Валерий Язвицкий - Путешествие на Луну и на Марс
— Это, — говорит профессор, — лунные горы видать и тени от них, а также лунные моря и впадины разные, как это и у нас на земле бывает…
…Луна видится огромная и вся рябая…
Гура ему не поверил, но сказать что это брехня, не успел, так как Ершов, по знаку профессора, опять винты перевернул. На полотне же в это время новые перемены. Лунные рябинки начали увеличиваться, потом затуманились, а потом вдруг ясно так стали большие, и видно, что это не просто рябины, а действительно горы.
— Ну, довольно, — кричит профессор, — остальное на Луне лучше разглядите, когда там будете. Теперь, товарищ Ершов, давай Марс!
Закрутил у трубы Ершов, перевел стрелку, и вот сгасла Луна на экране, а вместо нее звездочка красноватая замаячила.
— Поставьте, — говорит Ершову профессор, — на самое большое увеличение.
Тут уж Гура не имеет никаких возражений, знай только в полотно глазами впивается. Красноватая же звездочка на его глазах в круг перекинулась, вроде как Луна стала, а по ней пятна и полосы идут.
— Эта самая звездочка, то есть Марс, — говорит профессор Джон Айрс, — такой же шар, как Луна и Земля; только он, хотя и меньше Земли в семь раз, все же гораздо больше Луны. Огня там нет, как нет и на Луне и у нас на Земле, огонь только на Солнце.
— А это, — Ершов спрашивает, — что за пятно белое и полосы?
Профессор жует трубку и усмехается.
— Это, — говорит, — пятно белое — снег, как у нас на севере в холодных странах, а полосы эти — каналы, которые тамошние жители на тамошней земле прорыли вместо высохших рек.
Переглянулся Гура с Ершовым, что, мол, он это мелет, да Ершов сразу его успокоил.
— Мы, мистер, — профессору он отвечает, — (а мистер значит — господин), — так вот, мистер, мы это полетим и все своими глазами увидим. Так оно или нет, узнаем, а потом, мистер профессор, и вам расскажем…
…Звездочка на его глазах в круг перекинулась, вроде как луна стала, а по ней пятна и полосы идут…
Так на этом и покончили да в этой же самой летательной машине и стол для ужина накрыли. Тут всякие запасы оказались и даже советское хлебное вино американец из шкафа особого вытащил.
Подмигнул глазом на бутылку и на шкаф очень так весело.
— Дорогой, — говорит, — пользуйтесь. Оно кровь согревает, а на Марсе холодней, чем на Земле будет.
Ну, Гура тут ожил, откупорил и сразу три стакана набулькал. Чокнулись, за полет выпили и крякнули.
Профессор пожал руки обоим приятелям, потряс даже очень здорово и вышел.
ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ
Только дверка за Джоном Айрсом захлопнулась, как Ершов с места вскочил.
— Летим, Гура, — спрашивает, — или не летим?
А Гуру вином сразу разобрало так, что, ему и море по колено. Куда и страх делся.
— Крути машину, Сашка, — кричит, — летим! Ничего не боюсь, к самому чорту на рога полечу!..
Ершов времени терять не стал. Дверку скорей завинтил на запоры, стрелку у трубы на Луну наставил, винт повернул, и сел, бледный весь. Только как будто ничего не случилось, а лишь на экране, то есть на полотне белом, лунный лик обозначился.
— Вот, — говорит, Ершов, а зубы стучат малость, — мы и летим.
Снялся Гура с места, заметался туда— сюда, а потом тоже сел. Все одно, никуда теперь не денешься — полетели. Сидят оба, друг против друга, а в мозгах ничего, как есть, нет, — страхом обоих проняло.
Меж тем Луна больше да больше на экране растет и вдруг в бок уходить стала. Вскочил Ершов и к винтам.
— Ты, Петя, — говорит Гура, — теперь в оба следи, чтобы Луна с полотна этого не сходила, а то занесет нас, чорт знает куда. Этот экран нам вроде руля будет.
Сам говорит, а винт винтит со старанием. Минуты не прошло, как опять Луна на экран вернулась.
— А что, мы скорей летим, чем аэроплан? — спросил Гура, оправляясь от испуга.
— Ха, ха, — засмеялся Ершов, — аэроплан делает 180 пусть даже 200 верст в час, а мы летим со скоростью 10 верст в одну секунду, а в одну минуту 600 верст…
— Ишь, ты, — вскрикнул Гура, — а далеко мы теперь от земли?
Ершов поглядел на машинку около трубы, которая на часы особые такие походила, и говорит:
— Прибор вот этот показывает что мы летим уже 30 минут, а это значит, что мы 18 тысяч верст пролетели!..
На этом Ершов оборвал разговор, так как глянул на тот самый экран, где Луна обозначалась, и глазам не поверил. Гура следом за ним перевел взгляд и ахнул только.
Страшная луна совсем стала: свет стал еще ярче, а тени от гор черней. Вся-то она уж на полотне не помещается, а только горы свои, словно зубы, ощерила. Глядят на нее приятели, по спине мурашки бегают, а оторваться нельзя, — приковала Луна к себе этой жутью самой и держит.
Сидят оба, друг против друга, а в мозгах ничего, как есть нет — страхом обоих проняло…
Сколько в таком оцепенении они пробыли, тогда им только стало известно, когда Ершов первый опамятовался и на этот особый часовой прибор посмотрел. Посмотревши же, головой покачал да свистнул.
— Петя, — говорит, — мы два часа летим, значит 72 тысячи верст отмахали…
Тут Гура обрадовался. Смешки ему на ум идут.
— Ну, значит все хорошо, — говорит, — коли за два часа ничего не случилось, значит машина выдержит…
— Это уже без сомнения, — поддерживает его Ершов, — на ять американцы работают…
— А что теперь у нас, — хихикает Гура, — в кооперативе делают? Чай, скрипят перьями, цифры в книгах выводят — к отчету готовятся. Я здорово это от самой страды улетел.
Закусили они на радостях и беседуют мирно.
— Все же я к этой Луне, — говорит Гура, — спиной сяду и глядеть не хочу — все внутренности она у меня переворачивает.
Тут Ершов за Луну вдруг обиделся. Он всегда на невежество обижался. Горячо так стал Гуре про Луну доказывать.
— Ты, Петька, — говорит с укоризной, — бревно дубовое. Долблю я, долблю тебе башку, а у тебя все ни на что понятия нет.
Пошел парень жалкие слова говорить, а потом объяснять стал. Гура пришипился, слушает — все же, ведь, совестно, что разум-то не паханый.
— А скажи, — говорит, — вот Луна на Землю светит, ну а Земля-то Луне тоже светит?
— Ученые доказывают, что светят и даже в четырнадцать раз светлей, чем Луна. Земля-то, ведь, в 50 раз больше Луны. Только свет-то у Земли голубовато— зеленоватый.
— Это почему?
— А потому, что там, где моря, она голубоватый блеск дает, а где суша — зеленоватый от травы, значит, и лесов…
— Ишь, ты…
— Луна, брат, — продолжает Ершов, словно книгу читает, — такой же шар, как и Земля, только меньше. А вот вертятся они по-разному. Наша земля вокруг Солнца кружит — в год или в 365 дней круг около него делает и сама, как колесо, вокруг себя вертится, делая полный оборот в сутки, то есть в 24 часа.
