Владимир Михановский - Приключение в лесу
– Приходилось… В легкой форме, – пробормотал я.
– Ваше счастье, что в легкой, – сказал старичок. – Опасно также подавиться инфорией…
– Подавиться?
– Это бывает, когда инфорию быстро поглощают.
– Оставим машину и вернемся к человеку, – сказал я. – Неужели живой организм может питаться одной только информацией, и ничем больше?
– Нет, вы не уловили сути, – грустно сказал старичок. – Вот уже час я вам толкую: все, что получает извне живой организм, в том числе и человек, в конечном счете сводится к информации. Всю жизнь человек только и делает, что получает и перерабатывает инфорию. Без инфории вообще не было бы ничего живого, если хотите знать. Без инфории распался бы, исчез человеческий род!..
– Ну уж… – усомнился я.
– Конечно! Наследственные клетки – разве это не клубок информации, заключающей в себе все свойства данной особи, для того чтобы передавать их от поколения к поколению, от предков потомкам?
– Пожалуй…
– А память, человеческая память, – разве это не богатейшее хранилище информации?
Итак, старичок причисляет себя и весь свой народец к роду человеческому…
– Уничтожьте память – во что превратится тогда человечество? – продолжал старичок. – Исчезнут история, искусство, культура. У одного древнего писателя есть такая притча. К человеку явился черт. Он предложил бедняку все блага мира, только чтобы тот отдал ему, черту, свою память. Человек согласился. Черт не обманул его: человек получил все, что только сумел пожелать. Но, увы, сам-то он, отдав память, потерял человеческий облик. Итак, – простер старичок руку, – память это все. Но разве есть в ней что-либо, помимо информации?
– Кажется, я начинаю понимать, куда вы клоните, – сказал я. – Значит, обыкновенная пища, скажем кусок хлеба…
– Это не что иное, как определенная порция информации, – подхватил старичок. – Информация для желудка, для нервных клеток, для кишечника и в конечном счете – для всего организма. Но информация грубая, некачественная, можно сказать первичная. Такую пищу можно освободить от примесей, превратив в чистую информацию. Блоками такой информации мы и питаемся.
– Знаю, пробовал, – сказал я.
– Здесь-то я возвращаюсь к первоначальной мысли, – сказал старичок. – Машине все равно, каким топливом ее питают, было бы оно доброкачественным. А человек – та же машина, пусть посложней. Поэтому и ему все равно, какой питаться информацией – была бы она доброкачественной. К чему тогда посредничество в виде грубой пищи? Человек должен получать инфорию в чистом, натуральном виде. Мы этого добились. – В голосе старичка звучало торжество. – Заодно мы победили массу болезней, связанных с желудком. Вообще пищеварительный тракт сам собой упразднился.
Время шло, и мир, в который я попал, уже не казался мне таким странным, как поначалу. Мир этот жил по своим законам, которым нельзя было отказать в логичности.
Однако же должно быть у этих людей что-то общее с моим старым, привычным миром?
– Уж деньги-то у вас есть, наверное? – сказал я первое, что пришло в голову.
– Деньги? – переспросил старичок. – Что это?
– Деньги… – растерялся я. – На них можно купить все, что нужно.
– У нас каждый и так получает столько инфории, сколько ему нужно. Да вот вы, например. Вы рассказывали, что только что поужинали в центральном инфоре. Разве вы платили за блоки информации эти самые… деньги?
Он был прав. Но я не сдавался.
– Как же вы обходитесь без денег?
– Они ни к чему.
– Но если вам нужно сравнить два блока информации: который из них ценнее? С помощью рублей и копеек сравнить их было бы просто. А вот без помощи денег…
– Разве вы не знаете, что инфорию можно очень просто измерять? – сказал старичок. – Единицей информации служит бит. Одним битом называется…
– Только без лекций, – взмолился я. – Надоели хуже горькой… – Я оглянулся.
Старичок куда-то исчез, словно испарился.
Поглощенная информация, видимо, начинала делать свое дело. Меня мутило, жгло, выворачивало наизнанку. Наверное, мне попалась информация с душком, а может, попросту лживая информация.
Я шел. Домики передо мной раскачивались, то выступая из тумана, то вновь в него погружаясь. «А может, и впрямь все сводится к этой самой инфории? – размышлял я, морщась от головной боли. – Если разобраться… Разве, когда я экзаменую студента, я требую от него что-нибудь другое, кроме информации? Знания! Это и есть усвоенная информация. И когда я ставлю двойку, то, значит, информация усвоена недостаточно. Читая книгу, разве не информации мы ищем в первую очередь? Информации о том, чего мы еще не знаем, что нас волнует и интересует. Если же этого нет – мы с досадой откладываем книгу…»
Споткнувшись в полутьме, я едва не упал. Нагнулся и поднял ноздреватый обломок, похожий на туф. Другой бы на моем месте размахнулся и отшвырнул его в сторону. Я же, наученный опытом, поднес его к уличному фонарю, от которого струился зыбкий свет. Ну, разумеется! Чего еще можно было ожидать в этой стране? Это был вовсе не камень, а окаменевший обломок информации. Я на всякий случай сунул его в карман. Когда вернусь, расскажу всем о стране Инфории. Дочурка – она, конечно, сразу поверит. Если же кто станет сомневаться, я покажу ему этот обломок. Пусть попробует опровергнуть вещественное доказательство!
«А все величайшие научные открытия? – продолжал я размышлять. – Ведь каждое из них – не что иное, как новая толика информации об окружающей нас природе. Разве не так?»
Я придумывал все новые и новые примеры, подтверждающие ту мысль, что все в нашем мире сводится к информации. И представил себе, как в недалеком будущем ученики в школах будут решать такие, например, задачи:
«К бассейну подведены две трубы. Если открыть обе трубы, то бассейн наполняется информацией за пять часов. Сечения труб заданы. За сколько часов бассейн наполнится, если в одну трубу информация втекает, а через другую трубу – утекает…»
Бредя наугад, я снова вышел на главную улицу. Прохожих почти не было. Я чувствовал себя чужим среди маленьких ловких людей, суетящихся и спешащих по своим делам.
Можете представить, как я обрадовался, когда увидел впереди знакомую тонкую фигуру! Это была Оль. Она кормила маленьких мохнатых птиц. Птицы с криками кружились возле Оль, две из них опустились ей на плечи, а наиболее храбрые склевывали корм – крошки информации – прямо с ладони.
– Оль, – позвал я…
– Наконец-то, – произнес рядом чей-то обрадованный голос.
Я повернулся.
– Лежите. Вам нельзя двигаться, – строго сказала девушка в белом халате, вынырнувшая из темноты. У нее было одно лицо с девочкой, только что кормившей с узкой ладошки мохнатых неведомых птиц.
