Джон Кроули - Большой, маленький
Молодой человек, которого только что приняли на работу, рассмеялся.
— Я только что нашел в списках Мост Беспокойной Удочки и Ружейный клуб.
Он никак не мог успокоиться и Смоки удивлялся, что даже молчание остальных корректоров не смущало его.
— Вы не находите это смешным? — обратился молодой человек к Смоки. — Наверняка, на этом мосту будет довольно шумно.
Неожиданно для себя Смоки тоже рассмеялся и его смех тоже взлетел под потолок.
Молодого человека звали Джордж Маус; он носил широкие брюки, которые поддерживались широкими подтяжками; когда рабочий день заканчивался он надевал огромных размеров шерстяной плащ с воротником, который плотно закрывал его длинную черную шею и Джорджу приходилось время от времени отбрасывать его в сторону и вытягивать шею — это делало его похожим на девушку. Из-под полей его шляпы весело блестели темные глаза. Не прошло и недели, как его взяли на работу в помощь корректорам, а он и Смоки уже стали неразлучными друзьями.
Со своим другом Джорджем Смоки научился всему понемногу: он начал понемногу дебоширить, выпивать, он даже попробовал наркотики; как и Джордж, он научился менять наряды, вести пустую болтовню, ходить по девочкам. Через некоторое время имя Смоки окуталось ореолом таинственности, он стал чем-то наподобие человека— неведимки в своих кругах.
В семье Маусов его принимали хорошо; Смоки был благодарен Джорджу не только за новые привычки и жаргон, который он у него перенял, но и за его семью. Смоки мог часами сидеть незаметно в уголке и в то же самое время находиться в самом центре семейной жизни — с ее спорами, шутками, вечеринками, шарканьем домашних тапочек, угрозами самоубийства и шумными примирениями; неожиданно его замечали и дядя Рэй или Франц или Мом пристально смотрели на него и говорили: «Смоки здесь!»
— У тебя нет родственников в деревне? — как-то спросил Смоки Джорджа, когда они пережидали метель в маленьком уютном кафе-баре, расположенном в любимом старом отеле города. Оказалось, что родственники действительно существуют.
С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА
Они очень набожны, — говорил Джордж, подмигивая, когда уводил его от хихикающих девушек, чтобы представить своим родителям Мистеру и миссис Дринквотер.
— Я не практикующий доктор, — говорил Дринквотер — морщинистый, с волосами, похожими на шерсть, неулыбчивый, он был похож на маленького зверька. Его жена была высокой женщиной, на плечи ее была наброшена обрамленная бахромой шелковая шаль; кисти бахромы вздрагивали, когда она пожимала Смоки руку и просила называть ее Софи; в свою очередь, Софи не была так высока, как ее дочери.
— Все Дэйли были высокими, — говорила она, поднимая глаза вверх, как будто все они были где-то над ней. Она дала свое имя двум старшим дочерям — Алис Дэйл и Софи Дэйл Дринквотер; но мать была единственной, кто называл их так. В детстве другие дети называли ее Дэйли Алис и это имя так приклеилось к ней, что когда она выросла, ее так и называли Дэйли Алис, а ее сестру просто Софи. Однако, кто бы ни посмотрел на них, каждый мог наверняка сказать, что они были из семьи Дэйли и все оглядывались им вслед.
Набожность не мешала девушкам выкурить трубку с Францем Маусом, когда они усаживались рядышком на диване, а Франц пристраивался на полу у их ног; она также не мешала им выпить чашечку горячего пунша, приготовленного Мом, или посмеяться над очередной глупостью Франца.
Смоки смотрел на девушек. Хотя Джордж Маус и приучил его к городской жизни и научил не робеть перед женщинами, жизненную привычку было не так-то легко преодолеть, и он продолжал молча смотреть После затянувшейся паузы, во время которой он чувствовал себя как бы парализованным от неожиданности, Смоки наконец решился и заставил себя ступить на ковер и подойти к ним. Джордж всегда говорил ему: «Ради бога, не будь размазней». Стараясь изо всех сил не быть размазней, он сел на пол рядом с ними с застывшей на лице улыбкой, которая придавала ему слегка придурковатый вид. У него была привычка крутить стакан в руках, чтобы кусочек льда растворился и быстрее охладил напиток. Он и сейчас не изменил своей привычке и кубик льда, касаясь стенок стакана, звенел, как колокольчик, привлекая всеобщее внимание. Молчание, наконец, было нарушено.
— Вы часто приходите сюда? — спросил он.
— Нет, — равнодушно ответила она, — иногда, когда у отца есть дела.
— Он ведь доктор.
— Не совсем, по крайней мере, он больше не практикует. Он писатель.
Она улыбалась, а Софи хихикала за ее спиной. Алис продолжила разговор с таким видом, как будто ее целью было проверить, сколько времени она сможет сохранять серьезное лицо.
— Он пишет рассказы о животных для детей.
— Да?
— Он пишет раз в день.
Он посмотрел в ее ясные улыбающиеся глаза цвета темного бутылочного стекла. Его начинали одолевать очень странные чувства.
— Они, должно быть, не очень длинные, — проговорил он, делая вид, что принимает все за чистую монету.
Он не понимал, что происходило. Конечно, он влюбился с первого взгляда, но раньше он тоже влюблялся с первого взгляда, однако, он никогда не ощущал себя так, как сейчас — его переполняло какое-то необъяснимое чувство.
— Он пишет под псевдонимом Сандерс, — продолжала Дэйли Алис.
Смоки притворился, что напрягает память, вспоминая это имя, но на самом деле он пытался понять, что делает его таким смешным. Он посмотрел на свои руки, лежащие на сдвинутых коленях — они казались очень тяжелыми. Он переплел непослушные пальцы.
— Замечательно, — сказал Смоки. Девушки засмеялись, и он тоже засмеялся. Ему хотелось смеяться. Чувства не могли испариться, как дым; он чувствовал их значимость и чистоту. Происходило как раз обратное — чем больше он смотрел на нее, тем сильнее он ощущал, как в нем растет нечто, что он не мог объяснить; чем больше она смотрела на него, тем больше он чувствовал… что? Иногда они просто молча смотрели друг на друга и Смоки тихонько напевал про себя или стоял перед ней, как пораженный громом, не смея сказать ни слова. Постепенно он осознал, что случилось; не только он сам влюбился в нее с первого взгляда, с девушкой происходило то же самое и два этих обстоятельства сыграли свою роль.
ЮНЫЙ САНТА КЛАУС
Он спустился по единственной сохранившейся в доме узкой лестнице и остановился перед широким зеркалом в оправе, покрытой черными крапинками.
Ну кто бы мог подумать? Из зеркала на него смотрело в общем-то знакомое лицо, но было такое впечатление, что он видит его впервые. Это было круглое открытое лицо, чем-то напоминающее лицо юного Санта Клауса, как мы привыкли видеть его на фотографиях: в меру серьезное, с темными усами, с круглым вздернутым носом и разбегающимися лучиками морщинками у глаз, хотя ему еще не было и двадцати трех лет. В глазах, да и во всем лице было что-то бессмысленное, нерешительное; ему казалось, что в его внешности чего— то недостает и он никогда не сможет восполнить этот недостаток. Этого было достаточно, более того, это было удивительно. Он с улыбкой кивнул своему новому знакомому и, поворачиваясь, бросил на него быстрый взгляд через плечо.
