Артур Кларк - Плоды воспитания (=Обезьяна в вашем доме)
Когда мадам Свансон нанесла мне неожиданный визит, дабы обсудить нашу ссору, как подобает двум приличным людям, я поняла, что она на крючке… Я повела ее пить чай в гостиную, увешанную работами Доркас, где и позволила себе грациозно капитулировать под лучшей из них (полная луна встает над лагуной – холодная, голубая и необыкновенно мистическая; при каждом взгляде на нее я испытывала вполне заслуженную гордость). Мы не обмолвились ни единым словом ни о картинах, ни о Доркас, однако в глазах моей гостьи я увидела все, что хотела увидеть.
Через день очередная выставка Кристины, запланированная на следующую неделю, была отменена.
* * *
Мудрость карточных игроков гласит, что после крупного выигрыша следует немедленно выходить из игры… Не сочти я за труд хоть немного задуматься, то уразумела бы, конечно, что Кристина мне этого не спустит и рано или поздно нанесет жестокий контрудар.
Время она рассчитала блестяще: дети в школе, бабуля в гостях, а я уехала за покупками на другой конец острова. Должно быть, она сперва позвонила по телефону, дабы удостовериться, что дома действительно никого нет, а точнее говоря, ни единого человека… Что касается Доркас, то после первых же попыток мы строго-настрого запретили ей брать трубку: по телефону речь супершимпа подозрительно напоминает разговор мертвецки пьяного человека, а это, сами понимаете, чревато ненужными осложнениями.
Полагаю, я правильно реконструировала последовательность событий.
Итак, Кристина подъехала к дому, выразила глубокое огорчение по поводу моего отсутствия и пригласила себя войти. Не тратя времени зря, она тут же принялась обрабатывать Доркас, но подобную ситуацию я как раз предусмотрела… «Это сделала Доркас, – каждый раз наставляла я своего антропоида, указывая пальцем на только что законченную картину. – Ты поняла? Нет, не Мисси, только Доркас! Доркас!» В конце концов, полагаю, бедняжка сама в это поверила.
Если профилактическое промывание мозгов и лексикон из пятидесяти слов ввели в заблуждение самозванную гостью, то длилось оно не слишком долго. Кристина была дама решительная, а Доркас – простая душа. Должно быть, мадам Свансон немало удивилась тому, с какой готовностью ее отвели в знаменитую студию в гараже, где она намеревалась обнаружить неопровержимые доказательства гнусного подлога и обмана…
Подъехав к дому получасом позже, я почуяла крупные неприятности, как только заметила чужую машину. Надежда на то, что я успела вернуться вовремя, тут же рассеялась, как только я вошла в дом, где царила немыслимая, мертвая тишина. Слишком поздно… ЧТО-ТО УЖЕ ПРОИЗОШЛО! В противном случае Кристина никак не смогла бы удержаться от разглагольствований, даже если ее аудиторию составляет один-единственный шимпанзе: тишина для нее – такой же вызов, как чистый холст, и она усердно заполняет ее звуками собственного голоса.
В доме было невыносимо тихо. На цыпочках я проследовала через пустую гостиную, пустую столовую, кухню и вышла во двор через черный ход. Дверь гаража оказалась открытой. Подкравшись к ней, я заглянула внутрь.
И это был момент горькой истины!
Освободившись наконец от моего влияния, Доркас действительно развила собственный стиль. Свою новую картину она писала быстрыми, мощными и точными мазками, но только совсем не так, как я ее долго и старательно учила. А уж что там было изображено…
Я была жестоко уязвлена в самое сердце, когда разглядела ту отвратительную карикатуру, которая явно доставляла Кристине бездну удовольствия. После всего, что я сделала для Доркас, это была чистейшей воды неблагодарность! Теперь-то я, конечно, знаю, что она не имела в виду ничего плохого и попросту самовыражалась… Психологи и искусствоведы, сочинившие те дурацкие комментарии к ее выставке в Музее Гугенгейма, утверждают, что портреты кисти Доркас не только проливают свет на взаимоотношения людей и животных, но впервые в истории человеческой расы дают нам возможность взглянуть на себя со стороны.
Однако в тот день, когда я, накричав на Доркас, отослала ее на кухню, этот интересный аспект явно ускользнул от моего внимания.
Что расстроило меня еще больше, так это бесполезно потерянное время, растраченное мной на исправление ее дурных манер и постановку техники рук: игнорируя все мои указания, она сидела перед мольбертом, скрестив их на груди!
Но даже тогда, в самом начале ее блистательной карьеры свободного художника, было абсолютно ясно, что в одной ее ноге таланта не в пример больше, чем в обеих моих руках, вместе взятых…
