Людмила Жукова - Прошу тебя, припомни...
Она молчала, убитая известием. А сказать ей хотелось многое: «А ты подумал, что будет со мной? Что мне-то теперь делать? Ты уедешь. Как я буду без тебя? И что скажу людям?»
Но ком стоял в горле, и, только когда она нашла другие слова — жесткие и потому освобождающие ее от недавнего обожания, ком ужался, пропустил их:
— Уйди от меня, пожалуйста. И не приходи прощаться. Ты мне больше не нужен.
— Ты не права! — воскликнул он, удивленно глянув сиреневыми, впервые беспомощными глазами. — Я же должен им оставить квартиру. Это мой долг мужчины. А потом я приеду…
Она выбежала из дома, чтобы закончить этот тяжелый разговор, и пряталась у подруг, пока не узнала, что он ушел. Проплакав на плече у Марьи Карповой два дня, она в непонятной решимости подала на вечернее отделение философского факультета, где была кафедра психологии, ходила на экзамены упрямая, злая, отчаянная. Сдала, поступила и устроилась при кафедре психологии лаборанткой.
Темой первой же курсовой выбрала — память. Сокурсникам, а позже и коллегам, объяснила, что натолкнула ее на выбор темы история с Мефодием Ильичом Карповым.
Солдат Мефодий Карпов потерял память после контузии — в боях за Днепр. Не мог вспомнить, откуда он родом, как звали родителей, жену, детей. Когда еще он лежал в госпитале, Марья с детьми приходили к нему, плакали, а его взгляд равнодушно скользил по их мокрым лицам и безучастно обращался к окну, к небу. Таким он остался и дома — живой будто человек, а словно мертвый. Даже когда его нашел с опозданием орден и вручивший награду военком произнес прочувственную речь, старый солдат равнодушно смотрел в окно, на облака. Только одно слово заставило его насторожиться — Днепр.
— Днепр? — переспросил он. — Днепр…
Но искорка угасла, не разгоревшись, и он вновь обратился к окну.
Катя, присутствующая при этом, заплакала так же горько, как и Марья, жена его.
— Ох, батюшки, живу я и не знаю, чи мужняя жена, чи вдова, — горевала Марья. — А ночью-то он бормотать стал. Все Савву какого-то поминает: «Савва, доплыви!» — кричит. А днем спрошу, кто такой Савва, он и не помнит!
— Разреши, Марья, я у постели Мефодия Ильича посижу с магнитофоном? — озаренная внезапной мыслью, попросила Катя.
…Старый солдат спал беспокойно, метался и действительно что-то бормотал, вскрикивал и вдруг, привскочив, заговорил горячечно: «Стреляй, Савва, стреляй! Бей гадину! Плыви, Савва, плыви». И потом — натужно, моляще: «Прости меня, Савва! Не могу я иначе. Надо тебе плыть. Только доплыви уж, Савва!»
Имя Савва редкое. Найти человека с таким именем можно, если написать в архив Министерства обороны, назвав полк и роту, где служил Мефодий Карпов. Так Катя и сделала и вскоре получила адрес бывшего пулеметчика Саввы Родионовича Орлова, живущего в Ельце. Написала ему, просила приехать и зайти сразу к ней, не показываясь Мефодию Ильичу. Тот охотно согласился.
Дня через два постучал в дверь Кати седой загорелый человек, назвался, крепко пожав руку: «Орлов Савва Родионович».
Катя рассказала ему о беде Карповых, попросила говорить с Мефодием Ильичом только о переправе через Днепр, об однополчанах.
— Одеться придется по-фронтовому. Как вы были тогда одеты?
— Плащ-палатка до пят, пилотка… Где теперь такую амуницию сыщешь? — засомневался Орлов.
— Сыщем. В музее возьмем.
Ранним утром, когда старый солдат по своему обыкновению сидел во дворе под яблоней, поглядывая на небо, в воротах показался человек в зеленой до пят плащ-палатке и лихо заломленной пилотке. Он медленно подходил к Мефодию Ильичу, улыбаясь во весь рот, и, не выдержав немой сцены, закричал вздрагивающим голосом:
— Мефодий! Старший сержант Карпов! Ваше приказание выполнено! Доплыл!
— Савва! Савва! — одними губами произнес старый солдат. — Саввушка, — вскрикнул уже он, вскочив и вытянув руки навстречу. — Ты жив, Савва? Так ты доплыл?
— Доплыл, доплыл. Донесение передал. Подкрепление нам выслали. А тебя к награде представили за беспримерный подвиг. Первыми ведь мы, Мефодий, правого берега достигли и удержались. Так что награда твоя при мне.
— Награда? — слабо улыбнулся солдат.
— Орден Красной Звезды, — и Савва протянул коробочку со звездочкой.
Мефодий Ильич рассматривал орден, словно впервые видя. Приложил к лацкану серого пиджака. (Мария одела его в этот день по-праздничному.)
— А что это я в одежде такой? — недоуменно спросил он Савву.
— Так война кончилась! Победа, брат! Побили мы фашистов! — вскричал Савва, но радостный голос его дрогнул, глаза заморгали. — Давно побили-то, Мефодий, — тихо сказал он, заметив, как напряженно слушает его однополчанин. — Ты контужен был, память потерял.
— Все, значит, кончилось, Савва? Домой поедем? — недоверчиво переспросил старый солдат.
— Домой! А ты разве жены своей не видел? Она здесь! Встречает тебя твоя Марья… Марья! — позвал он. — Иди сюда!
Празднично одетая Мария показалась в дверях дома, заплаканная и улыбающаяся.
— Маша, что ты такая… Маша? Тяжело тебе без меня было?
— Тяжело… — всхлипнула Мария, — ох как тяжело, Мефодий, без тебя-то было.
Катя не могла до конца выдержать этой сцены, убежала. Она понимала, что это не полное выздоровление. Мефодий Ильич вспомнил, а вернее, и помнил-то только один этот кусочек из своей прошлой жизни, связанный с Саввой и виной перед ним, а дальше опять мрак, провал…
Вот эту историю с воскрешением старого солдата и рассказывала Катя коллегам, когда ее спрашивали, отчего она занялась исследованием памяти. Мефодий Ильич стал ее бессменным подопечным. Она разрабатывала для него простенькие тесты, заставляла его задумываться и радовалась, когда ему удавалось вспомнить еще одну страничку своей жизни, как через пропасть перекинуть мостик. Однажды она дала ему прослушать запись стрекота старого комбайна довоенного образца. Солдат слушал вроде безучастно, но руки его, отбеленные городской жизнью, задвигались, засуетились, словно крутя невидимый штурвал.
— Отец мой… Учил меня… Он на комбайне работал…
— Как звали его, отца вашего?
— Илья… Илья Иванович, — напрягшись, ответил солдат. — А мать добрая была, тихая. Лизаветой звали.
Будоражили заснувшую память старого солдата звуки взрывов в кино, свист пуль, шорох дождя. Мир звуков… А нельзя ли создать прибор, который будет издавать звуки и ловить реакцию на них мозга? А еще лучше, прослеживать путь, по которому пробегает мысль в лабиринтах мозга? Катя перешла на второй курс, когда задумалась над этим. Тогда и появился в ее жизни Саша Торбеев.
Он работал в конструкторском бюро медицинской техники. Его первым встретила здесь Катя, придя с просьбой сконструировать устройство для слежения за мыслью.
