Фриц Лейбер - Бойницы Марса
Туда-сюда, как кентавры - особи высшего ранга, - легко сновали маленькие машины с посыльными. Другие машины бдительно наблюдали за происходящим с воздуха. Все вместе это походило на исполинское, неповоротливое чудовище; прокладывая себе дорогу, оно осторожно вытягивало бутафорские лапки - или, как улитка, рожки - и недоуменно прятало их, прикоснувшись к чему-то неизвестному или причиняющему боль, чтобы тут же собраться с духом для новой попытки. Оно не просто переползало по земле, а извивалось и увиливало от ударов. Или удирало. Как армия ригелианских тараканов. Или как земные африканские муравьи, так напоминающие марсиан в миниатюре - со своими солдатами в черных панцирях, фуражирами, разведчиками, разделывалыциками мяса и носильщиками тюков.
Собственно, они и были муравьями. Он - это не более чем клетка эпидермиса чудовища, которое сошлось а поединке с другим чудовищем, благоговейно заботясь при этом о своих внутренностях, но совершенно не думая о собственной коже. Было что-то обволакивающе-обезличивающее в самой идее соединяться таким образом с другими людьми. И не потому, что их объединяла общая цель, нет, просто они принадлежали к одному чудовищу, такому необъятному, что можно было беззаботно исполнять свой долг, подчиняясь судьбе и необходимости. Товарищество протоплазмы.
Белокурый солдат прошептал два или три слова, и на мгновение показалось, что с ним говорит целая армия. Затем до него дошел их смысл, и он сделал необходимую корректировку в механизме, который они здесь развертывали.
Но от этих двух или трех слов у него перехватило дух и появилось осознание полной внутренней нищеты. То, что представлялось абстрактным, обрело конкретное обличье, и это было плохо. Воображать себе чудовище, состоящее из людей, - это одно, получать же бесчувственный и абсолютно неотвратимый, от которого никак нельзя было укрыться, тычок от соседней клетки и ощущать гнетущее, надвигающееся стеной, давящее целое - совсем другое. Он ухватился рукой за воротник, будто что-то его душило. Казалось, всей кожей ощутил он толкотню и грубый натиск далеких, невидимых индивидуумов. Легкое подталкивание локтем галактической орды.
Теперь они находились у самого края кряжа, на вершине невысокого холма. Он пристально вглядывался вдаль, туда, где воздух уже понемногу снова становился прозрачным. Было ощущение, что он задыхается. Внутреннее состояние резко переменилось. Это произошло совершенно неожиданно, впрочем, теперь в этом дичего необычного не было. Оно нахлынуло из какого-то дикого, чужого, постоянно увеличивающегося пространства внутри него.
И тогда в простиравшейся впереди необъятной небесной шири с фантастическими грядами облаков он снова увидел лица своих лфузей, расположенные в ряд, друг за другом, - но такие огромные, будто это был пантеон полубогов. Такие же, как и те, что он видел в подвале и еще несколько раз после того, только сейчас все они были вместе. Единственные лица во вселенной, заключавшие весь смысл. Блэк Джордж с широкой, кажущейся глупой (но на самом деле совсем не такой) улыбкой. Лорен с впалыми щеками, всегда готовая спорить и убеждать, застенчиво глядящая снизу вверх. Дарк Хелен с ее надменными тонкими губами. Опять Сэллоу Кент с его исподволь оценивающими глазами. И Альберт, и Маурисий, и Кейт. И другие, чьи черты были расплывчаты, щемящей болью напоминая о забытых друзьях. Все они, удивительным образом преломляясь в воздухе, излучали теплоту и свет. Как символы, все еще хранящие в себе квинтэссенцию личности.
Он стоял как вкопанный, начиная трепетать от охватившего его волнения, чувствуя свою неискупимую вину. Как мог он пренебречь ими и бросить их? Его друзья, единственные, достойные его преданности, спасительный островок в заполонившем вселенную людском море, единственные стоящие и несущие в себе смысл; они, в сопоставлении с которыми слова о человеческой расе, убеждениях, человечности не значили решительно ничего. Это было само по себе очевидно и неоспоримо, как предпосылка в математике. Прежде он видел одни маски, блики, подобия теней. Теперь, так вот сразу, он оказался рядом с невидимыми никому богами, теми, кто на самом деле являлся скрытым движителем всего.
Видение медленно растаяло, став частью его памяти. Он повернулся и посмотрел на белокурого солдата так, словно видел его впервые. Неужели он когда-то полагал, что они с этим солдатом могут иметь что-то общее? Пропасть между ними была глубже, много глубже, чем если бы они принадлежали к разным видам. Зачем ему понадобилось размышлять об этом глупом, косоглазом, ограниченном и суетливом существе? Но теперь с этим покончено. Все было предельно ясно.
- На этот раз они получат свое, - убежденно проговорил солдат. - Сейчас у нас есть все, что надо. Покажем же этим клопам. Ну, давайте!
Это звучало странно. Истерично и невыносимо. Вчера пауки. Сегодня клопы. А завтра - червяки? Этот солдат действительно верил, что все происходящее важно и величественно. Что в подобной бойне присутствуют свой смысл и своя цель.
- Ну, давайте! Запускайте бета-цикл, - нетерпеливо выпалил солдат, подталкивая его локтем.
Все было предельно ясно. И эта ясность уже никогда не покинет его. Одним поступком он вырвется из галактической шайки и навсегда останется верен этим лицам в небе.
- Ну, давайте, - приказывал солдат, судорожно дергая его. Он расчехлил свое оружие, дотронулся до кнопки. В затылке белокурого солдата появилось тусклое черное пятно - именно пятно, а не дыра. Он спрятал труп, спустился по противоположному склону и присоединился к одному из подразделений.
К утру они снова отступали - израненный монстр, машинально продолжающий сопротивляться разложению.
Теперь он был офицер.
- Он мне не нравится, - сказал солдат. - Конечно, все пытаются запугать тебя, хотят они того или нет. Это входит в их обязанности. Но с этим совсем другое дело. Я знаю, что он не говорит строго, не угрожает и не жесток. Знаю, что он вполне приятный человек и иногда находит время, чтобы заметить тебя. Даже отзывчив. Но в этом есть что-то странное, чего я не могу понять. Что-то хладнокровное. Как если бы он был неживой - или мы мертвые. Даже когда он особенно любезен и внимателен, я знаю - ему наплевать на меня. Это все его глаза. Я понимаю, что в каждый данный момент означают глаза фомалхоутинской медяницы. Но я ничего не могу прочитать в его глазах.
Парящий в вышине город казался чужим, хотя когда-то был домом. За это он любил его еще больше. Непривычная цивильная одежда раздражала кожу.
Быстрым шагом он пронесся по тротуару, сворачивая то в одну. то в другую сторону, пока не наткнулся на пешеходную развязку, Он с искренним любопытством наблюдал за снующими мимолицами, как если бы попал в зоологический сад. Ведь он хотел лишь немного насладиться чувством быть неузнанным. Он знал, что делать дальше. Здесь находились его друзья, и здесь находились звери. Но на первом месте должны быть судьбы друзей.
