Александр Змушко - Клятва Марьям
Скоростной поезд покинул пределы Иудеи. За окном, покачиваясь, плыла пустыня.
– Мы сделаем небольшую остановку в Тире, задержимся на ночь в Дамаске, и оттуда – прямиком на Ашшур, – сказал он.
– Да, и все это время мне придется ехать в купе с неразговорчивым попутчиком, – пожаловалась девушка, картинно надув губки. Внезапно ее лицо просветлело. – Ну что же, вы сами виноваты. Тогда историю буду рассказывать вам я! Знаете, моя бабушка обожала всяческие истории. Она могла рассказывать их мне ночи напролет! И я расскажу вам об одной таинственной истории, которая случилась с девушкой Марьям.
«Эта девушка хочет бросить вызов всем приличиям общества, – подумал Орест. – Мы в одном купе, наши колени почти соприкасаются, а теперь она еще хочет развлекать незнакомого мужчину историями, подобно тому, как Шахразада услаждала царя Шахрияра». Что ж, ему была по душе эта гасконада[18].
А девушка была хороша! Она подалась вперед, щеки ее потемнели – к ним прилила кровь. Глаза заблестели. Сейчас она больше походила на «сарацинскую принцессу», нежели на уроженку Прованса.
– Случилось это давным-давно. Во время правления эмира Шахземана[19], пусть плоды заккума[20] в преисподней вскипят в животе его! Пусть вкушает он их, могущественный и благородный. Хоть и желали ему привета вечного и благословения, длящегося до Судного дня, но Судный день наступил, и кипяток – питье его, кожа его сгорает и нарастает, и нет конца мучениям блистательного[21].
Детектив изумленно смотрел на нее. Подобного начала арабской сказки ему слышать еще не приходилось.
Ее глаза сверкали. Во взгляде ее и улыбке было что-то пугающее. Девушка показалась ему пустынной дьяволицей, наподобие иудейской Лилит.
Она улыбнулась ему темными губами.
– О да, это будет страшная сказка.
Звякнул колокольчик, шурша, отодвинулась дверь, и горничная внесла поднос. Девушка была смуглой и стройной, словно тростник. Тонкие черты лица и полные губы выдавали ее принадлежность к народу филистимлян[22].
На подносе стоял большой кофейник, две крохотные чашки из тонкого фарфора, блюдечко с кусковым сахаром и серебряные щипцы. Чашки и сахар были накрыты свернутыми салфетками. С легким звоном она поставила поднос на столик.
– Благодарю, – мягко сказала Жозефина.
Орест вежливо кивнул. Горничная учтиво поклонилась.
– Быть может, господа желают еще угощений? У нас есть великолепный рахат-лукум, финики из Гоморры, грильяж, монпансье…
– Нет-нет, все прекрасно, – остановила ее пассажирка. – Но, может быть, Орест Альгердович, вы изволите заказать чего-либо?
– Принесите немного персиков, если есть, – попросил он. – Стакан и графин шербета.
Возможно, придется запивать таблетки. Боль в ноге возвращалась. А кофе – не лучший напиток для этого.
Девушка с чарующей непосредственностью сняла крышку с кофейника. Крепкий аромат распространился по помещению.
– О, либерика! – восхитилась она. – Либерика и робуста, – принюхалась очаровательная галлийка. – И, возможно, немного эксельсы. Как чудесно. Арабику я не люблю. Забавно, правда?
– Вы разбираетесь в сортах кофе?
– Без кофе жизнь на Востоке замирает, – нравоучительно заметила его визави.
– Безусловно, – согласился Орест. – Позвольте мне поухаживать за вами. Сколько сахара вы предпочитаете?
– Я пью без сахара, – сверкнула белозубой улыбкой она. – Кофе должен быть черным, как душа Иблиса. Однако я собиралась рассказать вам о Марьям. О, Марьям! Немногие дочери Хавы обладали ее красотой. Была она подобна расплавленному золоту, лик ее услаждал, словно пахлава, желанна она была, как родник в пустыне. Волосы ее были – как ночь разлуки и расставания; щеки – точно алое вино. Сама тонкая, как тетива.
Она сделала изящный жест рукой.
– Постойте, не наливайте. Сейчас поезд пойдет по нагорью, будет трясти. Послушайте о Марьям.
Она прикрыла глаза.
– Немало отважных юношей, подобных леопардам, страдало из-за нее! Для любого была желанна и ожидаема. Для многих она могла бы стать усладой сердца уже в четырнадцать лет.
Родилась Марьям во времена правления Шахземана. Шахземан был родом из Самеркенда, но правил в Халебе. Скоро мы достигнем его, после Дамаска. Говорят, там замечательные фисташки!
Она мечтательно прикрыла глаза.
– Родом Марьям была из племени Амир ибн Саса – того же самого, что и Зайнаб, благословенная жена Пророка, мать правоверных. Отец ее был благочестив и угоден Аллаху. Но мать Марьям была из проклятого племени Маджудж[23], что поклонялись пустынным дьяволам.
Шайтановой дочерью была Шехина, матерь Марьям! Сам Шаддад ибн Ад[24] был ее дедом. И многое знала она из Книги Зогара, из Сифра де-Цниута и из Мидраш Неелам[25]. Сие есть книги запретные, проклятые Пророком. Злые языки говорили, что род свой ведет она от Неемы – дочери Каина и демоницы. И погибла Шехина не так, как простые смертные. Могущественный марид схватил ее и унес на край света, к горам Каф[26], где вечно она ублажает силатов[27] в Садах Отчаяния.
Искусство свое передала она дочерям. Искусство врачевания – дочери Асии; женское искусство – дочери Амани; искусство велеречивости – дочери Шахразаде, искусство разговаривать с джиннами – дочери Марьям. И счастливы были Асия, Амани и Шахразада, но не было счастья в жизни у младшей дочери.
В тринадцать лет Марьям потерялась в пустыне. Говорят, гули – девушки-джинны увлекли ее за собой, позавидовав ее красоте. Не умерла она лишь потому, что спасла ее кровь Неемы.
Нельзя было назвать Марьям благочестивой женщиной, чтящей Коран и Сунну[28]. Но когда ее мучения сравнялись с мучениями демонов ада, опустилась она на колени и вознесла молитву.
Аллах милосерден, он услышал ее. И был ей глас посреди пустыни, и ужасающий пламень сошел с небес, и сказал ей: «Вставай, Марьям, дочь Шехины. Отрекись от Иблиса и детей его, отринь кровь Маджуджа, и ты сможешь войти в Сады Мои». И пала ниц Марьям, и отреклась от нечестивых своих деяний, и поклялась никогда не прибегать к силе Шайтана.
Нашел ее в пустыне воин Гасан, благороднейший среди мусульманских воинов, силой подобный льву, а красотой – солнцу. И изумился он, увидев столь прекрасную деву среди песков. Не сетовал ее стан на тяжесть бедер, а живот не был в складках, подобно египетским свиткам, но черны были ее локоны, стан был гибок, подобно ветке, а лицо сияло красотой. И воспылало сердце Гасана любовью к дочери Шехины, и усадил он ее на коня, и увез в Йемен, а оттуда – в Халеб. И сочетались они брачным союзом.
