Владислав Чупрасов - Холодные и мертвые (сборник рассказов)
— Мемфис? — официально поинтересовалась трубка голосом Ганса. Курт громко хохотнул.
— Он.
— Не гогочи, — Ганс чуть понизил голос. — Это официальный звонок, он записывается.
— Понял. Что? Ганс немного помолчал, пошуршал чем-то и только спустя минуту отозвался, когда Курт уж было решил, что тот совсем пропал:
— Сразу после выезда к нам с отчетом. Очень важно проверить первичные реакции мастера. Экспериментальная версия и все такое, сам понимаешь.
— Не очень, — Курт бросил взгляд на Эфа, стоящего на зарядке. Тот наконец-то заткнулся и, похоже, вообще отключился.
— Сам знаешь, что я к вашим научным делам отношения не имею. Ганс выразительно промолчал, демонстрируя, что все понял, все заметил, и тему развивать не собирается. Хотя бы во время записываемого разговора. А в том, что дотошный Ганс готовит для него целый допрос, Курт не сомневался.
— Хорошо, — неспешно процедил Ганс. — После выезда ждем вас у себя. Бензомастера на диагностику, тебя с отчетом.
— Я услышал тебя, — отозвался Курт. Ганс смято попрощался и сбросил звонок. Курт задумчиво покрутил в руках коммуникатор и спрятал его в дополнительный карман термобелья — низких температур техника все еще не выдерживала.
— Странное что-то, — поделился своими мыслями с безмолвным мастером он. Курту показалось, что перетекающее темное лицо дрогнуло и чуть-чуть прогнулось, но Эф с места не тронулся. Еще не хватало. Но о сомнениях Курт скоро забыл, принявшись заполнять термосы свежезаваренным кофе. Конечно, после повторного нагревания он окончательно превратится в неудобоваримую бурду, но капризничать не приходится. Оставшиеся сорок минут Курт сидел у стройки на высоком стуле, поджав ноги, и неотрывно наблюдал за тем, как меняются цифры на часах. Было безумно скучно, но делать ничего не хотелось. В тот момент Курт впервые поймал себя на мысли — жаль, что Эф сейчас не может разговаривать. И тут же себя отдернул — как только мастер заговорит, Курту через полминуты снова захочется, чтобы тот замолчал навсегда. К моменту выезда нервы Курта были натянуты до предела, и меньше всего он хотел слышать что-то от своего мастера. Так что, отключив провода, он первым делом сообщил:
— Ни слова, — ожидая, что мастер его послушает.
— Еще чего, — огрызнулся Эф, делая шаг вперед. Унизительная ситуация — он не может совладать с собственным бензомастером.
— Хорошо… — процедил Курт, накидывая поверх комбинезона парку.
И, не говоря ни слова, вышел на улицу. Майские морозы тут же прихватили его за нос и за щеки, но Курт поспешно нырнул в машину и принялся дергать ключ зажигания. Джип тарахтел и шипел. Хороший джип обязательно спасет тебе жизнь, Атли, всегда говорил ему отец. Его самого проапгрейженная машина не спасла, и после этого Курт начал задумываться, что же в самом деле может спасти жизнь — не обязательно ему, может, и кому-нибудь еще. По всему выходило, что если даже непогрешимый джип дал слабину, то людей не спасет уже ничего. В свою очередь, его мама считала, что человечество спасет любовь.
И, как можно было сразу понять, любовь ни ее, ни человечество не спасла. Когда температура стремится к минус сорока в особенно тяжелые ночи, о любви как-то уже не думаешь. На улицах города, заснеженных и ставших еще уже, чем они были прежде, людей практически не было. Всего раз Курту пришлось остановиться, чтобы пропустить нечто, закутанное с ног до головы в шарфы, перебегающее дорогу у дверей Университета. Подъездная дорожка была отчищена от снега, и Курт вполне представлял студентов и лаборантов, по утрам отрабатывающих трудовую повинность: в теплых куртках, варежках, с румяными щеками и носами, с лопатами. А за расчищенную дорожку — зачет. Или небольшую премию. Но Курт не стал сворачивать, сбавил скорость — и ехать стало значительно труднее. Джип вырывал из-под колес клочья уплотнившегося снега, ревел, то и дело пытался заглохнуть. Дорогу за Университетом не расчищали, да никто там толком и не ходил: жилые дома лепились ближе к центру. Жить в центре теперь стало уже не делом престижа, а вопросом банального выживания. Ну и подальше от Университета — на всякий случай. С трудом всхрапывая, джип вырвался на окружную дорогу, когда Эф снова подал голос. До того он мелькал только в зеркале заднего вида, если Курт поднимал взгляд — ему нужно было проверить, не заляпал ли Эф весь салон своими сгустками. Нет, не заляпал. Только надменно повернул голову на взгляд и передернул плечами. Очень выразительно, стоит сказать.
— Ну и глушь, — вдруг прокомментировал вид за залепленным окном бензомастер. Курт только решительно проигнорировал замечание.
— Стало еще хуже, чем раньше.
— Чем раньше? — удивленно, еще не до конца поняв смысл фразы, переспросил Курт. Потом глянул через плечо, но увидел только окончание жеста: Эф махнул на него рукой и снова впал в оцепенение. Хотя, скорее всего он просто притворялся. Глушь не отличалась ничем от любой глуши, в которой успел побывать за свою жизнь Курт. Что такое загадочное успел углядеть за окном бензомастер — кто его знает, вряд ли он пояснит, даже если от него ультимативно требовать объяснений. Пока что дорога была относительно ровной, а ровной она была на участке город — несусветная глушь.
Впрочем, до условной «НГ» было еще ехать и ехать, так что колеса сносно скользили по накатанной колее, слегка присыпанной снегом, по уровню которого, по желанию, можно было определить, когда здесь прошел последний Патруль. А еще было достаточно времени, чтобы подумать обо всем, на что раньше не хватало времени. Возвращение Бранда, к примеру, было настолько же неожиданным, насколько и ожидаемым. Курт сам вернулся в город, хотя после выпуска из института клялся, что уезжает навсегда. Незадолго до него приехала Хильди, которую Ганс лично вытащил откуда-то с юга. Глубоко замужняя девушка была ему нужна, как бензомастеру шапка, но все же была вызвана вместе с мужем, поселена неподалеку от Университета и посажена на место гансовой секретарши. Все, что оставалось Курту — это гадать, кого же он увидит следующим. Бывшие однокурсники стекались на родину так, будто она была медом намазана. Несмотря на то, что с каждым годом становилось все хуже и хуже — и иногда Курт ловил себя на мысли: ему жаль, что он не видел этого угасания большого, почти столичного города. Как он медленно приходит в запустение, когда все уезжают на континент и дальше, как можно дальше от подкрадывающегося холода. Когда с каждым годом снега выпадает все больше, и он не тает. Когда август впервые сравнялся с декабрем. Наверное, поэтому он вернулся. Может — потому что Ганс очень звал.
