ручьи? Ну, что вы замечтались? Пора за работу.
Я энергично схватился за кирку и принялся действовать ею, как умел. Вскоре это меня успокоило, и я стал равнодушно относиться ко всем этим угрожающим щелям, которые, может быть, являлись выходами… Но — будем благоразумны — кто или что могло оттуда выйти?
— Смотрите сюда, — сказал мне Гамбертен. — Вот эта кость, часть которой еще в земле, доказывает, что здесь имеется большой скелет. Я полагаю, что это ребро. Мы определим пространство, которое занимает весь скелет, а затем разделим всю глыбу на части, занумеруем их и будем переносить на телегу. А дома я буду восстанавливать из этих частей целое.
Не прерывая лекции, Гамбертен копал с усердием крота. При свете факелов его силуэт напоминал гнома.
Вдруг он радостно вскрикнул.
— Что такое? — спросил я.
— Это, вероятно, вы принесли мне счастье. Перед нами птеродактиль порядочных размеров. А я так боялся, что это опять игуанодон! Их тут было целое стадо. Они, вероятно, спасались от извержения и увязли в болоте.
— Хорошо, — согласился я, — пусть это будет птеродактиль, но скажите, что это за скотина?
— Я вижу по вашему тону, что вы уже успокоились. Это очень хорошо. Ничего, ничего, я тоже прошел через это. А что касается птеродактиля, так это первое летающее существо, воздушная ящерица.
