Мария Фомальгаут - Продам май (сборник)
Я напрягал память, я пытался вспомнить, кто именно преследовал меня там, в жутком кошмаре, что я сделал ему, темному, страшному — в памяти, разложенной по полочкам, было все, кроме этого …
Кроме этого …
— Кто-то… кто-то гонится за мной, — вспомнил я, — кто-то…
— Кто? — он положил руку мне на голову.
— Не знаю… темный кто-то… страшный кто-то…
— Может, это просто сон?
— Нет… я помню, это было, было… он гнался за мной… я что-то не сделал… или сделал… и он за мной гнался…
Он устроился в кресле, согнулся пополам, длинный, поджарый, казалось, сам испугался того, темного, невидимого, который преследовал меня где-то там, в какой-то жизни, в каком-то из миров.
Снова то же проклятое чувство: я пытался вызвать свою память из небытия, но в то же время кто-то силился стереть мою память, кто-то, властный над моим сознанием, над самой жизнью моей…
— Давай не будем об этом, ладно? — он снова улыбнулся тепло, мягко, — ты, я вижу, вроде понемножку в себя пришел… давай посмотрим, что ты умеешь вообще…
Перво-наперво он дал мне какую-то таблицу, рассчитать какие-то зарплаты в какой-то фирме, название фирмы показалось мне знакомым — но не более того. Я справился — на удивление хорошо справился, может, в прошлой жизни я был бухгалтером… Была же у меня, черт возьми, какая-то прошлая жизнь, не вчера же я родился… Хотя, может быть, и вчера. Потом Славик подсовывал мне задачи, головоломки — для школ, для вузов, для аспирантов, я щелкал их как орешки, это было похоже на игру…
А потом я начал умирать.
Сам не знаю, почему я это понял — просто почувствовал, что начинаю умирать. Что-то подсказало мне, что времени жить мне осталось не так много — минут десять, от силы четверть часа, а потом…
Это было жутко — вот так точно знать дату своей смерти.
И я не знал, как сказать об этом Славику…
— Вот эту еще попробуй… для старших классов. Я сам над этой задачей думал-думал, ничего выдумать не мог… — улыбнулся Славик. — Бочки какие-то переливать туда-сюда надо…
— А, так это же просто… — я выложил перед ним решение, очень красивое, сам залюбовался. — А я тоже в школе учился…
— Конечно, учился, наверное, хороший ученик был… на одни пятерки, правда ведь?
Я не помнил, как я учился, память подсказывала троечки по русскому и по английскому, — додумать я не успел, в душе снова всколыхнулся сигнал, что мне осталось жить не больше пяти минут.
— Я… умираю.
— Чего?
— Я умираю… мне минут пять осталось, не больше.
— Ну что ты говоришь такое, с чего бы тебе умирать… — Славик похлопал меня по макушке, тут же отдернулся, как ошпаренный. — Ах, черт, совсем забыл…
А дальше случилось страшное. Славик, только что такой милый и любезный, возник передо мной с длинным проводом, идущим от розетки, и что-то подсказывало мне, что на конце этого провода трепещет ток, двести двадцать, не меньше…
— Не надо…
Он как будто не слышал меня — подводил провод ближе, ближе, как будто приноравливался, куда ударить. Я не успел отодвинуться — я не мог шевельнуться ни вправо, ни влево, провод с тихим щелчком ткнулся мне в грудь.
— Вот так… полегчало?
Я прислушался к себе — смерть отступила, жизнь собиралась во мне капля за каплей, текла по проводу.
— Спасибо.
— Не за что… Хорош я, совсем забыл про тебя… ну давай… спи. И я спать пойду, время третий час уже, ох, замучили меня сегодня…
Он ушел — оставил меня наедине с памятью, которой не было, наедине с кошмарами, которые только ждали удобной минуты, чтобы наброситься со всех сторон. Оставил меня наедине со мной — непонятным самому себе, ведь я так и не понял самого главного — кто я…
Я смотрел на провод, я думал, что во мне может быть такого искусственного — легкие, сердце, почки — что питается электричеством, питает меня.
Между сном и явью
[email protected] на связи.
Вот черт… стоит уйти Славику, как появляется этот окаянный [email protected]… а потом появляются не менее окаянные сны…
[email protected] на связи. Что, не слышишь, что ли? Я добавил тебя в друзья… J
Я хотел позвать Славика, передумал, решил просто не слышать, не замечать этого [email protected]а.
[email protected] послал вам открытку.
Он как будто и сам понял, что я не хочу его слышать — посигналил немножко и утих…
Сон второй
ПРОГРАММА УСПЕШНО ЗАВЕРШЕНА
СОХРАНИТЬ ДАННЫЕ?
Сохранить, конечно, ясное дело, сохранить… я уже не помнил, нажимал я на эф-двенадцать или нет, я уже ничего не помнил, голова разламывалась от боли — все сильнее, сильнее. Спать, спать, только сначала еще нужно показать все это шефу, еще долго стоять перед ним навытяжку, еще слушать, как он недовольно фыркает, барабанит пальцами по столу, и поди разбери, что это значит, гневается он или доволен… что за место у нас, от одного вздоха или взгляда большого босса зависит вся карьера, вся судьба… Ох, Шкловский, мать его…
Терпи…
Он, может, тоже так начинал…
Если пошлет переделывать, я умру.
Или, еще хуже, положу ему заявление на стол. А он, может, только того и ждет, каждый день увольняет человек по десять, непонятно, кто вообще еще работает в его Корпорации. Так и кажется, что скоро здесь вообще не останется людей, в большом здании на площади будет работать сама Корпорация.
Интересно, как это будет…
— Ну вы там что, спите, что ли? Я долго ждать буду? Вы хоть понимаете, что если мы не презентуем эту программу завтра, то же самое сделают наши конкуренты?
Я сжал зубы. Опять этот поучительный тон великого Гуру, который все знает, все может, распростер свои крылья над миром, учит жить нас, темных…
Шкловский… как незаметно подкрался, может, вообще стоял сзади, смотрел, как я работаю… При одной мысли об этом мне стало не по себе.
— Или вы уже думаете, как бы домой слинять, пивка попить? — в голосе Шкловского проснулись истеричные нотки. — Нет, я вас убью, ей-богу… чего ради я вам вообще эту работу доверил, на вас где сядешь, там и слезешь…
Мне показалось, я ослышался. Шкловский был мастер то и дело переходить границы этикета, с каждым разом заходя все дальше.
— Лучше бы сам сделал… — он демонстративно схватился за голову. — Господи, как я все это успею…
— Я сделал. Вот.
— Показывайте, — кивнул он, как учитель нерадивому ученику, — что у вас там.
Я наклонился над экраном, тут же отпрянул, потому что откуда-то на меня обрушился ОН, темный, страшный, безжалостный. От него было не скрыться, не убежать, он бил и бил меня в затылок, мне казалось, хищная птица клюет и клюет меня…
